Бойцы перебежали по ним дальше, вскарабкались по обрушившейся ферме вверх и помогли уложить вторые мостки.
Танки, самоходки, артбатареи растянулись в две колонны более чем на километр, стояли, ожидая переправы.
– Борзых, передай нашим, чтобы очередь не занимали! За мной!
Группа вернулась назад и прошла другим путем – в район Курдюрштрассе.
Серые дома, похожие на каменные коробки, смотрели на русских солдат битыми стеклами окон, из которых вывешивались белые флаги. На стенах домов еще сохранились фашистские лозунги. У разрушенных зданий, среди груд кирпича и камней застряли разбитые немецкие танки, орудия и грузовики, рядом – трупы фрицев. Покосившиеся столбы мотали обрывками проводов.
Угрюмые цивильные немцы тащились прочь со своими велосипедами, чемоданами, детскими колясками. Они сжимались, скукоживались, стараясь выглядеть Очень Маленькими Существами. Красноармейцы их будто не замечали, а если вдруг останавливали, берлинцы тут же выдавали: «Тельман – гут, Гитлер – капут!», как будто это какой-то утвержденный пароль.
Наши батареи прямо с улиц били по центру города. Гудели машины и «Катюши», с которых были сброшены брезентовые чехлы, грохотали танки, среди тяжелой бронетехники ловко сновали «Виллисы», над крышами с ревом проносились самолеты.
Казалось совершенно невозможным, что при таком скоплении техники город до сих пор держится. Но немцы сопротивлялись, сопротивлялись отчаянно.
Пехоте приходилось брать штурмом каждый дом, а немцы, его оборонявшие, стреляли по штурмующим через бойницы, пробитые в перегородках, и швыряли гранаты сквозь специально проделанные отверстия в перекрытиях.
Орали: «Рус, сдавайся, капут!» И слышали в ответ: «Вам капут, с-суки! Берлин капут!»
* * *
29-го вечером все группы 1-й гвардейской танковой бригады соединились у Ангальтского вокзала. Немецкие смертники засели за прочными стенами вокзальных подвалов и стреляли по всему, что двигалось. Вот и пришли «ИСы», чтобы вразумить своими 130-ю миллиметрами.
Шел дождь, пожарища медленно гасли, и низкий черный дым густо застилал мостовые. Привыкнув к дневной полутьме, когда чад застил солнце, Репнин и не заметил прихода ночи.
К вокзалу подступились, задействовав приборы ночного видения.
– Огонь!
«ИСы» выдали дружный залп – кирпичи полетели сразу глыбами, копотя цементной пылью.
– Федотов, хватит долбить стену! Амбразуру видишь? Левее водосточной трубы?
– Вижу! Туда?
– Туда!
Башнер не подвел командира и наставника – точно положил снаряд, и тот рванул уже в подвале. Еще несколько минут, и из вокзала взлетела в небо красная ракета – это был сигнал прекратить огонь, поданный разведчиками Графова, которые вместе со штурмовыми группами ворвались в здание.
– Борзых! Приказ по всем батальонам – выдвигаемся на Курфюрстенштрассе!
– Есть!
По Курфюрстенштрассе серьезного сопротивления танкисты не встретили, а вот на перекрестке с Кейтштрассе стало жарко – тамошний квартал гитлеровцы готовили для длительной обороны. Ворота и двери подъездов забаррикадированы изнутри, из углового дома слева зенитки простреливали всю улицу, а командование поставило задачу: во что бы то ни стало занять перекресток и оседлать Курфюрстенштрассе вплоть до зоопарка, чтобы затем выйти по Кейтштрассе к Ландвер-каналу и Тиргартену.
Было решено прорываться на полной скорости, тем более что рубеж обороны, занятый немцами, был неширок.
Мотострелки частью остались в бэтээрах, часть пересели на броню. По команде Репнина танки рванули вперед, к опасной зоне. Автоматчикам было приказано вести непрерывный огонь и бросать гранаты, когда танки станут проходить перекресток, а самоходкам – поддерживать танковые взводы своими калибрами.
Под грохот пальбы с самоходок и трескотню автоматов танки выкатились к перекрестку на предельной скорости – рушились стены, звенело битое стекло, камни и штукатурка летели отовсюду, пыль и дым застили улицу.
Немцы были весьма впечатлены – одни и головы поднять не могли, а другие побросали оружие и занялись бегом на длинные дистанции.
Задание было выполнено, и бригада почти вплотную приблизилась к Ландвер-каналу. Но тут на пути встал серый домина, где раньше размещалась полиция. В его стенах зияли пробоины от обстрелов, видны были окна, заделанные цементом до размера амбразур. В них торчали фаустники и пулеметчики.
– Борзых! Свяжись с КП майора Друганова, и… Дай микрофон, сам челом бить стану.
– Друганов на связи, товарищ полковник!
– Ага… Срочная работенка, Друганов! Тут дом полиции, и он мне надоел. Дом надо уничтожить. Ты как?
– Я – за! – рассмеялся майор сквозь помехи.
Прошло каких-то пять минут, а одна из машин из дивизиона гвардейских минометов Друганова уже промчалась по загроможденной щебнем улице и, подымая тучи известковой пыли, остановилась у завала.
Серая громада дома-крепости хорошо была видна. В ста метрах «Катюша», вернее, «Андрюша» изготовился для стрельбы прямой наводкой.
Разведчик Самуилов вовремя заметил фаустника и снял его короткой очередью, вот только и сам словил пулю. Сержант Вагазов взялся за пульт управления, и тяжелые эрэсы со скрежетом унеслись. Загремели страшные взрывы.
Серый дом осел, верхние этажи его обвалились, руины окутались дымом и пламенем. Еще немного, еще чуть-чуть, и из подземных казематов потянулись немцы, задирая руки вверх. Гитлер капут!
– Иваныч, вперед! Немного осталось!
– Есть, товарищ командир!
102-й выехал на Лютцовштрассе, последнюю улицу перед Ландвер-каналом, за которым Тиргартен и Рейхстаг. Обыкновенная берлинская улица: костяки разрушенных домов, освежеванные лестничные клетки, горы щебня, воронки, исковерканные вагоны трамваев.
Лютцовштрассе была перегорожена баррикадами из обломков стен, а узкие проходы, оставленные для танков, были заминированы и простреливались орудийным огнем. Разведка донесла: чуток подальше, за стволами вековых дубов пряталось большое мрачное здание с амбразурами вместо окон.
Даже если танки одолеют завалы, то попадут под огонь этого дома-форта.
– «Катюшу» бы сюда! – возмечтал Борзых.
– Вызывай!
– Есть!
За углом ждали своего «показательного выступления» РСЗО
[39] гвардии старшего лейтенанта Быковского. Он и приказал одному из «Студебеккеров» пособить танкистам.
Шоферу боевой установки гвардии сержанту Бережному
[40] пришлось поработать и командиром орудия, и наводчиком. Подложив под задние колеса «студера» бревно, сержант навел установку на цель. Немцы заметили машину, поднялась стрельба, но поздно – эрэсы накрыли дом-крепость.
