Всю ночь они разговаривали или просто сидели молча, боясь спугнуть охватившее их обоих чувство. С этой ночи они сделались почти неразлучными, то сидя рядом на репетициях «Парсифаля», то гуляя по паркам, то присутствуя на очередном обеде или вечере в доме Вагнера.
Однажды Айседора сильно поспорила с Козимой относительно сцены «Вакханалии» в «Тангейзере». С присущим ей энтузиазмом и азартом девушка выложила перед вдовой свое видение танца Трех Граций и даже протанцевала кусочки, попутно объясняя, как движения танцовщиц будут сочетаться друг с другом и общей мизансценой. Козима была возмущена трактовкой столь важной в спектакле сцены, с плохо скрываемой яростью доказывая своей гостье, что маэстро ни за что бы не одобрил придуманных ею новшеств. Ну, нет так нет, хозяин – барин. Айседоре оставалось только выслушать возмущения фрау Козимы, пообещав ей сделать все так, как это указано в бумагах композитора. От своей идеи она, понятное дело, не отрекалась, просто решила оставить ее до лучших времен, а пока не портить отношения с фрау Вагнер. Да и саму Дункан в ту пору куда больше волновали собственные чувства и ночные свидания с Генрихом, который очень удачно как раз закончил очередную главу, которую и обещал принести в «Филипсруэ».
Айседора сгорала от желания отдаться своему новому возлюбленному, но тот преступно медлил, чувства ее обострились до такой степени, что она могла вскрикнуть или даже потерять сознание, когда Генрих дотрагивался до ее руки или нежно обнимал за талию. Ни разу в жизни не испытывая ничего подобного, Айседора упивалась новыми ощущениями, преданно глядя в зеленые глаза своего избранника. Она не могла ничего есть и вскоре утратила сон, день за днем доводя себя до нервного истощения. На репетициях она могла разреветься, слушая арию, или вдруг начать говорить глупости. Неудивительно, что и с фрау Вагнер она не стала спорить, доказывая свою правоту, не потому, что считала вдову единственно правой, а просто оттого, что думала в этот момент совсем о другом.
Находясь в постоянном любовном томлении, Айседора посещала лекции об искусстве, которые с недавнего времени начал проводить Генрих в доме Вагнеров, а ночью он прокрадывался в дом Айседоры, где, устроившись рядом с ложем своей дамы, снова и снова зачитывал ей главы из «Святого Франциска». С вечера до утра, дабы покинуть «Филипсруэ» с первыми лучами солнца, когда соседи еще спят и никто не сможет обнаружить женатого Тоде рядом с домом незамужней Дункан в столь неподходящий час.
Но однажды утром, покидая бледную после бессонной ночи Айседору, Тоде был все же застигнут «на месте преступления», да не кем-то, а собственной тещей, которая после спора с танцовщицей не смогла уснуть, разбирая архив своего дорогого супруга, с единственной целью – предъявить упрямице Дункан собственноручные записи Рихарда относительно спорной сцены. Каково же было ее удивление, когда в тоненькой, неприметной тетрадке, о которой она совсем позабыла, вдова вдруг обнаружила детальное описание танца «Трех Граций», каждое слово которого полностью совпадало с тем, что безуспешно пыталась донести до нее невероятная американка!
«Дорогое дитя, – сказала она, потрясенная и взволнованная, – должно быть, сам маэстро вдохновил вас. Взгляните сюда, вот его собственные записи – они всецело совпадают с тем, что вы постигли бессознательно. Теперь я не стану больше вмешиваться, и вы будете совершенно свободны в вашем толковании танцев в Байройте»53.
Неизвестно, что подумала про себя фрау Козима, увидев в столь ранний час рядом со своей «будущей невесткой» собственного зятя. Внешне она сделала вид, будто бы не находит в этом ничего особенного, пришла же ей самой блажь навестить Айседору в столь ранний час, так почему же…
Впрочем, она была действительно взволнована бессонной ночью и, главное, обнаруженными записями. Фрау Вагнер оставила Дункан в смешанных чувствах, решив, что сегодня же серьезно поговорит с Зикфридом и убедит его, наконец, сделать предложение.
Козима Вагнер
Пережив много стыда и разочарования, на старости лет Козима сделалась ярой католичкой, она активно посещала церковь, стараясь замаливать грехи за себя и за Рихарда. А ведь было что замаливать.
Позволю себе немного отклониться от хода нашего повествования об Айседоре Дункан, дабы хотя бы в общих чертах поведать историю любви и позора Козимы и Рихарда. В конце концов, живя в цивилизованном обществе и имея доступ не только к газетам, но и невольно общаясь с реальными свидетелями их романа, Айседора не могла не знать об этой нашумевшей в свое время истории.
Итак, Козима Франческа Гаэтана Лист была дочерью композитора Листа и графини Мари д’Агу. Влюбленных связывал многолетний бурный и скандальный роман, который они не стремились скреплять брачными узами. В 1837 году, желая удалиться от света и пересудов и тщась скрыть очередную беременность графини, которая была на четвертом месяце, они путешествовали по Италии, и когда пришло время, сняли домик в горной деревушке Белладжо у озера Комо, где 25 декабря у них родилась дочь. Мать Козимы была известной в своих кругах писательницей, отец – гениальным композитором и пианистом. Занятые своей жизнью родители практически сразу же спихнули малышку на руки нянькам и гувернанткам, начальствовать над которыми уже традиционно взялась мать Листа Мария Анна, урожденная Лагер, которая увезла внучку в Париж, знакомить с другими детьми своего непутевого сына. Дома ее ждали внук и внучка.
Когда Козиме исполнилось шестнадцать лет, она впервые увидела Рихарда Вагнера, который приехал в гости вместе с ее отцом. Встреча состоялась 10 октября 1853 года и не взволновала ни Козиму, ни Рихарда. «Впервые я видел своего друга, окруженного детьми, подростками-девушками и мальчиком-сыном, переходившим в возраст юноши…, – писал о своей первой встрече с будущей женой композитор, – дочери его произвели на меня впечатление чрезвычайно застенчивых девушек».
В ту пору Вагнеру было сорок лет, семнадцать из которых он был женат на актрисе Минне Планер, тяготясь своим браком, но просто принимал происходящее как должное – католики не разводятся. Что же до Минны, она требовала от Рихарда, чтобы тот зарабатывал деньги, и слышать не хотела о музыке и духовных исканиях. Он же, по свидетельству современников, мог дни напролет разговаривать исключительно об искусстве. Кроме того, деньги явно игнорировали композитора, Вагнера постоянно преследовали кредиторы, не давала спокойно жить супруга. В результате, вместо того чтобы делать свое дело, он тратил время на мелкие халтуры, занимаясь переложением и аранжировками модных опер, или писал рецензии в журналы и газеты. Но делал он это спустя рукава, так что в один не особенно прекрасный день маэстро оказался в самой настоящей долговой яме.
Минна ненавидела мужа, который не мог обеспечить ей достойную безбедную жизнь, но долговая тюрьма была не последним унижением в их совместной жизни. В 1849 году Рихарда Вагнера обвинили в участии в Дрезденском восстании; узнав, что друга собираются арестовать, Ференц Лист помог ему сбежать за границу, купив Вагнеру паспорт на имя профессора Видмана. Друзья договорились, что Рихард устроится в Швейцарии, откуда после напишет Ференцу. Минна отказалась ехать с мужем.
