Айседора поднимает лист с порошком, какая легкая смерть, умереть, слушая Шопена. Секунда, и яд по бумажному желобку посыплется ей в рот, Патрик и Дердре все выше и выше. Дункан запрокидывает голову, и в этот момент со звоном распахиваются двери и окна, ворвавшийся в ателье ветер порывом сдувает смертоносную пыль, и она поднимается над Айседорой серебристым облаком. А в следующее мгновение детские ладошки хватают ее за руки, плечи, обнимают за талию, целуют в щеки и губы. Их много, Патрик, Дердре. они везде и всюду.
«Айседора, мы тоже ваши дети. Не бросайте нас, живите ради нас!» Одетые в домашние платья девочки-ученицы обнимают свою приемную маму, не позволяя ей ни упасть, ни улететь. И она оседает обессиленная, окруженная со всех сторон их любовью и нежностью.
«Нет. Мама никуда не уйдет. Мама будет с вами», – произносит она бескровными губами, чтобы в следующее мгновение потерять сознание.
Патрик и Дердре летят все выше и выше, их уже не догонишь.
Бегство
Все воспитанницы Дункан тяжело переживали смерть самых младших учеников школы, и все они больше всего на свете боялись теперь потерять еще и ее. Поэтому Айседору окружили своей любовью и участием, по сто раз на дню маленькие феи оказывались перед не способной заниматься с ними танцовщицей, умоляя посмотреть их новые работы, поговорить об искусстве, дать хотя бы небольшой урок.
Старшие девочки, те, что были набраны в Берлине, теперь преподавали новым ученицам, так что Айседора могла не беспокоиться за судьбу школы, что же до того, чтобы попытаться отвлечься работой, об этом не было и речи.
Ночью в одинокой постели она мечтала прижаться к сильному, теплому плечу Париса, но тот после похорон забыл дорогу в Нельи. Понимая, что единственный шанс для нее вновь обрести почву под ногами – это быть все время с любимым, Айседора беспрестанно звонит и пишет Зингеру, но тот замкнулся в себе и не отвечает на призывы Дункан, опасаясь, что в Нельи его встретят слезами и воспоминаниями, которые он решительно гонит от себя.
Айседора жаждет его любви и… возможности родить еще хотя бы одного ребенка. Дать новый шанс Дердре или Патрику появиться на этом свете. Что может быть проще? Она снова родит одного, затем другого, дети вернутся, и все будут счастливы. Но Зингер не желает пройти этот путь дважды. И Айседора погружается в омут отчаяния. Все в Нельи напоминает ей о потере. В комнате, в которой жили ее малыши, до сих пор находятся их вещи. Дункан начинает слышать голоса, видеть, как по дорожке к дому с корзинкой цветов идет Дердре или Патрик склонился над какой-то книгой.
Доктор требует, чтобы Айседора немедленно покинула это место. Самое лучшее – отправиться в длительное путешествие, занялась каким-нибудь делом, способным захватить ее целиком, потребовав от нее полной самоотдачи. Но пока это не может быть школа или театр. Она просто обязана сменить обстановку, в то время как ученицы переедут на одну из вилл Зингера, где продолжат свои занятия. Парис категорически отказывается сопровождать свою подругу в ее странствиях, и на помощь приходит семья. Раймонд со своей супругой Пенелопой и сыном Меналкасом готовятся к путешествию в Албанию, где они будут трудиться в лагере беженцев.
«Твои дети погибли, но в мире полно больных, голодных и несчастных детей, которых мы еще можем спасти, – сурово констатирует он. – Я не предлагаю тебе ни виллы, ни слуг, ни деликатесов, а как раз прошу вложить твои деньги и силы в этот проект. Работать, а не валяться на диване, рыдая об утраченном».
«Поехали лучше с нами на Уорфу, – сменяя возле постели Айседоры брата, нежно шепчет Елизавета. – Приятное путешествие, никакой спешки, остановимся на несколько дней в Милане, побродим по городу, надоест, двинемся дальше. Весь мир наш. Поедем в твоем автомобиле, на поезде или возьмем экипаж. В Италии сядем на пароход и прямиком на Корфу. Ты и сама не заметишь, как снова начнешь улыбаться. Только ты, я и Августин. Что может быть лучше?»
Айседора выбирает Италию. Тяжелая жизнь в палатке без малейших удобств и человеческих условий – это ерунда, но вот заботиться о чужих детях, когда она везде и всюду слышит детские голоса и не может без слез смотреть на совершенно чужих ей мальчиков и девочек… где рядом все время будет находиться веселый, неугомонный племянник…
Наверное, все же лучше будет вновь посетить Рим и Венецию. Музеи Флоренции или какой-нибудь совершенно незнакомый городок, но первая же остановка чуть не доводит ее до нового срыва. В Венеции Августин везет сестер в ту самую гостиницу, в тот самый номер, в котором она впервые почувствовала, что беременна. Воспоминания нахлынули на не ожидавшую подобного удара женщину, так что она снова увидала ангела в храме святого Марка, золотоволосого, голубоглазого Патрика, явившегося ей в тот день, как провозвестник грядущего, и играющую в песок Дердре.
Когда же Айседора легла на постель, пытаясь успокоиться, в самую ее душу заглянули злые глаза дамы с портрета, в гостиницах редко меняют интерьер: «Разве я этого не предсказывала – все ведет к смерти?» – с наигранным удивлением поинтересовалась незнакомка.
Дункан вскочила, точно ошпаренная, и как была, без туфель, вылетела в коридор, чудом не грохнувшись с лестницы и оказавшись у столика портье, где чуть не сбила с ног вышедшего из своего номера Августина, требуя, чтобы тот немедленно отвез ее в другую гостиницу.
В общем, с Миланом не получилось, и, не отдохнув, они на следующий же день отправились в порт Бриндизи, где сели на пароход и уже без приключений добрались до Корфу.
Что такое Корфу – солнце, море, свежий воздух, простая вкусная пища, словом, все то, что может излечить исстрадавшуюся душу или хотя бы отвлечь ее от страдания. Айседора понятия не имела, сколько времени она провела на этом дивном острове и что там делала. По словам Елизаветы и Августина, утром она уходила на море, где и сидела все время, пока ее не уводили в гостиницу. Она ела, не чувствуя вкуса, пробовала вина, не пьянея. Не отвечала на вопросы и ждала только одного, когда можно будет тишком убежать к морю.
Однажды Елизавета принесла Айседоре телеграмму от Зингера, в которой тот требовал немедленно сообщить о состоянии Дункан, и, получив сообщение, что она жива, тотчас собрался в дорогу, дабы быть с ней.
Оказалось, что во сне ему явилась сияющая лунным светом Айседора, которая протягивала к нему руки и говорила, что последует за детьми, если он не приедет.
В ту ночь, когда Парис видел жуткий сон, Айседора не спала, а, запершись в своей комнате, плакала и молила любимого приехать и забрать ее отсюда.
Обрадовавшись, что ее слова оказались услышанными, Айседора решила, что это знак, и их любовь еще может ожить, но Парис и не думал ни звать ее в Париж, ни оставаться на острове. Мало того, пожив там с недельку, он уехал, никому ничего не сказав. Просто исчез по-английски. Так что Айседора увидела только дым из трубы его парохода, догадавшись, что снова осталась одна.
«Как ты думаешь, куда мы сегодня отправимся?» – уже в который раз спрашивала Дердре, и тут же до Айседоры долетал предупреждающий вопрос гувернантки: «Не лучше ли им остаться дома?» Да, несомненно, это было самое настоящее предупреждение. Гувернантка что-то знала или предвидела? А она – глупая, ослепленная любовью мать не сумела разобрать этот знак судьбы, этот призыв о помощи!
