Он поморщился.
– Софистика… Ладно, допустим, вы такой фанатик, но
остальные? Остальные в вашей стране, как и в нашей – простое быдло. Которое
любит за что-то определенное. Любовь Ромео, который любил Джульетту неизвестно
за что, – не для низших классов наших стран. А вы ведь прагматик, верно?
Я смолчал. Он посмотрел удивленно, в моих глазах прочел
нечто, что встревожило.
– Владимир, – сказал он пораженно, – нет,
этого не может быть!
– Подождем, – ответил я. – Все станет ясно.
Сбоку раздался холодный ясный голос Лордера, оттуда словно
бы повеяло холодом:
– Извините, Владимир… Ждать как раз некогда. Раз уж
никто не берется сообщить такую нехорошую новость, то… простите, придется мне.
В помещении повисла тяжелая напряженная тишина. Все отводили
взгляды, опускали под ноги. Странно, речь явно о моей жизни, но страха нет, я
все еще чувствую, что это они в моих руках, а не я в их цепких пальцах.
– Я слушаю, – произнес я.
Мой голос не дрогнул, хотя я сглотнул слюну, а руки держу на
коленях, на виду.
– Сами понимаете, – сказал Лордер, его голос тоже
звучал ровно, почти бесстрастно, по-деловому, – что мы не можем позволить
себе скандала… ну, если вздумаете внезапно собрать пресс-конференцию и
рассказать, как вас похитили… Даже то, что собрались на остров ради вас, уже
удар колоссальной силы по нашему имиджу!.. Простите, мне очень неприятно такое
произносить… гм… вслух…
– Говорите, – поощрил я. – Я все понимаю, но
некоторые вещи должны быть сказаны именно вслух.
– Вы покинете этот корабль, – закончил он, –
либо нашим союзником, то есть будете работать вместе с нами, либо… за борт. С
камнем или якорем, привязанным к ногам.
На меня никто не смотрел, все упорно искали взглядами утерянные
сокровища или те смехотворные моральные ценности, которые сумели уничтожить в
маленьких людях Юсы и прочих покоренных стран. Лордер некоторое время
выдерживал мой взгляд, но лоб его покрылся испариной, рука полезла в карман,
что позволило ему перевести взор на платок.
– Да, – проговорил я, – вы мои реакции
просчитали достаточно верно… Вам даже не понадобилось подсовывать мне женщину с
идеально выверенными реакциями, как обычно делается.
Из другого конца каюты сказал с достоинством Лакло, он
быстрее всех вернул себе привычную манеру общения:
– Владимир, вы нас недооцениваете!
Я смотрел вопрошающе. Соммерг пояснил:
– Здесь на острове – было бы слишком явно. Ее подсунули
намного раньше.
– Неужто Кристина?
– Да.
– Ух ты!.. А я уж подумывал, что пашет на ФСБ или ГРУ…
Давно трудится на этом поприще?
– Это неважно. Важнее то, что именно ее параметры и
реакции были отобраны поисковой системой. Гордитесь, Владимир Юрьевич, для вас
отыскивали женщину по всей планете! Это в самом деле ваша половина. Ее отбирали
по наиболее привлекательным для вас параметрам. Должен сказать, Владимир
Юрьевич, у вас прекрасный вкус. В какие бы глубины вашего подсознания мы ни
заглядывали, нигде изврата, перверсий, даже простой грязи. А видели бы вы досье
величайших мужей страны… Ладно, мы отвлеклись.
– А зачем это все? – спросил я. – Вы же
знаете, для работы инфиста нужно… вдохновение, что ли, хотя ненавижу это
вычурное слово. А какой вдохновизм из-под палки?
Соммерг сказал желчно:
– Знаем, увы. Но военное министерство… там такие дубы!
Как и у вас, впрочем. Надеются, что удастся заставить. А если нет, то нам
дадено задание создать дымовую завесу вокруг вашей персоны, а потом
распространить слух, что вы убежали сами.
– Ну, а что, если так и не будет моих новых работ?
Челлестоун цинично улыбнулся.
– Спились, русские все спиваются. Впрочем, это удел
многих гениев. Или зажили настолько сыто, что пропал стимул для творческой
работы, ведь писатель должен голодать, верно? Что лишний раз подтвердит сразу
два тезиса: а) у нас на Западе жизнь намного привлекательнее; б) почему в США
все меньше собственных умов, а все выезжаем на эмигрантах да еще успеваем на их
детях. Внуки, увы, уже полные ничтожества… Так что операция продумана до
мелочей, дорогой Владимир!
Я покачал головой.
– Знаете, я бы должен для виду согласиться, а потом
придумать шикарный побег со стрельбой из двух рук, с прыганьем с самолета на
вертолет, на крышу поезда и всякими ногами с тройного поворота в челюсть… но мы
же взрослые люди?
Они смотрели с ожиданием. У меня создалось странное
впечатление, что хотя пленник я, но именно у меня в руках какие-то рычаги.
– Все равно слишком все мелко. Здесь что-то не так. Не
вашего это ранга, подобные похищения. Я считал вас акулами покрупнее.
– А мы крупные, – ответил Челлестоун
сердито. – Для того чтобы затушевать возможную огласку с вашим похищением,
были проведены операции по отвлечению, переносу внимания и прочее-прочее.
Думаете, это не масштаб? Включить телевизор?
Я вяло отмахнулся.
– Не надо. К тому же можно записать что угодно, у вас же
свои киностудии.
– Зачем же так мелко, – сказал Челлестоун чуточку
обиженно. – Можете увидеть внезапные митинги в центре Москвы, запрос
видного журналиста о взятках премьеру, слухи о внезапной болезни вашего
президента, приезд сразу двух ведущих в мире рок-групп в Россию…
Я буркнул:
– Хорошо, хоть дома не взрывали. И подводную лодку не
потопили.
– Но с вами обращались, Владимир, очень бережно.
Думаете, было просто вас перенести спящего сперва на подводную лодку, а потом,
не разбудив, через три часа поднять на борт этого корабля?
– Да я вообще-то сплю как бревно. Но, что не разбудили,
спасибо. Только в голове все еще туман… Наркотик?
Соммерг поспешно заверил:
– Абсолютно безвредная смесь. Я сам пользуюсь, когда
бессоница.
Я оглядел их по очереди. Все смотрят напряженно, лица
несчастные. Вряд ли только потому, что совершили гнусность. Люди такого ранга
уже сами живут теми правилами, которые придумывают для других. Что-то их
тревожит.
– И все равно, – сказал я ровно, – это мелко,
если просто хотите заполучить нового сотрудника. Да, я знаю, что я – самый
замечательный и талантливый, гений и, вообще, золото… но каждый из вас это
знает о себе самом, а всех остальных считает простыми ботами. Если кто-то и
считает, что у меня есть заслуживающие внимания работы, то для вас это –
случайность. Итак, что случилось? Зачем это все?
Глава 9
Лордер взглянул мне в глаза. Впервые я увидел в его холодных
рыбьих глазах какое-то чувство, но теперь мне стало не по себе. Если я ожидал
увидеть ярость, злобу, ненависть, то ошибся: на меня из глубины глаз смотрел
смертельно усталый человек, безнадежно усталый.
