Рыцари, перезнакомившись, проскакали через лес, напугав работающих
там крестьян, долго неслись по ровной дороге на юг, к обеду завидели незнакомый
замок и направили к нему коней. Я поглядывал на джезву, губы пересохли, надо
сделать перерывчик, и черт с ними, рыцарскими конями, что на самом деле могут
скакать не больше сотни метров, чего обычно хватает, чтобы проломить оборону
врага, у меня несутся полным галопом уже несколько часов, даже не запарились,
ведь читатели привыкли к современным скоростям автомобилей и поездов, им
скрупулезные исторические точности только испортят удовольствие… древний мир
должен быть таким, каким его представляют, а не каким был на самом деле.
Та-а-ак, вон впереди показался неизвестный замок, здесь для
динамики сюжета дам первую стычку… а пока что сделаю кофе и подумаю, как
покруче завернуть сюжет, чтобы тугой пружиной разворачивался до самого конца, а
потом хр-р-рясь – дабл твист, совсем не тот конец, что ожидает читателезритель!
Звякнул телефон. Из-под стола донеслось недовольное
ворчание, мой Барбос не любит звонков. Я бросил, не отрываясь от клавы:
– Голос!
Барбос смолчал, а телефон, как выдрессированный пес, сразу
же подал голос громко и четко. Только вместо грубого «гав» я услышал красивый
женский:
– Это вы давали объявление о литагенте?
Я поколебался, был у меня такой миг, когда поддался
слабости, забросил сдуру такой постинг в Инет, а там появляется мгновенно, едва
щелкнешь курсором, теперь же как-то неловко за нелепую мыслю.
– Ага, – ответил я вынужденно, – было такое.
– Пару недель тому, – прозвучал ее голос. – Я
оставила работу в юридической фирме. А до этого работала редактором. Мне
кажется, я могла бы попытаться.
Я осторожно встал, пересел к столику с телефоном. Взял
трубку, приглушив звук, так лучше слышны оттенки голоса собеседника, тембр,
даже дыхание.
– Э-э, – сказал я, – э-э… ну тогда
попытайтесь. Вы где?
– В Центре, – донесся ее голос. – На
пересечении Садового кольца и Баррикадной.
– Ага, – сказал я, – Там по одну сторону
улицы метро «Баррикадная», а по другую – «Краснопресненская». Ныряйте в метро…
Она прервала с легким смешком:
– Вряд ли моя машина пролезет через турникет. Да и по
эскалатору растрясет…
– Ага, – сказал я с неловкостью, – простите,
тогда вам проще записать мой адрес… Когда сможете?
– Да прямо сейчас, – ответила она. – Как вы
на это смотрите?
– Да, – промямлил я, – да, конечно…
Адрес я диктовал, тупо глядя в большой дисплей, тридцать
восемь дюймов с зерном в ноль-ноль-девять, где очень красочно застыли пирующие
в корчме рыцари. Ладно, пусть пируют, это придает чувственность сценам,
сопереживаемость, читатели это любят. Но что-то следующий шаг не стучится в
извилины. Эта литагент… черт, почему воображение рисует женщину с изумительной
чувственной фигурой, пышными волосами и весьма готовую к сексуальным контактам?
Идиот, хорошо ведь знаю, что на киностудиях переводят на
русский и озвучивают голливудских кинодив серые невзрачные мыши! А работник
издательства ну просто не может быть красивым, я их навидался за свою жизнь,
это вообще не женщины, а просто собеседники. Обычно эрудированные, но
раздраженные, даже желчные.
На градуснике за окном плюс тридцать пять. Полчаса назад
вообще было за пятьдесят, но сейчас солнце ушло за дом напротив, термометр
показывает только то, что и должен: температуру воздуха. Зато второй термометр,
комнатный, с гордостью остановил красный столбик на отметке в двадцать четыре.
У меня, к счастью, очень неплохой кондишен. Думаю, он себя окупил, в жару я бы
не вылезал из ванной.
Из моего окна дорогу видно до самого начала, там темнеет
памятник Ушакову. Я поймал себя на том, что начал посматривать на подъезжающие
автомобили, стараясь угадать, на каком приедет эта женщина. Дорога малолюдная,
на всем огромном отрезке, насколько хватает глаз, разом не больше двух-трех, и
я успел подумать и на раздолбанные «Москвичи», и на всевозможные «Лады», и даже
на крутые «Мерсы» и джипы с затемненными стеклами, но когда вдали показался
серебристый «Опель», сердце стукнуло и сказало: все фигня, вот здесь она,
точно.
«Опель» едва не проехал мимо, но в последний момент
притормозил, круто свернул. Я с замиранием сердца наблюдал, как он в
нерешительности подъезжает к дому. Похоже, водитель присматривается к номеру
подъезда, а их пишут всегда почему-то очень мелко.
Ага, припарковался, дверца водителя приоткрылась, оттуда
выдвинулась голая нога. Очень длинная, даже отсюда видно, что форма
изумительная… Огненным цветком огромная копна волос, из машины встала молодая и
очень эффектная женщина, почти раздетая, то есть в крохотных оранжевых шортиках
и в так называемом топе. Раньше, как я понимаю, это называлось просто лифчиком.
Топ насыщенного красного цвета, а женщина вообще дочь Монтесумы – краснокожая
от плотного морского загара.
Она сделала характерный жест брелком с ключами. Дверцы
захлопнулись, система сигнализации приняла команду, а длинные ноги красиво и
чувственно понесли женщину к подъезду. Неспешно, несуетливо, как на подиуме,
давая возможность окружающему миру оценить ее, жемчужину.
Я сделал шажок от окна. Сзади оскорблено взвизгнул Барбос.
– Извини, – сказал я искренне. – На лапу?..
Но тебе нечего глазеть на баб-с.
Барбос отступил, смотрел на меня обвиняюще. Я развел руками.
– Это не долго, – сказал я ему. – Щас
поговорим, не сойдемся, она уйдет. Что я за дурак, не было литагента – плохо
жили? А что делать с молодой красивой дурой, у которой даже автомобиль лучше,
чем у меня?
Я оглядел себя, вытер о бедра потные ладони. В этот момент
звякнул домофон. Я выждал несколько секунд, нельзя же показать, что дежурю
возле, снял трубку.
– Алло?
– Здравствуйте, – донесся тот же мягкий зовущий
голос, – меня зовут Кристина, я – литагент.
– Открываю, – ответил я обреченно и нажал кнопку.
Я стоял у двери и смотрел в глазок. Двери лифта открылись,
она ступила на шаг вперед, быстро пробежала взглядам по номерам квартир, пошла
к моей двери. Я отошел на цыпочках, дождался звонка, но все равно вздрогнул,
крикнул «Иду!» и пошел обратно, громко топая.
Замок щелкнул, я отворил дверь и на мгновение застыл, не
находя слов. Эта женщина еще красивее, чем рассмотрел с балкона, в самом деле
красива, вызывающе и напористо, но как-то нехорошо красива, чересчур. Такими
изображают в кино любовниц миллионеров, хищных и беспринципных. Да что там
изображают, я сам всегда беру именно такие штампованные образы и всобачиваю их либо
в подруги злодеев, самых главных, ессно, либо, идя навстречу пожеланиям
феминисток, делаю ее главной героиней, понятно, руководительницей какого-нибудь
преступного синдиката.
