Они молчали, вводили текст, снабжали гипертекстовыми
ссылками, я выждал и закончил:
– Общество в целом, занятое утилитарными вопросами…
даже вроде бы абстрактная наука занята ими, может не обращать внимания на
боковые веточки, но вам, инфистам, лучше не проходить мимо! Там могут
находиться для вас мощные инструменты, которые вы, конечно же, сперва примените
как оружие, как и все, созданное человеком, но…
Прозвенел звонок, я сказал громко:
– Лекция окончена. В следующий раз – практические
занятия…
Мерилин Монро ахнула:
– Ого! А сейчас что было?
– Разминка, – ответил я.
Но когда спускался по широкой мраморной лестнице, мир внезапно
померк. Холодный ветер пронизал кости. Ощущение большой беды нахлынуло с такой
силой, что я растерянно оглянулся: куда бежать, что делать, как спасать, ведь
мир рушится, надвигается нечто ужасное…
Почти на ощупь выбрался на улицу. Михаил вышел из машины и
распахнул дверь. Глаза с беспокойством обшарили мое лицо.
– Что-то случилось?
– Да вроде бы нет…
– Вы так побледнели!.. Краше в гроб кладут. Что с вами
сделали за одну лекцию?.. Во, вампирюги!
Не за лекцию, мелькнуло в черепе. Лекцию я читал, самодовольный
и напыщенный дурак, громко и уверенно. А курсанты записывали за мной мои
мудрые, самые мудрые и мудрейшие мысли. Все шло, как я и хотел… Но что за ужас
ворвался в мою душу и едва не разорвал меня, как пустой пузырь?
Часть III
Глава 1
Кристина торопливо собирала мне в большую туристическую
сумку «все необходимое», я злился и выбрасывал, для мужчины необходимы только
бритва и зубная щетка, да и то, если посмотреть, не так уж надо, просто для
добавочного комфорта. В это время в прихожей раздался звонок.
На экране возникло бледное лицо Томберга. Я тут же с
облегчением оставил глупое занятие, вышел. На лестничной площадке переминался,
как всегда, с ноги на ногу Петр Янович, бледный, как-то обвисший, поникший. Я
торопливо открыл дверь, подхватил его под руку. Теперь я чувствовал, что это в
самом деле старик, что держался доныне то ли благодаря остаткам здоровья, то ли
благодаря своей дисциплине.
Кристина быстро открыла холодильник. Когда я ввел Томберга
на кухню, на столе уже сверкал гранями большой стакан, Кристина протянула руку
к пакетам с соком.
– Вам какой?
Томберг сказал слабо:
– Ох, да не беспокойтесь так… Мне право неловко…
Кристина смотрела с тревогой. Томберг выглядит живым
мертвецом. Лицо стало желтым, кожа обвисла, словно он тяжело болел и к тому же
голодал. Под глазами висели мешки, похожие на рыбацкие сети, забитые мелкой
рыбой. Дыхание вырывалось с хрипами, сипами, в груди клокотало, будто закипал и
никак не мог закипеть старый дырявый чайник.
Я торопливо налил ему и себе сока, Кристина плеснула в
высокий бокал тоника. Пальцы Томберга приняли стакан с безучастностью. Обычно
Томберг стеснялся даже того, что я наливаю ему хорошего, свежевыжатого сока,
сам пьет только воду из-под крана, да и то неотфильтрованную, на соки пенсии не
хватает. Даже молоко только полпроцентное, что почти вода, оправдываясь
печенью, хотя я-то знаю, что с печенью все в порядке.
– Как они могут, Володенька? – спросил он
жалобно. – Вчера впервые зашел по этой вашей штуке… по модему в этот
Интэрнэт… Попал на литературный сайт, который вы мне рекомендовали… Володенька,
как они могут?..
– Что?
Он повторил потрясенно:
– Как могут так… себя вести?.. Почему так ругаются?
Разве ж так говорят писатели?
– Вы пейте, пейте, – попросил я. – Хотите,
апельсинового добавлю?.. Там витамины…
Старый мир ушел с приходом Интернета, подумал я, а с
Интернетом прежде всего пришло… даже не пришло, а нагло вломилось время резких
оценок. Вообще время резкости, ибо Интернет есть Интернет, он, по большей
части, анонимен. Даже ваш лучший друг может прийти на ваш сайт и, укрывшись за
ником, выдаст такое, что мало не покажется. Выдаст все, что не решится сказать
в глаза, ведь он друг и не хочет портить с вами отношения.
В Интернете ведутся злые споры на любые темы. Туда же может
забрести придурок, который попросту покроет матом и правых, и левых. И ничего с
ним не сделать, разве что стереть писанину. Потому люди Интернета быстро
привыкают к резким оценкам, сами не сдерживают свои эмоции, не скупятся на
эпитеты. Самые точные социологические опросы среди населения – анонимные. Так
вот, Интернет весь анонимен. Можно сказать, что раньше вся наша культура, все
общество было пропитано ложью, а сейчас пришло время правды…
Не скажу, что это бардзо, ведь вся культура – ложь,
искусство – ложь, правила этикета – маска лжи, но куда придем без этой
необходимой брехни один другому в глаза?
– Я подумал, – сказал Томберг упавшим
голосом, – а тем ли занимаюсь?.. Я думал, что я – писатель, но когда
пришел на тот сайт и прочел… Нет, то, что говорят о литературе, я не могу… И что
от нее хотят…
– Да бросьте, – сказал я фальшивым голосом, –
сходите на другие сайты. Я дам адреса.
– А что там? – поинтересовался он безнадежным
голосом.
Я признался:
– То же самое.
– Вот видите!.. А я так не могу…
Надо мочь, ответил я мысленно. Или не жить вовсе. Я тоже
занимаюсь не своим делом: пишу книги. Да, я умею писать, но все же я не
писатель. Те, в ФСБ, считают меня инфистом, но я только частично инфист… С
другой стороны, если на то пошло, практически все на Земле занимаются не своим
делом. Ни один даже самый тупоголовый подросток не хочет стоять у токарного
станка, предпочел бы выхаживать в белом воротничке, инженеры мечтают быть
бизнесменами, бизнесмены мечтают быть директорами банков, директора банков мучаются,
что не президенты, президенты страдают, что не умеют танцевать, играть на
гитаре, петь, делать стойку на ушах… И каждый мечтает, что вот сейчас еще
немного поделает эту чертову работу, что нужна другим, а ему лишь для
пропитания, а потом наконец-то засядет за свою Главную Работу…
Понятно, я тоже из таких же. Более того, в свободное от
работы время делаю. Если бы не необходимость зарабатывать на жизнь, может, уже
бы сделал?.. Точно, давно бы сделал.
– Надо мочь, – повторил я вслух. – Мы живем
не в самом совершенном мире, хотя уже и не в пещерном, когда писатели вообще
были не нужны.
– Но, Володенька, – сказал он со стоном, –
сейчас-то что творится?.. Что происходит?.. Ничего не понимаю!
В Шереметьево нас доставил Михаил. Он выглядел сильно
обеспокоенным, на Кристину поглядывал с неприязнью. Известно, из-за кого
мужчины вдруг начинают совершать несвойственные им поступки… Я вспоминал его
лицо и в салоне гигантского самолета, когда тот заполнялся разношерстным людом,
и во время полета. Хрен его знает, сколько килограмм динамита пронесли на борт
вон те черные и куда потребуют лететь, но мне как-то все эти приключения уже
неинтересны. Мне бы смотреть на захваты самолетов с последующим освобождением
заложников по жвачнику. Так, взглянуть разок, переключить на Инет, получить
почту, снова на сцену штурма… ага, еще ломятся, снова в Инет, почитать письма,
а к жвачнику вернуться, чтобы к финалу: сколько убили, как выглядят
обосравшиеся пассажиры…
