– У вас там очень мощные средства пропаганды, –
заметил я. – У нас такое не пройдет.
– Почему? У вас телевидение развивается бурно,
спутниковый Интернет…
– Менталитет, – обронил я. – В России
недоверие к пропаганде в крови. Я не знаю, когда это началось: то ли с обещаний
построить коммунизм за пятилетку, то ли с реформ Петра Первого, то ли с
призвания варягов… А может, и намного раньше. В любом случае, у нас каждый
скажет убежденно, что все газеты врут, телевидение брешет, по радио одна
брехня, все до единого политики – продажные шкуры, президент дурак и ничего не
понимает.
Он опешил, поинтересовался осторожно:
– Так что же, разве у вас никто газет не выписывает?
– И газеты выписывают, и ящик смотрят, – ответил
я. – Но – не верят!.. Охотно смотрят ваши голливудовские фильмы, но
говорят – фигня, дешевка. Смотрят наши отечественные – фигня, играть не умеют,
пленка плохая. Читают газеты от корки до корки – фигня, брехня на брехне,
дешевые сенсации!.. И так хорошо после этого на широкой и вольной русской душе,
когда чувствуешь, что всех их, гадов, раскусил, никому не дал себя обмануть!..
Но, возвращаясь к Монике и президенту, скажу, что кампанию вы провели
профессионально и в обществе сдвиг проделали… если можно так сказать… нельзя?..
Фиг с ним, вы за месяц изменили сознание целого поколения. С того момента,
когда суд, разбор, президент выкладывает на стол суда свой пенис, а судьи его
внимательно и серьезно осматривают, измеряют, сравнивают с муляжом, который
сделала по памяти практикантка из Белого дома. Все остальное неважно, даже если
бы президента ждал импичмент. Но его ждало оправдание, а это только усилило
лавину. В общественное сознание вошло сразу прочно и надежно: раз уж сам
президент страны в своем кабинете дает отсасывать студентке, а жена даже не
выразила неудовольствия, то, значится, им тем более можно все – есть пример! А
жены пусть не вякают, это же так естественно: совать пенис в рот служащим… Жена
тем более должна помалкивать, ей точно так же суют в рот на ее работе, и она не
станет из-за такой безделицы выражать неудовольствие боссу, ведь от этого
зависит и продвижение по службе, и повышение жалованья… Таким образом в вашей
юсовской семье устанавливаются прочные семейные отношения уже на новом, так
сказать, уровне понимания.
Он оскалил зубы, рыкнул:
– В современной семье.
– Что?
– Вообще в семье сегодняшнего дня, – повторил
он, – не только в юсовской, как вы изволили…
– Да-да, верно, – согласился я. – Просто в
юсовской это проявилось раньше, чем в других. И сильнее, шире. Вообще юсовцы –
люди прозаически положительные. Они хотят быть правыми по закону гражданскому и
ничего не хотят слышать о законах нравственности. Теперь единственным орудием
самозащиты юсовца является предельный цинизм. Вы перекроили мораль во всем
мире! У нас в стране семейные отношения тоже строятся по «принципу
Челлестоуна».
Он польщенно показал мне большие ослепительно белые зубы по
двести баксов за штуку.
– Такого термина еще нет…
– Есть, – признался я. – Я сам его ввел.
Хотите, покажу «Вестник Академии Наук», там моя статья об этом принципе? С моей
легкой руки уже в двух работах этот термин приняли, используют. Честное слово!
Правда, пока только у нас, в России…
Он оживился:
– Позволите взглянуть?
– Дам пару экземпляров, – пообещал я. – Мне
сигнальных отвалили целую пачку. Обязательно пришлю.
Он потер руки.
– Прекрасно, прекрасно! Раздам коллегам, буду ссылаться
на вашу работу. Тем более что в наших кругах вас очень ценят и опасаются. И
следят за вашими работами, выступлениями, изучают ваши вкусы… что для вас,
ессно, не новость.
Приблизился Живков, оглядел нас неодобрительно маленькими
запавшими глазками, хрюкнул:
– Переквалифицировались в болтологию?.. А там, к вашему
сведению, уже едять!
Мы двинулись в обеденный зал. Хоть он обеденный, но это
оказался тот же зал, где вчера ужинали. Я вздохнул свободнее. Эти люди, что
продемонстрировали мощь, могли для завтрака и обеда выстроить еще по одному
зданию.
Челлестоун, подумал я, Соммерг, Лордер, Лакло, Живков,
Ноздрикл – все из западных стран. Из них четверо – юсовцы. Хотя себя, конечно,
гордо называют американцами, забывая, что Мексика, Канада, Аргентина, Куба,
Перу и еще с десяток государств тоже в Америке. Или же таким образом их молча
зачисляя в свои территории. Юсовость – ползучее растение, оно способно
размножаться бесконечно и готово задушить своими побегами все, что встретит по
дороге.
Что характерно, трое из этих «американцев» эмигранты, все
еще говорят с акцентом. Лишь один, Челлестоун, «коренной», но и он, как
прекрасно знаю, сын македонских эмигрантов, переселившихся в Юсу полста лет
тому…
Все четверо постоянно смайлятся, в наших инфоприемах это
называется «снятие защиты противника». Лакло и Живков улыбаются не так
по-идиотски, они ж европейцы, еще сохранили остатки культуры и достоинства.
Стол был накрыт, как для королей, да что там королей, короли
здесь и близко не лежали. Для императоров! И молчаливые официанты, застывшие в
ожидании под стенами, похожи не то на отставных фельдмаршалов, не то на
нобелевских лауреатов по литературе и разным искусствам.
Кристина даже стала меньше ростом, подавленная великолепием,
роскошью, что не кричит о себе, но чувствуется даже в каждом изгибе подлокотника
кресла, над проектированием которых мучались целые дизайнерские институты.
Юсовцы трудились над завтраком, как будто только что
высадились с их ныне знаменитого «Майфлауэра», а Лакло и Живков то ли больше
подумывали про огуречный рассол, то ли все еще помнили о западноевропейских
манерах, поглощали пищу сдержанно. Именно поглощали пищу, а не жрали, хавали,
лопали, как вот сейчас Челлестоун…
Все верно, когда на неведомый континент прибыли первые
переселенцы, они были истощены, измучены, болели всеми болезнями. С жадностью
набросились на стадо диких индюшек, перебили и устроили пир – с того дня в их
народе установился праздник, на котором подают именно индюшку.
Они жадно рубили ничейный лес, пахали ничейную землю,
строили дома, какие хотели, а не по эскизу феодала. Добывали еду охотой,
огородничеством, разводили скот, возводили первые заводы и фабрики.
Изголодавшиеся, они делали свою жизнь все сытнее, богаче и богаче. И вся их
жизнь была направлена на то, чтобы стать богаче. А жилища сделать крупнее,
просторнее, наполнить их дорогой мебелью и дорогими вещами. Они уже догнали и
обогнали соседей из тех стран, откуда бежали от нищеты и голода, теперь
соревновались друг с другом.
Им никто не мог подсказать, что человеку мало одних только
вещей… кто мог подсказать, если переселялись только такие же: из низов,
неграмотные, простые, у которых и потребности были только самые элементарные? И
вот выросла целая цивилизация простых и очень даже простых людей, трудолюбивых,
как муравьи, и ровно столько же, как и муравьи, смыслящих в философии,
искусстве, и вообще столько же размышляющих о смысле бытия.
