В наступившей тишине Соммерг икнул, конфузливо прикрыл рот
ладошкой. Его негибкий мозг не успевал за мыслью Лордера, я даже мог бы
сказать, что нить потерял в самом начале, и вообще его мозг, как у богомола или
бортового компьютера «Су-45», способен реагировать только на две команды: «свой
– чужой».
– Так, значит, – спросил Живков растерянно, –
вы все-таки за Юсу?
Лордер сказал, обращаясь к нам, по-прежнему не замечая
вопроса Живкова:
– Как видите, к одной и той же цели – счастью человечества…
можно идти прямо противоположными путями.
Кристина захлопала в ладоши. Глаза ее восторженно сияли.
– Вы удивительны! – воскликнула она
счастливо. – Вы самый замечательный и мудрый философ!
Лордер без улыбки раскланялся, как артист на сцене, даже приложил
руку к сердцу. Лакло поморщился, возразил:
– А по-моему, это тупик. Юсовцы признали, что человека
сотворил не Бог… это обязывает!.. а Дарвин и Фрейд. И что нами управляют не
какие-то моральные нормы, данные свыше, а обезьяньи инстинкты. И что у обезьяны
нет понятий чести, достоинства, верности, так что нечего пытаться привить их и
человеку, который не что иное, как голая обезьяна, как долгое время предлагали
переназвать вид «гомо сапиенс». И вот, потому что человек – это обезьяна,
которой управляют фрейдистские комплексы, ему нельзя доверять, а на каждый
поступок нужно застраховываться уймой бумаг с печатями и обязательствами. Ни
одному слову верить нельзя, ибо обезьяна есть обезьяна – нечего от нее
требовать того, что не присуще ей по природе!
Завтрак был великолепен, но меня не оставляло чувство, что и
здесь… чересчур. Чересчур великолепно и чересчур обильно. Разве что вместе с
салфетками поставят в изящные стаканчики гусиные перья для щекотания горла.
Чтобы в подражание римским патрициям выблевать съеденное, вернуться за стол и
снова жрать, жрать, жрать в три горла. Или они все еще уверены, что в России
плохо с импортными продуктами?.. Да нет, сами жрут так, что просто непонятно,
как не распухают прямо на глазах.
После завтрака разбрелись по невероятно огромному дворцу.
Кристина осматривала красоты, я – оборудование, заглянул в Инет на предмет
новостей, Лакло и Соммерг отчаянно спорили неподалеку. Кристина подошла ко мне
с сияющими глазами, но не успела раскрыть рот, приблизился Лордер. Я взглядом
велел ей исчезнуть, не время для игр.
Физиономия у Лордера недовольная, как будто признавал, что
совершенно нечаянно выступил на моей стороне, чего ему очень бы не хотелось. И
когда заговорил, интонация была почти брезгливая:
– Надеюсь, вы поняли, что я лишь давал оценку своему
обществу, которое построили несчастные беглецы, сумевшие перебраться за океан.
Это не значит, что если я его понимаю, то и принимаю. Нет, при всем внешнем
богатстве, которое мое общество может создать, оно никогда не полетит к
звездам. Обезьяна рассуждает здраво: что, дескать, те дадут ее огороду? Семье,
связям с женой соседа? Добавят ли жалование?.. Кстати, показательно и то, что,
побывав на Луне… когда побывали, не помните? Уже целое поколение прошло!.. так
и не сделали следующего шажка: не организовали лунную станцию, поселение, не
говоря уже о том, что так и не послали экспедицию на Марс, Венеру, Юпитер и
дальше, дальше, дальше!.. Как послал бы человек, строящий коммунизм, монархизм,
утопизм, даже феодализм!
Лакло оставил Соммерга, подошел быстро, уши шевелятся, как у
волка, хохотнул:
– Феодалы в космосе? Оригинально.
Лордер взглянул на него исподлобья.
– Вам кажется, что научно-технический прогресс
неразрывно связан с прогрессом морали? Это кажется очевидным лишь потому, что
так случилось. На самом деле вполне могло быть, что сейчас мы сидели бы в таком
же дворце, компьютеры на каждом углу, ракеты летают к другим планетам, а на
дворе феодализм, а то и рабовладизм. Или наоборот: общество равных
возможностей, вы все уже убежденные фрейдисты, полное равноправие, гомосеки –
тоже люди, а беглых рабов распинаем на крестах вдоль дорог, в цирках
гладиаторские бои, кстати, очень хорошо смотрятся и по телевизору с частотой в
сто мегагерц, но брызги крови лучше видеть наяву с трибун стадионов… Но это мы
отвлеклись, давайте вернемся к своим баранам…
По лицу Кристины было видно, что она очень хотела бы
остаться в этом заинтересовавшем ее мире высоких технологий и застывшего
рабовладения, но ослушаться не осмелилась…
– Это временное общество, – сказал Лордер с
нажимом. – Понимаете?.. Еще один вариант развития общества, еще один
сценарий развития, который очень нужен и полезен для короткого рывка… он
позволил жадной обезьяне создать некоторое общество изобилия, но абсолютно непригоден
для развития. Я не случайно коснулся полетов в космос. Коммунисты, как и многие
другие, что берутся выражать то, что выше Фрейда, стали бы основывать лунные
станции сразу же после первой высадки на Луне. Зачем?.. А зачем люди даже
сейчас все еще лезут на высокие горы?.. Альпинисты, не слыхали о таких?.. Да,
лунная станция ничего не дает… хотя это утверждение уже неверно. Она дает,
очень много дает. Нет, я говорю не о запасах урана или чего-то такого, что
обезьяна может понять, потрогав, а дает нечто для души, для духа… Ах, это
невозможно пощупать? Верно, обезьяне и юсовцу это не понять. Им не понять, что
полеты в космос крайне необходимы для развития вот именно духа человечества к
освоению нового, к проникновению дальше в неведомые просторы, в глубь Вселенной!..
Но обезьяне гораздо понятнее, как можно вбухать миллиарды долларов в
производство нового вида губной помады, а потом еще несколько миллиардов на то,
чтобы навязать именно ее, вытеснив предыдущую. Здесь понятно: такая помада
делает женщину еще эротичнее…
Привлеченные спором, к нам неспешно приближались Челлестоун,
Живков, даже Ноздрикл. Лакло возразил с живостью:
– Видел я эти новые помады. Ничего не делают. Все
брехня.
– Да пусть даже делают! – отмахнулся
Лордер. – Не о том речь. Наступает Великий Застой. Но обезьяна не везде
победила человека в человеке.
Челлестоун за его спиной проговорил с предостережением в
голосе:
– Эй-эй!.. Вы на чьей стороне?
Лордер даже не повел бровью, не то чтобы оглянуться, ответил
с прежним высокомерием:
– Дорогой Челлестоун, что с вами? Когда это победители
страшились указывать на свои, как говорили в России, отдельные изредка
встречающиеся нетипичные недостатки? Это привилегия сильных. Слабые свои
промахи скрывают. Очень тщательно!..
Челлестоун хмурился. Острый и смелый ум, однако он уже
ощутил себя юсовцем, что значит – всеми силами стремится к комфорту и уюту.
Издавна, подумал я, искусство делилось на два основных жанра: трагедии и
комедии. Трагедии, как известно еще с времен Древней Греции, посещали
представители высшего класса, аристократия, жречество, то есть высоколобые того
времени, а рабы и простолюдины предпочитали что-нибудь попроще. Мир трагедий им
непонятен, страшен, волнителен, а вот комедии в самый раз. В комедиях никто
никого не убивает, а если и убивают, то лишь «плохих», кого надо, а в конце
любой пьесы все женятся и радостно поют.
