Секунданты зарядили пистолеты, дуэлянты сняли сюртуки и приготовились взять оружие, но появившиеся полицейские офицеры и конные городовые прервали это действо. Пристав Лесного участка, к неудовольствию секундантов и публики, велел прекратить дуэль и арестовал пистолеты, хотя и не задержал никого из участников.
Через несколько дней, 26 июня, Марков и Пергамент повторили попытку дуэли, и на этот раз успешно. Поскольку в ближайших окрестностях Петербурга дуэлянтам опять могла помешать полиция, по предложению Пуришкевича они отправились в имение бывшего столичного губернатора А.Д. Зиновьева на правом берегу Невы. Здесь и состоялась эта дуэль. Марков и Пергамент, оба прекрасные стрелки, стреляли почти одновременно. Пули пролетели мимо, дуэлянты остались живыми и невредимыми. Недавние враги пожали друг другу руки, после чего, сев на идущий из Шлиссельбурга в столицу пароход «Петр I», потребовали шампанского и распили несколько бутылок в знак примирения...
В начале ноября 1909 года в газетах сообщалось, что полиции удалось предотвратить очередную дуэль в Удельном парке. На поединок намеревались выйти два студента Политехнического института. Причиной дуэли называли «столкновение на личной почве». Чтобы не допустить дуэли, по всему Удельному парку расставили разъезды конных городовых. У входов на главные аллеи появились наблюдательные посты, которым вменили в обязанность следить за всеми подозрительными посетителями парка и прохожими. Благодаря таким чрезвычайным мерам полиция сорвала план дуэлянтов.
Правда, спустя всего несколько недель, 22 ноября 1909 года, та же полиция не воспрепятствовала «литературной дуэли», произошедшей в окрестностях Черной речки. Стрелялись известные поэты «серебряного века» — Николай Гумилев и Максимилиан Волошин. За несколько дней до этого в мастерской художника А.Я. Головина в Мариинском театре произошел следующий инцидент: Волошин, вступившись за честь молодой дворянки Елизаветы Дмитриевой, писавшей вместе с ним под придуманным поэтом псевдонимом «Черубина де Габриак», дал пощечину оскорбившему ее (по мнению Волошина) Гумилеву.
Об этой дуэли, ставшей вскоре известной всему Петербургу, писали потом многие участники, но вспоминали так разноречиво, что истинную картину событий представить теперь почти невозможно.
Со стороны Гумилева секундантами были М.А. Кузмин и Е.А. Зноско-Боровский — именно они ездили к Волошину с официальным уведомлением о дуэли. Со стороны Волошина секундантами стали А.Н. Толстой и граф Шервашидзе. Гумилев прибыл к Черной речке с секундантами и врачом в точно назначенное время. С Волошиным будто бы случилась беда: оставив своего извозчика в Новой Деревне и пробираясь к Черной речке пешком, он потерял в глубоком снегу калошу. Без нее он ни за что не соглашался двигаться дальше и упорно продолжал ее искать вместе со своими секундантами. Гумилев озяб, устал ждать, пошел к ним навстречу и принял участие в поиске калоши.
По воспоминаниям Волошина, стрелялись «если не той самой парой пистолетов, которой стрелялся Пушкин, то во всяком случае современной ему». Первым стрелял Волошин. Пистолет дал две осечки. Гумилев будто бы промахнулся, а второй раз отказался стрелять, не желая стрелять в беззащитного противника. На этом дуэль закончилась, к счастью, никто не пострадал. Секунданты предложили дуэлянтам подать друг другу руки, но те отказались.
Петербургские газеты на следующий день много писали о дуэли на Черной речке, но мало кто из репортеров был близок к правде. Известно, что каждый из участников дуэли был наказан штрафом в десять рублей. А Саша Черный в одном из своих стихотворений назвал потом Волошина «Ваксом Колошиным»...
Весной 1912 года на Коломяжском ипподроме стрелялись полковник, флигель-адъютант Кавалергардского полка граф Дмитрий Сергеевич Шереметев и бывший офицер Василий Александрович Шереметев. Они состояли в дальнем родстве, а причиной поединка, как сообщали газеты, стал спор о наследстве.
В один из теплых апрельских дней неподалеку от станции «Скачки» почти одновременно остановилось несколько «моторов», и среди них автомобиль Красного Креста. Из машин вышли офицеры-гвардейцы и трое штатских. Все они направились мимо главного здания скаковых трибун через калитку около сторожки на круг ипподрома. Здесь двое из них, штатский и военный, отошли в сторону и стали снимать шинели.
Появление необычных посетителей сразу же обратило на себя внимание смотрителя скачек. Однако выяснилось, что дуэль официально разрешил суд чести офицеров Кавалергардского Ее Величества Императрицы Марии Федоровны полка. Бдительный смотритель тем не менее тотчас же позвонил в полицию и уведомил о происходящем местного полицмейстера и пристава. Представители полиции не заставили себя ждать, но в предстоящую дуэль вмешиваться не стали.
Руководитель поединка, генерал-майор свиты Его Величества граф Ферзен, выбрал место. Отметили два барьера на расстоянии двадцати пяти шагов. В качестве секундантов со стороны Дмитрия Шереметева выступали граф Ферзен и полковник гвардии граф Граббе, а со стороны Василия Шереметева секундантами стали князь Тенишев и отставной полковник Свечинский. На счет «три» почти одновременно раздались два выстрела. К счастью, оба дуэлянта промахнулись. Согласно условиям этого поединка, секунданты объявили дуэль законченной. Противники помирились, подав друг другу руки. Секунданты составили протокол, после чего все участники дуэли разъехались...
ДАЖЕ ГОВОРИЛИ О ПРОПЕЛЛЕРАХ...
Впрочем, в историю Петербурга Коломяжский ипподром вошел не только благодаря скачкам и дуэлям, но в первую очередь потому, что стал местом рождения русской авиации. С 1908 года, когда в столице возник Императорский Всероссийский аэроклуб, ипподром использовался для испытания летательных аппаратов, а в мае 1910 года здесь состоялась первая в России Авиационная неделя. Огромная толпа заполнила не только трибуны Коломяжского ипподрома, но и всю близлежащую местность, включая заборы и деревья.
Как вспоминал в «Записках старого петербуржца» Л.В. Успенский, к летному полю валила «возбужденная, невесть чему радующаяся людская река», со всех сторон неслись буквально все извозчики города — «с вытаращенными глазами, яростно нахлестывая запаленных кляч...». Публика собиралась даже на Каменноостровском проспекте. Везде царило радостное, праздничное возбуждение.
Моноплан пролетает мимо трибун Коломяжского ипподрома. 1910 г. Фото К. Буллы
Ежедневные отчеты о событиях Первой авиационной недели «Петербургская газета» давала под шапкой «Летающие люди». В соревнованиях на высоту, скорость и время нахождения в воздухе участвовали шесть авиаторов, в том числе швейцарец Эдмонд, бельгиец Христианс, француз Моран. Единственным русским летчиком был Николай Евграфович Попов, завоевавший три приза из шести, учрежденных для состязаний.
К несчастью, дальнейшая судьба Н.Е. Попова сложилась трагически: 21 мая того же года он потерпел тяжелую аварию на Гатчинском аэродроме: его аэроплан разбился на посадке. Немного оправившись после аварии, Попов уехал долечиваться за границу, и больше в Россию не возвращался. В годы Первой мировой войны он служил в качестве рулевого на боевом дирижабле ВВС Франции. Умер Попов в 1929 году в безвестности, вдалеке от России...
