М.Л. Россет с детьми. Фото 1930-х гг. из семейного архива М.К. Россета
Во времена Гражданской войны и «военного коммунизма» жизнь в Коломягах притихла — и в переносном, и в прямом смысле. Здесь действительно стало тише: над деревней перестали раздаваться паровозные гудки, поскольку в 1919 году, как уже говорилось выше, прекратилось движение по Озерковской ветке Приморской железной дороги. О ней вспомнили в 1921 году, когда использовали при подавлении Кронштадтского мятежа. Тогда Приморская железная дорога еще не соединялась с Финляндской, и по Озерковской ветке срочно перебрасывали войска и снаряжение из Петрограда через Шувалово к Финскому заливу у станции Лисий Нос. Летом 1925 года Сестрорецкую линию соединили с Финляндской в Белоострове и устроили круговое движение. Еще несколько раньше упразднили Приморский вокзал, и поезда на Сестрорецк стали отправляться с Финляндского вокзала. Для этого проложили пути от станции Ланская к Сестрорецкой ветке. «Путеводитель по северным окрестностям Ленинграда» 1927 года сообщал, что с половины пути упраздненной Озерковской линии уже сняты рельсы...
Революция 1917 года сломала не только привычный уклад жизни: она изменила жизнь каждого жителя страны. И это не просто слова. «Новая эпоха» внесла свои коррективы и в судьбы, и в быт коломяжцев.
Характерный пример — судьба Михаила Адольфовича Россета (1886-1940).
В ноябре 1919 года он поступил в Северный железнодорожный округ Всевобуча на должность начальника отделения личного состава, в июле 1920 года его назначили помощником председателя и заведующим спортивного клуба «Коломяги». Спустя еще год, в августе 1921 года, М.А. Россет стал заведующим спортклубами «Унитас» и «Коломяги», оставаясь при этом инструктором спорта и военного строя во Всевобуче. В январе 1922 года, при переформировании в учспортцентр Финляндского района, его назначили инструктором Райспортцентра Финляндского участка Октябрьской железной дороги, в конце того же года демобилизовали.
Какое-то время Михаил Россет оставался безработным, затем несколько лет трудился преподавателем физкультуры в 175-й, 163-й и 201-й советских трудовых школах. С 1926 по 1931 год работал возчиком на своей лошади при коломяжском сельском совете в гужевой артели и в поселковом товариществе «Успех». Когда в Коломягах организовали колхоз «Красный Октябрь», сдал в него лошадь и телегу и поступил туда работать старшим счетоводом.
МЕЖДУ ДВУМЯ ВОИНАМИ
Как выглядели и что представляли собой Коломяги к концу 1920-х годов, можно наглядно представить себе из отчета уполномоченного Комиссии по охране природы и памятников культуры П.Н. Лядова, выполненного в ноябре 1929 года.
«В настоящее время в деревне Коломяги насчитывается около 400 крестьянских дворов с населением свыше 4000 душ, — отмечал Лядов. — В это же число надо включить также до 40 частных владельцев некрестьянского сословия. Ввиду незначительности имеющейся в распоряжении крестьян пахотной земли (приходится около 1/2 десятин на душу), население занимается сельским хозяйством лишь в небольших размерах; более зажиточные крестьяне, имеющие лошадей, в свободное от полевых работ время занимаются побочным заработком, доставляя в город и его окрестности песок, глину и другие материалы, или, у кого есть коровы, торгуют молоком (главным образом, женщины). Близость города дает также возможность населению приискать себе занятия на стороне».
Что же касается «исконных» коломяжских фамилий, то Лядов отмечал: «теперь многие из носящих одинаковые фамилии и не признают между собою родства, но очевидно, все такие однофамильцы происходят из одного и того же корня. В прежнее время здесь браки обычно старались заключать между своими же односельчанами, но теперь это несколько изменилось». А изменилось потому, что с конца 1920-х годов, а особенно в 1930-х годах, население Коломяг пережило серьезную метаморфозу: деревня все больше сближалась с городом, и как следствие этого стал наплыв новых жителей, главным образом из Ленинграда. В ту пору в Коломягах осело немало людей, бежавших из города, опасаясь репрессий за занятие частным предпринимательством во время НЭПа, из деревень от раскулачивания.
И.В. Хитров — крайний справа. Фото начала XX в., из личного архива В.И. Хитрова
Некоторые нынешние коломяжцы ведут летопись своего «родового гнезда» именно с тех лет. Отец Владимира Ивановича Хитрова, Иван Васильевич Хитров, 1888 года рождения, выходец из Ярославской губернии, купил в 1927 году большой дом в Коломягах — на нынешней Горной улице, построенный во второй половине 1900-х годов (тогда числился по Парголовской ул., 30, а затем стал носить № 9 по Горной улице). Он занимался торговой деятельностью: во времена НЭПа владел собственной лавкой «Масло, сыр» на Большом проспекте Петроградской стороны, а потом, до 1940 года, работал заведующим отделом гастрономии в «Елисеевском магазине» на Невском проспекте (в ту пору — пр. 25-го Октября).
Хитровы использовали первый этаж, а второй сдавали внаем. На первом этаже располагалось пять комнат. При прежних, дореволюционных хозяевах они служили гостиной, столовой, спальней, детской и комнатой для няньки. Дом окружала большая территория земли, огород спускался к низине, а в конце «усадьбы» находился пруд.
Когда в 1931 году дом стали «уплотнять», Хитровым оставили только две комнаты и веранду на первом этаже. Иван Хитров предоставил комнаты рядом своему сослуживцу и хорошему приятелю Ивану Васильевичу Новикову, работавшему в колбасном отделе «Елисеевского магазина».
Среди коломяжских новоселов 1930-х годов, надолго обосновавшихся в этих местах, оказалась семья машиниста Финляндской железной дороги Василия Федоровича Бессуднова. «До 1938 года мы жили на Строгановской набережной — на том месте, где теперь стоит Военно-морская академия, — рассказывает сын Василия Федоровича — Михаил Васильевич Бессуднов. — При подготовке к ее строительству четыре дома по набережной и по нынешней улице Академика Крылова снесли, в том числе и наш угловой. Они представляли собой бывшие дома усадьбы Строганова.
И.В. Хитрое — слева. Фото середины 1910-х гг. из личного архива В.И. Хитрова
Нам выделили участок в черте города — в Коломягах на 1-й Никитинской улице — и по две тысячи рублей на человека. Переезд в Коломяги стал для нас тяжелым испытанием, своего рода стихийным бедствием.
Дом строили из кусков разобранных построек на Строгановской набережной.
Так что сохранившиеся до сих пор окна нашего коломяжского дома, старинные филенчатые двери, дубовый паркет и даже предметы мебели мельцеровской работы — с дачи Строганова. Но строительных материалов все равно не хватало. Некоторую часть материалов нам выделили со склада распоряжением Ленгорисполкома. Однако денег не хватало, и отцу пришлось продать дом на Волге, чтобы совершить строительство в Коломягах».
