При всем нежелании бередить свои раны мне до смерти хотелось знать, что же лежит в коробке, которую Райдер передал для Эми.
– Почему ты не открыла ее? – спросила она, когда вернулась домой в тот вечер.
– Но ведь это для тебя, – ответила я с горечью. И да, я знала, что это несправедливо: Эми ничего от меня не требовала. Но, черт побери, не будь она так неотразима, мы бы не оказались в этой ситуации.
Не слишком ли это – мечтать о подруге-мегере? Теперь я так не думала.
Эми взяла коробку и села на кровать. Аккуратно, стараясь не порвать, сняла зеленую бумагу. Я бы просто содрала обертку, но Эми всегда очень бережно разворачивала подарки, как будто собиралась повторно использовать ее (она никогда этого не делала).
Закончив с бумагой, она начала возиться с клейкой лентой по бокам белой коробки. Потребовалось какое-то время, и вот она сняла крышку и достала… рубашку.
Фланелевую рубашку в красно-черную клетку.
Мое сердце радостно забилось и тут же ухнуло вниз.
Потому что, как я постоянно напоминала себе, это предназначалось не мне.
– О, – произнесла Эми, разглядывая рубашку, которая явно была не в ее стиле. – Какая… симпатичная.
– Это фланель, – буркнула я.
– Угу.
– Для твоей будущей гранж-группы в стиле девяностых.
Эми захлопала ресницами:
– Не поняла?
– Да ерунда. Глупость, короче. – Я направилась к двери. – Носи на здоровье.
– Сонни, ты можешь взять ее себе, – сказала она. – С полным правом. Она же на самом деле не для меня.
– Но и не для меня, – ответила я. – Он считает, что именно ты будешь выглядеть отпадно во фланелевой рубашке.
– Тут я с ним не соглашусь. – Она убрала рубашку обратно в коробку и снова посмотрела на меня.
Я уже взялась за ручку двери, но все еще смотрела на Эми. Или, скорее, испепеляла ее взглядом. Не нарочно.
– Ты на меня злишься? – спросила она.
– Нет.
Хотя я злилась. И ненавидела себя за это. В конце концов, Эми не виновата во всей этой ситуации с Райдером. Вина полностью на мне. Это я вела себя как последняя негодяйка.
И дело даже не в Райдере. Скорее в этом дурацком празднике, который постоянно напоминал мне о том, что у Эми есть все, чего нет у меня. Семья, дом, будущее… а теперь вот и Райдер. Эми окружали люди, которые ее любили. Люди, которые хотели покупать ей подарки и проводить с ней время. А у меня никого не было.
Никого… кроме нее.
Из меня как будто выпустили весь воздух, плечи поникли. Злость испарилась, ее сменила тяжесть вины.
– Нет, – повторила я. – Я на тебя не злюсь. Извини.
– Ты можешь взять эту рубашку, – сказала она, протягивая мне коробку. – Она действительно для тебя.
– Да ладно. Она мне все равно не подойдет. – сказала я, но все же взяла коробку. После чего заставила себя улыбнуться, и, хотя я сделала это неискренне, я знала, что улыбка выглядит правдоподобно, потому что… ну, это же я – как можно мне не поверить? – Твой брат привез печенье с глазурью, наше любимое. Я стащу одно. Или захватить парочку?
Фальшь в улыбке Эми сразу бросилась в глаза:
– Конечно. Хочешь сыграть партию на бильярде?
– Спрашиваешь.
15
Что за чертовщина!
На фоне всех последних событий – подарок Райдера, затянувшаяся неловкость в отношениях с Эми, бесконечные смены в книжном магазине и мои страдания из-за отсутствия семьи, с которой можно проводить праздники, – я стала настоящей брюзгой. Каждый рекламный ролик, в котором счастливый ребенок открывал подарки от любящих родителей, вызывал у меня непреодолимое желание зарядить с ноги в плоский экран телевизора Рашей. За рулем меня буквально трясло от любой рождественской песенки, которую передавали по радио. Я запретила себе открывать входную дверь из страха покалечить кого-нибудь, если вдруг кто-то решит петь праздничные гимны у нас на крыльце.
На работе я даже получила выговор от Шейлы за то, что волком смотрела на покупателей. Но изображать радость и в будни, и в праздники было равносильно пытке. И, хотя деньги мне были нужны, пару раз пришлось позвонить в магазин и соврать, что я больна – просто чтобы не сойти с ума.
По вполне понятным причинам в рождественское утро я не очень-то торопилась спускаться вниз.
Поймите меня правильно: я знала, что Раши – на редкость милые люди. Я знала, что они даже сделают мне небольшой подарок – набор лосьонов или новый свитер, за что я им буду безмерно благодарна, – но не меня им хотелось видеть в этот день. Они пригласили меня в свой дом, окружили теплом и вниманием как самого близкого человека, но я все равно оставалась их гостем. А Рождество – это день, который хочется провести с семьей.
Я решила, что мы с Эми обменяемся подарками позже. И пусть Раши проведут это утро в семейном кругу.
Таков был мой план.
Пока ровно в восемь часов утра Уэсли не распахнул дверь моей комнаты.
– Счастливого Рождества! – проревел он. – Пора вставать!
Я застонала и зарылась лицом в подушку:
– Нет.
– Давай-давай, пошевеливайся! Где твое праздничное настроение? – Я слышала его громкие и быстрые шаги через всю комнату, он отдернул шторы, и в окно хлынул ослепительный солнечный свет. – Проснись и пой, Сонни! Спускайся вниз и посмотри, что принес тебе Санта.
Я вздохнула и перевернулась на спину, щурясь на свет:
– Уэсли, если ты думаешь, что я все еще верю в Санту, нам нужно серьезно поговорить.
– Поговорим внизу, – сказал он. – Вставай. Уже почти час как все тебя ждут, чтобы открыть подарки.
Я нахмурилась:
– Ждут меня? Почему?
– Потому что не хотели тебя будить. Решили, что это невежливо. Но я, как ты понимаешь, парень без комплексов.
Похоже, мой рождественский план провалился.
Прежде чем я успела что-то сказать, Уэсли схватил меня за руку, вытащил из-под одеяла и поволок к двери. Слава богу, что я спала в пижаме Эми с лягушатами.
– Ладно, ладно, – сказала я, с трудом поспевая за ним. – Иду. Необязательно использовать грубую силу.
– Когда речь идет о подарках, я становлюсь агрессивным.
– Это точно.
Он отпустил мое запястье, и я спустилась вслед за ним по лестнице. Остальные члены семьи сидели в просторной гостиной, все в пижамах. Мистер Раш держал в руке кружку кофе, Эми жевала вафлю. Завидев нас, они подняли головы.
– Мы же просили тебя не будить ее, – набросилась миссис Раш на сына.
– Если бы мы стали ее ждать, то не открыли бы подарки и к полудню, – возмутился тот.
