И я уже не могла собрать осколки.
– Ничего не случилось! – закричала я. В горле разлилась острая боль, и слезы брызнули из глаз. – Все прекрасно! Просто уходите!
– Сонни…
– Уходите! – Я сбросила его руку со своего плеча. – Убирайтесь отсюда!
– Сонни! – ахнула миссис Раш.
– Убирайтесь! – снова завопила я, топая ногами и сжимая кулаки, как ребенок, бьющийся в истерике. – Вон отсюда! Убирайтесь! К чертовой матери!
– Соня! – Миссис Раш схватила меня за руку, но я вырвалась.
– Просто уйдите! Мама скоро будет здесь – ИДИТЕ же!
Горячие слезы катились по моим щекам. Меня била крупная дрожь, пока я умоляла их уйти.
Уйти, чтобы не узнать правду.
Не обнаружить ее следов.
Но было слишком поздно.
Они уже обо всем догадались.
Теперь они знали мой самый сокровенный секрет. Самую горькую правду, которую я держала взаперти. Она выползала наружу, и я не могла этого вынести.
– Прекрати, Сонни. – Мистер Раш поймал мои запястья и притянул меня к себе, удерживая так крепко, что я больше не могла сопротивляться.
Я побрыкалась еще немного, но без толку. Я слишком устала. Устала от боли.
– Она вернется, – твердила я сквозь слезы. – Она скоро придет.
– Шш, – успокаивал меня мистер Раш. – Все хорошо, Сонни.
Он потянул меня к дивану, и мы вместе рухнули на подушки. Я рыдала, уткнувшись ему в плечо, а он гладил меня по голове, как папа в детстве, когда мне снились кошмары. Вот уже лет десять никто меня так не обнимал. Наверное, я уже выросла из родительских объятий. Стала слишком взрослой, чтобы меня утешали.
Но почему-то именно сейчас я снова чувствовала себя маленьким ребенком.
Ребенком, которого бросили много лет назад.
Я слышала, как миссис Раш ходит по дому, но даже не смотрела на нее. Я рыдала и не могла остановиться.
– Она уже едет, – то и дело бормотала я. – Она вот-вот вернется.
Но никто мне больше не верил.
Я сама себе больше не верила.
Не знаю, сколько прошло времени, но миссис Раш перестала расхаживать и подсела к нам на диван. Она положила руку мне на спину, и от этого проявления доброты я заплакала еще горче.
Когда слезы, наконец, иссякли и я смогла перевести дух, миссис Раш задала вопрос, которого я с ужасом ждала:
– Где твоя мама, Сонни?
Я покачала головой, но лгать больше не было сил. Их у меня вообще не осталось.
– Я… я не знаю.
– Как давно ее нет дома?
– Давно. – Я сглотнула и потерла глаза тыльной стороной ладони. – Она иногда уходит. Но… всегда возвращается. Но на этот раз…
– О, Сонни, – пробормотал мистер Раш. – Выходит, тебя не выгоняли из дома?
Я отрицательно покачала головой.
Они не стали допытываться, почему я солгала, и я была безмерно благодарна им за это. Мне не хотелось говорить об этом. Вообще не хотелось ни о чем говорить. Я хотела вернуться назад во времени. В те дни, когда Раши еще не видели этот пустой, пыльный, заброшенный дом. Когда в моей жизни были Эми и Райдер.
Туда, где я еще не была одинока.
– Ладно, – сказал мистер Раш. – Поехали.
– Нет! – Я схватила его за руку. Я ненавидела себя. Ненавидела свой жалобный голосок, который молил: – Не оставляйте меня! Пожалуйста!
– О, милая. – Миссис Раш обняла меня. – Нет. Сонни, мы не оставим тебя здесь. Ты вернешься к нам, договорились?
– Но Эми…
– Любит тебя, – договорил за меня мистер Раш. – И мы тоже.
– Что бы ни происходило между вами, вы обязательно со всем разберетесь, – сказала миссис Раш. – И она тоже хотела бы, чтобы ты вернулась вместе с нами.
Хотя я в этом сомневалась. Мне казалось, что это невозможно после всего, что я натворила. Ведь я солгала ей и об этом. Чем не причина ненавидеть меня еще больше?
Мистер Раш проводил меня к машине, а миссис Раш забрала кое-какую одежду из моей комнаты. На обратном пути никто из нас не проронил ни слова. Я смотрела в окно, глаза горели от слез.
Все кончено. Кота достали из мешка. Я чувствовала себя голой, униженной. Беззащитной.
Когда мы вернулись к Рашам, Эми сидела в гостиной перед телевизором. Она немало удивилась, увидев меня на пороге.
Я отвернулась от нее, пряча лицо. Не сказав никому ни слова, я побежала наверх, в гостевую комнату, где жила все это время.
Я не хотела хлопать дверью – это получилось само собой.
Я упала на кровать, лицом в подушку. Но не заплакала. Просто не могла.
Слез не осталось.
28
Два дня я не выходила из гостевой комнаты.
Отчасти потому, что чувствовала себя потерянной и несчастной и не хотела грузить своей болью других. Но прежде всего потому, что мне было стыдно. Стыдно за свою истерику перед родителями Эми. Стыдно за правду.
Мистер и миссис Раш несколько раз стучались в дверь, но я не откликалась.
Я хотела пойти к Эми, чтобы найти у нее утешение и покой, как это всегда бывало. Я хотела позвонить Райдеру, а еще лучше, если бы он оказался рядом. Обнял меня и сказал, что все будет хорошо. Или ляпнул бы что-нибудь высокопарное и смешное, чтобы я могла поиздеваться над ним и перестать думать обо всем остальном.
Я скучала по ним обоим.
Но больше всего мне хотелось забаррикадироваться в этой комнате, остаться в вечном одиночестве, в наказание за все мои ужасные поступки.
В конце концов голод возобладал над желанием стать затворницей вроде Рапунцель. Я подождала, пока все заснут, и прокралась на кухню.
По крайней мере, я думала, что все спят.
– Почему ты не сказала мне?
Я подняла глаза от миски с сухим завтраком. Эми, в полосатой розово-черной пижаме и пушистых зеленых тапочках, стояла в дверях кухни. Я опустила голову и уткнулась взглядом в шоколадные подушечки, плавающие в молоке.
– Я думала, ты спишь.
– В последнее время я неважно сплю. – Она прошла мимо меня и открыла шкафчик, доставая миску для себя. Наполнив ее хлопьями, она подошла к кухонному островку и встала напротив меня. – Родители рассказали мне, что произошло у тебя дома… Я понимаю, почему ты не хотела, чтобы они знали, но почему не сказала мне, что она ушла? Я бы тебя не выдала. Я бы попыталась помочь. – В ее голосе звучали нотки обиды.
– Я знаю, – сказала я, помешивая ложкой в миске. Аппетит вдруг пропал. – Но… проблема была не в том, чтобы признаться тебе. Главное – признаться самой себе.
