Это было ему несвойственно.
Зайд видел Якуба наследником стада, хранителем очага, продолжателем рода и традиций. Но вот беда! Якуб себя таковым не видел. Он любил город, зелень, море, человеческое общество, не чурался клубов и дискотек. Прожить всю жизнь на отшибе цивилизации не было пределом его мечтаний.
Но он был хорошим сыном. А хороший сын должен почитать мать и отца. Он хотел бы убедить родителей отпустить его, но не желал терять семью из-за конфликта. Просто время отпочковаться еще не пришло, и Якуб, понимая это, искал и находил себе отдушину во время своих поездок в города, неизменно возвращаясь в родовое гнездо, слепленное, согласно традициям, из подручных материалов. Кондиционер, генератор, спутниковая тарелка, холодильник были компромиссом между Зайдом и цивилизацией, и, если бы не настойчивость сына, этот компромисс никогда бы не был достигнут.
Лежа на позиции в тени солнечной батареи, Якуб не испытывал сомнений или колебаний по поводу того, что делал. Сегодня, перед лицом опасности, он ощутил себя настоящим представителем своего племени, сыном и воином. Он нарушал закон страны, которую любил, ради людей, которых уважал его отец. Он взял в руки оружие для того, чтобы помочь человеку, которого любил, и не хотел думать ни о последствиях своего поступка, ни о том, что может каждую секунду расстаться с жизнью. Все это не имело никакого значения. Важно было подставить плечо отцу. Важно было поступить по совести, а не по закону. Законы пишут люди… Кому как не им их и менять!
В армии Якуб, как и его отец, был следопытом — бедуины, проходящие службу в ЦАХАЛе, традиционно выполняют эти обязанности, но, хотя стрелял Якуб хуже снайпера, за результаты краснеть не приходилось.
Позиция, которую он сейчас занимал, была непривычной и неудобной для стрельбы. Огонь надо было вести по цели, находящейся внизу и на достаточно большом расстоянии, но Якуб со второго выстрела поймал кураж и бил практически без промахов. Необходимости поразить мишень прямо в голову или сердце у него не было, достаточно было попасть в корпус, а такая задачка была куда как легче армейских упражнений.
«Галил», несмотря на возраст, работал, как часы. Прицел — обычная оптика, безо всяких новомодных штучек — давал шестикратное приближение и терпимо сужал поле зрения стрелка.
Пять выстрелов — три попадания в корпус. Неплохой результат, если учесть, что на каждое прицеливание у него не было и двух секунд. Еще один террорист был ранен в руку и скрылся в кустах еще до того, как Якуб успел поймать его на мушку вторично. Дворик, окружавший дом, где прятался профессор Кац с друзьями, просматривался далеко не весь: мешала густая зелень деревьев и кустов, но пятачок перед входной дверью был как на ладони. Каждый из нападавших, пытающийся пробиться к дверям, получал от Якуба подарочек в стальной оболочке и терял энтузиазм вместе с жизнью и здоровьем.
Террористов было много и соображали они неплохо, во всяком случае, то, что по ним ведет огонь снайпер, поняли очень быстро. Теперь по дому стреляли из укрытий — Якуб слышал автоматную пальбу в которой изредка звучали сухие и негромкие пистолетные выстрелы. Разобрать, отвечают ли на огонь осажденные, было невозможно, но в дом нападающие не пробились и это вселяло надежду на благополучный исход боя.
С высоты своей позиции Якуб видел не только крыши домов, но и то, как волной расходятся по окрестностям звуки перестрелки, как бегут прочь от места схватки прохожие, как останавливаются машины, образуя пробки на улицах. И еще — он видел сине-красные сполохи «мигалок» полицейских машин и яркие синие маячки автомобилей армейского спецназа, слышал их сирены. Помощь была близка. Очень близка, но ее надо было дождаться.
Якуб скосил глаз, стараясь не отрываться от окуляра. Почему молчит винтовка отца?
Он заметил Зайда, держащего под прицелом что-то невидимое для всех остальных, что-то или кого-то, находящегося намного выше их позиции. Отец, сделавший в начале несколько выстрелов, теперь не стрелял — ждал, замерев.
Якуб снова приник к прицелу и увидел, как закрытые до сей минуты гаражные ворота заскользили вверх, открывая темный проем, и из гаража задним ходом вылетел «патфайндер». Корма огромного внедорожника ударила стоящий поперек тротуара микроавтобус, отшвырнула его в сторону и едва не опрокинула на бок. «Ниссан» подпрыгивая на бордюрах, выехал на дорогу, нехорошо накренился, но все же устоял.
Искалеченный ударом «фольксваген» перекрыл Якубу часть сектора обстрела, но одного потерявшего бдительность террориста он все-таки срезал, хоть и ошибся с завышением при выстреле — пуля ударила того в бедро, и неудачник рухнул, словно ему оторвали ногу. Якуб попытался прицелиться, но нападавшие уже сообразили, где именно находится снайпер, и довольно удачно использовали разбитый минивэн как прикрытие. В сторону Якуба понеслись автоматные очереди. Стреляли беспорядочно, не видя снайпера, но огонь был плотный и на крышу, служившую позицией для бедуинов, обрушился настоящий свинцовый вихрь. Несколько пуль со звоном срикошетировало от солнечной батареи, заставив Якуба пригнуться. Очереди хлестнули по фасаду здания, выбивая стекла в окнах верхних этажей, и он услышал крики людей, доносившиеся из внутренних помещений. Подхватив винтовку за цевье, так, чтобы не ударить прицел, Якуб на четвереньках перебежал на десяток метров левее. Это было глупо, потому что свинец хлестал по крыше как придется, но все же лучше, чем оставаться на засвеченной позиции.
Он едва успел перевести дух, как огонь прекратился. Выстрелов больше не было слышно. Быстрый взгляд вниз — и Якуб увидел, как по улице несутся «патфайндер» и два минивэна. Из радиаторной решетки одного из них хлестал белый пар, но оба «фольксвагена» висели у джипа на хвосте. От выбитой калитки вслед за машинами ковылял человек с автоматом в руках. «Ниссан» профессора как раз поворачивал, и боевик стрелял по джипу короткими очередями. Якуб поймал террориста в визир прицела и всадил ему пулю ровно по центру груди — такой выстрел был на 99 % смертелен, даже если на террористе надет жилет. Трудно жить с легкими, продырявленными собственными костями. Человек упал навзничь, его АК отлетел в сторону. Якуб перенес прицел на минивэн, шедший первым, и всадил в него четыре пули. Щелкнул боек — магазин опустел. На перезарядку винтовки ушло несколько мгновений, но за это время микроавтобусы исчезли из сектора поражения.
Справа рявкнул «галил» Зайда. Совсем рядом загрохотали выстрелы из автоматического оружия. Якуб бросился к отцу — тот оставался в неподвижности на краю крыши. С соседнего здания палили наугад. Ствол, торчащий над парапетом, просто поворачивался из стороны в сторону, стрелка не было видно. Зайд выстрелил еще раз и автомат умолк.
Старый бедуин повернулся к сыну.
Щека его была оцарапана или пулей, или каменной крошкой, выбитой из парапета. Рана кровила и Зайд нехорошо скалился. Якуб в страхе приобнял отца, оглядывая его одежду — не зацепило ли еще где-нибудь? Но бедуин был цел, зато очень зол. Значительно злее, чем полчаса назад. За всю свою жизнь Якуб не видел Зайда в ярости и, глядя на гнев, который клубился на дне отцовских черных глаз, вдруг понял, что не знал о родителе многого.
