— Куда ехать?
— Пока прямо, девочка моя… Без рекогносцировки нам не пройти и метра. Как говорил мой русский друг Беня Борухидершмойер — не зная броду, не суй и в воду…
— Последнее я не поняла, Рувим.
— Гм… — Кац не то, чтобы смутился, но задумался — а не сморозил ли он что-нибудь не то? — и пришел к выводу, что таки сморозил. — Не обращай внимания. Идиома.
Пока благополучно угнанная в Иерусалиме с подземной парковки «Хонда Аккорд» мирно катилась мимо приземистого серого строения госпиталя «Йосефталь», профессор старался рассмотреть и запомнить все, вплоть до мельчайших деталей.
Картина была неутешительная. Госпиталь охраняли серьезно. Без фантазии, но какая тут, к черту, фантазия? — зато крайне надежно. Есть список мероприятий по специальному коду — вот его и исполняли, а мероприятия эти были придуманы неглупыми людьми. Людьми, понимающими толк в охране объекта, причем любого — от атомной станции до придорожного кафе.
«Хонда» проехала мимо здания один раз, потом, спустя некоторое время — второй, но в обратном направлении.
— Справа сквер, — сказал профессор, откидываясь на сидении. — Паркуй машинку там, садимся и начинаем думать…
— Что, все так плохо? — спросила Арин.
— Плохо, — признался Рувим и скривился, как от зубной боли. — Совсем плохо, Арин. Просочиться не получится, а брать больницу штурмом я не готов. Ну-ка, чему тебя учили в армии, солдат? Бывают ли безвыходные ситуации?
Девушка качнула головой.
— Правильно. Бывает, что мы просто не видим выхода. А он обязательно есть… Госпиталь оцеплен. Возле приемного покоя бронетранспортер. Посты внутри. Что сказать — молодцы ребята! Думаю, что и камер натыкано вокруг — не сосчитать! Вечером территория освещена. Это я к тому, что скоро ночь, девочка моя, и идею проникнуть в палату к Валентину под покровом тьмы я уже рассмотрел и отбросил.
— И мы даже не знаем, где его палата.
— Ну, да… — согласился Кац, невесело усмехнувшись. — На расспросы у нас времени не будет.
— Будь у меня компьютер, я бы попыталась войти в их сеть и выяснить, где именно он лежит.
— Хорошая идея! Но что бы ты делала, если бы работала начальником компьютерной безопасности госпитальной сети? В случае, когда надо скрыть местонахождение важной персоны, например? Правильно, Арин, разместила бы ложную информацию и смотрела, кто и с каких адресов будет ломиться. И лично я могу поспорить, что особо бы им ты не мешала. Так?
— Так, — Арин понурилась.
— Нам нельзя делать ничего, что может выдать наш интерес в Шагровскому. Так что лэптоп не ищем, в Интернет не лезем.
— А что ищем?
— Ничего не ищем.
Рувим потер рукой исцарапанную щеку и щетина скрипнула, коснувшись ладони. Он открыл бардачок и принялся рассматривать лежащие там бумаги. Бумаг было на удивление мало: сервисная книжка, договор со страховой компанией, несколько визитных карточек, рекламные буклеты…
На мгновение Кац замер, потом двинул бровью и ухмыльнулся.
— Скажи, девочка моя, — спросил он, складывая содержимое перчаточного ящика на место, — а попадала ли ты в серьезную автомобильную аварию? Хоть когда-нибудь?
— Нет, — сказала Арин. — Не случалось. А что, профессор?
— Кажется мне, — произнес Рувим, хитро сощурившись, — что сегодня вечером мы оба попадем в неприятности. Не прямо здесь, а на повороте. Возле школы Ицхака Рабина, Арин. Совесть наша чиста, машина застрахована, так что… Видишь, вот тот привлекательный бетонный столб? Запомни его хорошенько. Слушаем и внимаем… Возможности репетировать нас лишили, так что будем готовить обстоятельную импровизацию. Ты должна ударить машину моей стороной, но, смотри мне, не сделай так, чтобы меня потом вырезали из этой жестянки частями!..
Глава 11
Израиль. Эйлат
Наши дни
Звонок поступил в отделение скорой помощи в 22.13. Срывающийся женский голос сообщил, что в квартале от «Йосефталь» только что попала в аварию «Хонда Аккорд». Звонившая женщина назвалась водителем и сказала, что практически не пострадала, а вот ее отец — пассажир…
— Он не был пристегнут, — всхлипывала она. — Скорее пришлите машину!
Карета «амбуланс» выехала на место через три минуты после звонка и в 22.20, еще до приезда полиции, была на месте.
Возле разбитой о столб «Хонды» сидела молоденькая девушка с короткой стрижкой. Ее волосы, выкрашенные во все цвета радуги, перьями торчали в стороны, глаза были подведены, тушь вокруг них пошла потеками, превратив лицо барышни в страшненькую пародию на загримированного мима. У нее на коленях полулежал пожилой мужчина с рассеченной бровью и расквашенным носом. Лицо его было залито кровью, глаза полуприкрыты, но, скорее всего, он был в шоке. Во всяком случае, пульс хоть и частил, но был нормально наполнен, и парамедик, грузивший его в машину, сообщил по рации в приемный покой, что реанимацию можно не готовить. Девушку тоже помяло при аварии — губы распухли от удара подушки безопасности, на локте красовался неглубокий, но кровавый порез. Если приглядеться, то становилось заметно, что последние несколько дней у барышни не задались — помимо свежих царапин и ссадин были видны недавние синяки и кровоподтеки: недавние, но вовсе не сегодняшние.
Старика уложили на носилки. Девушка, похожая на ежика, на которого только что опрокинули несколько банок плакатной гуаши, уселась рядом и принялась шмыгать распухшим носом. Парамедик подумал, что ей неплохо было бы кольнуть успокоительного, просто так, чтоб под ногами не болталась, но мысль он не додумал, не успел — слишком коротка была обратная дорога.
Включив сирену, машина развернулась и через еще две минуты въехала под козырек приемного покоя. Дежурный врач зафиксировал в журнале время прибытия «скорой» — 22.31.
Когда носилки с пострадавшим въехали в приемный, старик вдруг захрипел, зашарил руками по одеялу и его начало трясти. Увидев состояние отца, взвыла его дочка и вместе с дежурными врачами побежала рядом с носилками-каталкой по коридору к реанимационному блоку.
В 22.37 носилки въехали в отделение реанимации.
Этот момент был прекрасно виден на мониторах службы безопасности «Йосефталя» — каталка, человек на ней, дежурный врач, две сестрички и здоровущий санитар, толкающий нелегкий груз по плиткам пола. Когда картинку продолжила другая камера, здоровый санитар валялся поперек каталки физиономией вниз, а остальных просто не было в кадре.
Но охранник, сидевший за мониторами, не заметил происходящего. Он заваривал себе чай, а когда снова повернулся к экрану, ни тележки, ни потерявшего сознания санитара на нем уже не было.
Рувим, хлюпая кровавыми соплями, держал дежурного врача «скорой», сестричек и недавно проснувшегося доктора Романа Стеценко на прицеле, дожидаясь, пока Арин запирает в бельевой комнате подвернувшихся под руку сотрудников реанимации.
