— Ладно, ладно! Не горячись! — засуетился Пушкин. — Прошу тебя, князь, в мои хоромы откушать с дороги!
— Людей размещу и буду. А ты пока своих голов собери, будем совет держать!
Пушкину властный тон Пожарского явно не понравился, он молча повернул коня и ускакал в ворота высокой Пятницкой башни. Слобожане, в отличие от воеводы, встретили ратников дружелюбно, понимая, что коль поляки появятся под стенами Коломны, то, не будь защиты, первые пострадают слободы. Скоро во дворах разгорелись костры — это приступили к отрадному для каждого воина делу кашевары.
Дмитрий с верным дядькой Надеей и головой нижегородцев Болтиным отправился в город, который выглядел сумрачным и настороженным, как перед грозой. Торговые ряды на центральной площади пусты, не видно людей и на улицах.
Боярин не встретил его на крыльце, а ждал в горнице, дав понять, что гость — не ровня ему по чину. Пожарский, однако, сдержал свои чувства, решив, что не время разводить местничество. По знаку хозяина в горницу вплыла густо накрашенная белилами и румянами дородная хозяйка с чаркой водки на подносе, но князь остановил ее:
— Спасибо! Угощение потом! Зови, воевода, своих голов.
В горницу вошли три рослых стрелецких сотника. Сдержанно поприветствовав гостя, уселись на лавке у стены. Пожарский спросил:
— Что известно о Лисовском?
— Идет сюда.
— Откуда знаете?
— Лазутчики только приехали.
— Давайте их сюда!
Два мужика в тулупах вошли, сняв поярковые шапки, и встали у дверей.
— Ну, рассказывайте, что видели, без утайки, — потребовал Пожарский. — Вы кто будете, воины аль ряженые?
— Стрельцы мы, — ответил один из них, — а оделись будто местные из крестьян, вроде как за лесом поехали.
Пожарский одобрительно усмехнулся, одобряя хитрость лазутчиков.
— И где Лисовского повстречали?
— У села Высокого.
[51]
— Далеко это?
— Верстах в тридцати будет.
— Давно повстречали?
— Вчера к вечеру.
Пожарский взглянул на Пушкина:
— Это же совсем близко! Медлить нельзя — надо посадских в крепость забирать.
Воевода побагровел:
— А чем мы их кормить будем? Лишние рты! Осада может быть долгой.
— Осада? — переспросил Пожарский и повернулся к лазутчикам: — Так их много?
— Да нет, сотни две-три!
— Как же он с таким отрядом осадит? Ведь в Коломне, чай, не меньше тысячи бойцов.
— Стрельцов сотни три, — ответил один из голов. — Остальные — из горожан…
— Это у него сейчас три сотни! — сказал Пушкин. — А сколько за ним еще идет? Мы же не знаем! Если бы государь внял моему прошению и армию прислал, тогда другое дело! А теперь только остается — садиться в осаду.
— Ждать нечего! — не согласился Дмитрий. — Пока их мало, надо немедленно разогнать. Готовьте, головы, свои сотни. Сегодня же и выступим, встретим Лисовского как надо.
Головы, повеселев, поднялись.
— Стойте! Куда? — заорал Пушкин. — Здесь я воевода, мне и командовать!
— Здесь я — воевода! — хладнокровно и веско возгласил Пожарский. — Грамоту ты читал: государь меня прислал сюда, чтобы защитить Коломну, а главное — не дать ляхам отрезать путь хлебу из Рязани. А ежели мы за стенами укроемся, как раз дорогу-то и перекроют!
— Нету в грамоте ничего, что тебя первым воеводой прислали! Я первый воевода! — орал Пушкин. — И никуда моих стрельцов не пущу. Разобьют их, как Коломну удержу? Ты с Лисовским еще не сталкивался, вот и хорохоришься! Он тебе перышки живо ощипает!
Пожарский не привык сносить оскорбления. Он резко вскочил, сделал решительный шаг в сторону хозяина так, что тот испуганно отскочил в угол. Князь рассмеялся:
— Ладно, сиди со своими стрельцами у печки, попивай винцо вместе с хозяйкой. Справлюсь и без тебя!
— Куда это ты собрался? Своевольничать не позволю. Коль прислали мне на помощь, так и помогай город защищать.
— А я это и собираюсь сделать! Только не за стенами. Надо Лисовского припугнуть, пока он силы не набрал.
— Не пущу!
— Только попробуй! — усмехнулся Пожарский, многозначительно положив левую руку на рукоять сабли, затем обернулся к лазутчикам: — А вы, ребята, за мной! Дорогу мне покажете!
Еще раз смерив воеводу презрительным взглядом, он пошел из горницы. Пушкин не осмелился его задержать, только тоненько выкрикнул вслед:
— Все государю-батюшке отпишу про твое ослушание и недоумие!
К селу Высокому вышли окольной дорогой к рассвету. Двигались тихо, чуть поскрипывая по только что выпавшему снежку. Вдруг уже на самой опушке Пожарский услышал странный звук. Он остановил лошадь. Сомнений не было — вскрикнул и тут же затих грудной ребенок. Он осторожно поехал на звук, увидел: что-то белое мелькнуло под елкой. Его опередил Ждан Болтин, метнувшийся туда.
— Дура! — внезапно закричал он. — Что ты с ребенком делаешь? Задушишь!
— Чтоб не кричал, вдруг ляхи услышат, — ответил неестественно спокойный женский голос.
Ждан вытащил за руку упирающуюся, с распущенными волосами молодую женщину в одной полотняной рубахе. Другой рукой она прижимала платок, в котором был задернут младенец. Придушенный матерью, он еле-еле хныкал.
Пожарский участливо спросил:
— Как ты здесь очутилась?
— От ляхов убегла. Они по селу всех баб ловят, ни одну не пропускают!
— Накиньте на нее что-нибудь и посадите в сани!
Лазутчики тем временем вышли к околице, помахали оттуда:
— Ушел Лисовский!
Деревня представляла собой страшное зрелище — от большой части домов остались лишь угли. У плетня окровавленные трупы мужиков, возле которых столпились воющие бабы.
Пожарский почувствовал, как в нем закипает ярость такой силы, что голову стиснуло будто каленым обручем. Опустив глаза, он глухо спросил:
— Давно они уехали?
— Как только светать начало.
— Почему же мы их не повстречали?
— А они не в Коломну, а к Тушину сразу подались. Бахвалились: деи, еще вернемся, людишек побольше наберем, тогда и Коломну возьмем.
— С обозом?
— Саней сто будет, всех наших мужиков с лошадьми занарядили, весь скот угнали…
— Значит, далеко не ушли. Догоним! — твердо сказал князь.
Вдруг у Пожарского мелькнула неожиданная мысль. Он спросил лазутчиков:
