Отец был слаб, но мог стоять. Он оперся на меня, и мы заковыляли вверх по ступеням.
— Скажи мне, что за золото он хотел? — спросил он.
— Из бочек,— процедил я сквозь зубы. Меня злило, что отец до сих пор скрывает от меня правду о своей контрабанде, предпочитая мне свое золото.
— Бочки? — Его ноги застыли, мне пришлось остановиться на предпоследней ступеньке, под навесом верхнего этажа.
— Я знаю все, — сказал я. — Бочки, которые мы грузили ночью, наполовину заполняли опилки. Там было контрабандное золото или бриллианты. Опилки выдали тебя. Но именно из-за них Обрубок сохранил тебе жизнь.
Отец ничего не говорил. Я чувствовал, как он затрясся, как изменилось его дыхание. Я думал, что он плачет, но он смеялся.
— Опилки! — воскликнул он и засмеялся еще сильней. — Он спас меня из-за опилок! Джон, посади меня на минуту...
Я опустил его на ступени. Он сидел там наклонившись вперед, вытирая глаза и смеясь.
— Не было никакого золота, — сказал он. — С чего у них возникла эта мысль? — Он снова засмеялся, слезы катились по его лицу. — Мы купили второсортное вино у третьесортного торговца. И они надули нас, Джон. Эти испанцы заставили нас грузиться ночью и подсунули бочки с двойным дном. Я понял это, когда опилки забили помпы.
Мэри тоже засмеялась:
— Они продали вам опилки?
— За милую душу! — сказал отец. — А мародеры подумали, что там были горы золота?
— Да. — Мне было не смешно.
— Видишь, это показывает, — отец потянулся вверх, и я подставил ему плечо, — что люди судят о других по себе. Дурные люди всегда видят дурное в других.
Его слова не открыли мне новых истин. Мне было стыдно. Мы вышли на улицу, где Мэри привязала пони, у седла которого болтался мешок. — Здесь еда, — сказала она. Мы возьмем другого пони и... — Она увидела мое лицо и остановилась. — С ним что-то случилось?
— Шахта, — пробормотал я. — Мы провалились в колодец. — Моган предупреждал меня, но я думал, что он просто пугает.
Мэри закусила губу.
— Тогда вы возьмете этого. Вы доберетесь до Полруана. Пони оставьте в конюшне на пристани, дядя заберет его позже.
— Сегодня твой дядя занят, — холодно заметил я. — Ему надо загубить судно.
— Джон, прекрати!
— Но пастор... Ты сама сказала, что они были вместе в ночь, когда погиб «Небесный».
Мэри молча смотрела на меня.
— Он мародер, — утверждал я.
— Нет.— Она медленно покачала головой.— Ты ошибаешься. Ты не можешь не ошибаться.
— Когда ты придешь домой... Она опустила голову.
— Я не думаю, что сегодня пойду домой. Поезжайте, Джон. Поторапливайтесь.
Отец с усилием выпрямился.
— Сударыня, — ласково произнес он, — я в неоплатном долгу перед вами. Если я что-то для вас могу сделать...
— Нет,— сказала Мэри.— Я ни в чем не нуждаюсь.
Отец улыбнулся. Несмотря на то что он промок и дрожал от холода, одежда его была оборвана и воняла сточными водами, он выглядел гордо и элегантно. Джентльмен! Он хлопнул меня по плечу:
— Что ж, домой!
Не верилось, что мы наконец покидаем Пенденнис. Стоя на темной улице в потоке дождя, мы улыбались друг другу, как дураки. Я помог отцу взобраться на пони, а сам хотел залезть позади. Он остановил меня.
— Вперед, — сказал он. — Ты справишься лучше, чем я.
Я взял Мэри за руку.
— Мэри, я...
— Ладно, ладно. — Она хлопнула пони, и он прыгнул, вырвав у меня руку Мэри. — Я часто буду думать о тебе,— пообещала она.
И убежала.
Я смотрел ей вслед, но она быстро потерялась в темноте. Я почувствовал руки отца на своих боках и дернул за повод. Мы пустились в путь, на Полруан. Казалось, пони вздохнул, когда мы миновали старую стену и начали подъем на холм.
Я оглянулся лишь один раз, чтобы посмотреть на церковь. Здание лежало во тьме, святые, теперь не освещенные, прятались в тени. Отсюда пастор Твид наблюдал за обстановкой в море. Сейчас церковь казалась одинокой, пустой и заброшенной.
17
ЛОЖНЫЕ ОГНИ
Я бы хотел, чтобы мой рассказ здесь и закончился. В каком-то смысле так оно и есть, потому что то, что случилось после этого, в корне меняет все последующие события.
Мы не успели достичь вершины холма, как услышали сигнал. Три пушечных выстрела подряд прозвучали над пустошью и утесами, в долине и в небе. И прежде чем замер звук, я остановил пони.
— Почему ты остановился?
— Сигнал, — сказал я. — Судно несет на берег.
Я развернул пони против ветра. Его грива хлестала меня, он мотал головой.
Я не мог видеть Ла-Манш, но слышал его, слышал биение бесконечного ряда волн о скалы.
Отец тихо сидел за мной. Потом он тронул меня за руку.
— Сын,— сказал он,— нам надо в путь. Я обернулся.
— Не могу, — сказал я. Я не могу уехать, зная, что мародеры принялись за свое дело.
Он развел руками.
— Но что мы можем сделать? Лучше всего сообщить в магистратуру...
— Будет слишком поздно, — сказал я.— Они не успеют.
— Но, Джон, что мы сможем сделать?
— Не знаю. Может быть, ничего. Но я не могу уехать, не попытавшись сделать хоть что-то.
Отец вздохнул:
— Да, ты прав. Извини, я тебе только помешаю.
— Нет, отец. — Я спрыгнул с пони и положил руки на его колено. — Я вовсе так не думаю.
— Но это так.
— Просто ты очень слаб. Ты едва держишься на ногах. — Я протянул ему повод. — Я хочу, чтобы ты отправился в Полруан. Сможешь добраться сам?
Он опустил руку, и я вложил в нее повод пони. Но он взял меня за запястье.
— Нет, — сказал он. — Мы поедем вместе. Когда все будет позади, мы оба отправимся в Полруан.
Он сжал мою руку. Тогда я опять взобрался на пони и повернул обратно в деревню. Грязь летела из-под копыт, когда мы спускались с холма, проскакали перекресток, долину. После моста мы свернули с дороги. Отец стукнул ногами по бокам животного, и мы поскакали по пустоши к морю.
На побережье мы вышли восточнее Надгробных Камней, к утесам, на которых, как сказал Моган, водятся привидения. С жутким грохотом разбивались об их подножия волны прибоя. Мы сидели на бедном испуганном пони и глядели в море. Далеко мелькали молнии, бледные, как искры трута.
Перед нами было судно.
Слабое, едва различимое в дымке, оно казалось не больше «Небесного Острова». Но вот мелькнула молния, осветив его мертвенным светом, и перед нами предстал гигант с необъятным парусным вооружением и командой из не одной дюжины моряков. Судно двигалось под минимальным количеством зарифленных парусов.
