— Что ж, — вздохнул де Водрель, — никто лучше вас самого не может судить о том, чего требуют обстоятельства. Если вы полагаете, что должны держать место вашего убежища в абсолютной тайне, мы не будем настаивать. Но не забывайте, что во всякое время дня и ночи двери виллы «Монкальм» открыты для вас.
— Я это знаю, господин де Водрель, — ответил Жан, — и я вам очень благодарен.
Само собой разумеется, что среди беспрестанных возгласов гостей, среди нараставшего шума в зале никто не мог слышать негромкой этой беседы. Порой она прерывалась каким-нибудь шумным тостом, метким словцом, веселым куплетом в адрес молодых. Разговор уже было завершился, когда еще на один вопрос, заданный Кларой, последовал ответ Жана, который привел их с отцом в изумление.
Что побудило девушку задать этот вопрос? Было ли это если не подозрение, то, по крайней мере, сожаление о том, что Жан явно решил держаться несколько отчужденно? Должно быть, именно так, потому что она произнесла:
— Значит, где-то существует дом, более гостеприимный, чем наш?
— Более?.. Нет, но столь же гостеприимный, — ответил Жан не без волнения.
— И что это за дом?
— Дом моей матери!
Эти слова, произнесенные с чувством большой сыновней любви, глубоко тронули барышню де Водрель. Впервые Жан, чье прошлое было окутано тайной, упоминал о своей семье. Значит, он был не столь одинок на свете, как это могли предполагать его друзья? У него была мать, жившая в укромном местечке в Сен-Шарле. Несомненно, Жан иногда виделся с ней. Материнский дом был открыт для него, когда он нуждался в покое и отдыхе! А теперь он отправится именно туда, пока не пробил час борьбы!
Клара не нашлась что ответить. В мыслях своих она перенеслась к этому далекому дому. О! Каким счастьем было бы для нее познакомиться с матерью молодого изгнанника! Она представляла ее себе такой же героической женщиной, как ее сын, патриоткой, которую она могла бы полюбить, которую уже любила. Конечно, она когда-нибудь увидит ее. Разве отныне ее жизнь не связана неразрывно с жизнью Жана Безымянного, разве кто-нибудь может разорвать эту связь? Да, в минуту разлуки с ним, быть может навеки, она осознала всю силу чувства, соединявшего их.
Обед тем временем близился к концу, и веселое настроение гостей, возбужденных обильными возлияниями за десертом, проявлялось самым различным образом. Здравицы новобрачным раздавались со всех концов стола. Веселые заводилы выкрикивали время от времени:
— Честь и хвала, счастье молодым супругам!
— Да здравствуют Бернар и Роза Микелон!
Пили также за здоровье господина и барышни де Водрель, за здоровье Катерины и Тома Арше.
Мэтр Ник, как и следовало ожидать, воздал обеду должное. Он не умел блюсти холодную сдержанность гуронов по той простой причине, что это противоречило его открытому, общительному характеру. Но следует заметить, что и представители его племени тоже несколько оттаяли под влиянием хорошей еды и доброго вина. Они чокались стаканами на французский манер, чествуя семейство Арше, чьими гостями оказались в этот день.
За десертом Лионель, которому не сиделось на месте, пошел вокруг стола, обращаясь с приветливым словом к каждому из гостей. Тут ему и пришло в голову во всеуслышание заявить мэтру Нику:
— А не должен ли теперь Никола Сагамор сказать несколько слов от имени племени махоганов?
Находясь в веселом расположении духа, мэтр Ник благосклонно отнесся к предложению своего юного клерка, хотя тот и прибегнул к напыщенному слогу индейцев.
— Ты так считаешь, Лионель?..
— Я считаю, Великий вождь, что пришла пора взять слово и поздравить молодых супругов!
— Ну, коли так, — ответил мэтр Ник, — я попробую.
И добряк, поднявшись с места, жестом, преисполненным достоинства гуронов, потребовал тишины. Тишина тотчас воцарилась.
— Молодожены, — сказал он, — старый друг вашего семейства не может покинуть вас, не выразив своей признательности за...
Внезапно мэтр Ник умолк на полуслове. Его удивленный взгляд был прикован к дверям залы.
На пороге стоял человек, появления которого никто не заметил.
Мэтр Ник, тотчас узнавший этого человека, с удивлением и тревогой воскликнул:
— Господин Рип!
Глава XIII
РУЖЕЙНЫЕ ВЫСТРЕЛЫ НА ДЕСЕРТ
На этот раз главу фирмы «Рип и К°» сопровождал не собственный его персонал.
Снаружи взад и вперед прохаживались около дюжины агентов Джильберта Аргала, с ним было человек сорок королевских волонтеров, которые перекрыли главный выход со двора. Весьма вероятно, что дом был оцеплен.
Что это было — простой обыск или же главе семейства Арше угрожал арест?
Во всяком случае, нужен был чрезвычайно важный повод, чтобы полицеймейстер счел нужным послать на ферму «Шипоган» столь многочисленный отряд.
При имени Рипа, произнесенном нотариусом, отец и дочь де Водрели вздрогнули. Они знали: в этом зале находится Жан Безымянный. Знали и то, что именно Рипу был отдан приказ руководить его розыском. И что могли они предположить, как не то, что Рип, открыв, наконец, его убежище, пришел арестовать мятежника? Если Жан попадет в руки Джильберта Аргала, он пропал.
А Жан ни единым движением, даже невольным, не выдал себя (разве что лицо его стало чуть бледнее), хотя он узнал Рипа, с которым уже встречался однажды — в тот день, когда почтовая карета везла его вместе с мэтром Ником и Лионелем из Монреаля на остров Иисуса. Да, это был агент Рип, брошенный более двух месяцев назад на его розыски, провокатор Рип, который стал причиной позора семьи, толкнув на предательство его отца, Симона Моргаза!
Но, несмотря ни на что, Жан сохранил хладнокровие и ничем не обнаружил закипевшую в нем ненависть, тогда как рядом с ним де Водрель с дочерью содрогались от ужаса.
Однако если Жан знал Рипа, то Рип его не знал. Ему и в голову не приходило, что пассажир, которого он видел мельком на дороге из Монреаля, и есть тот самый патриот, за поимку которого назначено вознаграждение. Известно ему было только то, что Жан Безымянный должен находиться на ферме «Шипоган», и вот как ему удалось напасть на его след.
Несколько дней назад молодой изгнанник был замечен в пяти-шести милях от Сен-Шарля; после того как он покинул «Запертый дом», его засекли при переходе границы графства Вершер как подозрительного чужака. Заметив слежку, он был вынужден бежать в глубь графства и, несколько раз, едва не попав в руки полиции, сумел все же добраться до фермы Тома Арше.
Однако агенты фирмы Рипа отнюдь не потеряли его след, как он полагал, и вскоре им удалось разнюхать, что беглецу дает приют ферма «Шипоган». Об этом немедленно донесли Рипу. Зная, что эта ферма принадлежит де Водрелю и что сам он сейчас находится там, Рип уже не сомневался в том, что чужак, который там обретается, есть не кто иной, как Жан Безымянный. Приказав нескольким из своих людей затесаться в толпу многочисленных гостей Тома Арше, он составил донесение Джильберту Аргалу, и тот дал в его распоряжение группу полицейских, а также отряд волонтеров из Монреаля.
