В половине двенадцатого ночи Бриджета добралась до берега реки Ришелье. Дом судьи Фромана, как объяснил ей Жан, находился на этой стороне, немного не доходя до Сен-Дени. Таким образом, Бриджете не надо было переправляться через реку; впрочем, где она нашла бы лодку? Еще четверть мили вниз по дороге — и она очутилась перед дверью дома.
Место здесь было совершенно безлюдное. Глубокая тишина царила в этой части селения.
Вдалеке едва мерцали несколько огоньков в окнах первых домов Сен-Дени, погруженного в эту пору в сон, не нарушаемый ни единым звуком.
Неужели весть о поражении в Сен-Шарле не достигла селения, подумалось Бриджете.
Кларе де Водрель, видимо, еще ничего не известно о катастрофе, и как раз от нее, вестницы несчастья, девушке придется узнать обо всем.
Бриджета поднялась по ступенькам невысокого крыльца на углу дома и постучала в дверь.
Ответа не последовало.
Бриджета постучала снова.
За дверью раздались шаги и показался слабый свет. Затем женский голос спросил:
— Что вам угодно?
— Видеть судью Фромана.
— Судьи Фромана нет в Сен-Дени, а без него я не могу открыть вам дверь.
— Мне нужно сообщить ему важные вести, — настаивала Бриджета.
— Сообщите, когда он вернется!
Дверь, похоже, твердо решили не отворять, и Бриджета, не колеблясь, воспользовалась именем Клары.
— Если судьи Фромана нет дома, — сказала она, — то здесь должна быть барышня де Водрель, и мне необходимо поговорить с нею.
— Барышня де Водрель уехали, — послышалось в ответ, но несколько нерешительно.
— Она уехала?..
— Еще вчера...
— А вы не знаете куда?..
— Наверно... они хотели к отцу!
— К отцу? — сказала в ответ Бриджета. — Я как раз и пришла за нею от господина де Водреля.
— От моего отца?! — воскликнула Клара, стоявшая в глубине прихожей. — Отоприте же!..
— Клара де Водрель, — заговорила Бриджета, понизив голос, — я пришла именно затем, чтобы отвести вас к отцу, меня послал Жан...
Уже был отодвинут дверной засов, когда Бриджета сказала тихо:
— Нет, подождите!.. Не отворяйте!..
И, спустившись по ступенькам, она быстро сошла с крыльца. В самом деле, было важно, чтобы никто не видел, как она входит в дом, а как раз сейчас сюда приближалась толпа мужчин, женщин и детей, направлявшаяся к берегу Ришелье.
Это была первая партия беженцев, добравшаяся до Сен-Дени, которая брела через поля, избегая проезжих дорог. Здесь были раненые, которых поддерживали родные или друзья, несчастные женщины, тащившие на себе то, что у них осталось из домашнего скарба, несколько вполне здоровых повстанцев, которым удалось спастись от пожаров и избиений. Многие из них могли знать Бриджету, и ей не хотелось, чтобы кто-то увидел, что она покидала «Запертый дом». А потому, спрятавшись в тени у стены дома, Она решила переждать, когда схлынет волна беженцев.
Но что в эти минуты должна была думать Клара, слыша их стоны, стоны отчаяния? Вот уже несколько часов она с нетерпением ожидала вестей из Сен-Шарля. Быть может, отец, а может — сам Жан поспешит к ней сообщить новость, если только он не решит сразу же после новой победы идти на Монреаль?
Однако нет! Из-за двери, которую Клара уже не решалась отворить, до нее доносились лишь стоны.
Наконец беженцы, миновав дом, продолжили спуск по крутому берегу к реке в поисках возможности переправиться на другую сторону.
На дороге все опять стихло, хотя в верховье реки еще слышались голоса.
Бриджета снова поднялась на крыльцо. В тот момент, когда она собиралась постучаться, дверь отворилась и, пропустив Бриджету, закрылась за нею.
Клара де Водрель и Бриджета Моргаз встретились лицом к лицу в одной из комнат нижнего этажа, освещенной лампой, свет которой не проникал сквозь плотно притворенные ставни.
Старуха и молодая девушка молча глядели друг на друга, служанка стояла в стороне.
Клара была бледна, предчувствуя какое-то страшное несчастье и не осмеливаясь приступить к расспросам.
— Так повстанцы Сен-Шарля... — проговорила она, наконец, вопросительно.
— Побеждены! — ответила Бриджета.
— А мой отец?..
— Ранен...
— Он при смерти?..
— Боюсь, что да!
Клара пошатнулась, и Бриджете пришлось помочь ей удержаться на ногах.
— Мужайтесь, Клара де Водрель! — сказала она. — Ваш отец хочет, чтобы вы были рядом... Вам надо отправляться в дорогу, надо идти со мною, не теряя ни минуты!
— Где мой отец? — спросила Клара, едва придя в себя.
— У меня в доме... в Сен-Шарле, — ответила Бриджета.
— Кто вас послал, сударыня?
— Я вам говорила... Жан. Я — его мать...
— Вы? — воскликнула Клара.
— Прочтите!
Клара взяла записку, протянутую Бриджетой. Это был хорошо знакомый ей почерк Жана Безымянного. «Доверьтесь моей матери...» — писал он.
Но каким образом де Водрель оказался в их доме? Уж не Жан ли спас его, вынеся с поля боя у Сен-Шарля и перенеся в дом своей матери?
— Я готова идти, сударыня, — сказала Клара де Водрель.
— Идемте! — ответила Бриджета.
Больше слов сказано не было.
Подробности Клара могла узнать и потом. Она и так уже знала слишком много: ее отец при смерти, повстанцы разбиты, победа в Сен-Дени сведена на нет поражением в Сен-Шарле!
Клара поспешно набросила на себя темную накидку и последовала за Бриджетой.
Дверь прихожей отворилась. Обе женщины спустились на дорогу.
Единственные слова, которые произнесла Бриджета, вытянув руку в сторону Сен-Шарля, были: «Нам надо пройти шесть миль. Чтобы никто не узнал, что вы явились в „Запертый дом“, мы должны вернуться туда затемно».
Клара и Бриджета поднялись вверх по крутому берегу реки, чтобы выйти на большую дорогу, которая идет на север, проходя через все графство Св. Гиацинта.
Девушка, стремясь поскорее очутиться у изголовья отца, очень спешила. Но ей пришлось умерить шаг, ибо Бриджета, хотя и проявила энергию не по возрасту, не могла поспеть за ней.
Кроме того, время от времени случались задержки: то и дело им попадались толпы беженцев, двигавшиеся навстречу. Оказаться в их гуще означало дать толпе увлечь себя обратно в Сен-Дени. Бриджета и Клара сворачивали в заросли кустарника справа или слева от дороги. Тогда их не было видно, зато им было видно и слышно все. Эти бедные люди с трудом продвигались вперед. За некоторыми по земле стелился кровавый след. Женщины несли на руках маленьких детей. Наиболее здоровые мужчины поддерживали стариков, а тем хотелось лишь одного — лечь на землю и умереть. Потом голоса постепенно удалялись, толпа исчезала во мраке.
