На заднем сиденье, уцепившись пальцами в откинутый верх, подпрыгивала миловидная особа в шляпке и в кофточке, наброшенной на простенькое платье. На открытой груди у нее моталось туда-сюда ожерелье из крупного жемчуга. Было видно, что девушка очень сильно напугана.
— Коляску пропустить, — не слишком беспокоясь, что его могут услышать, крикнул Панкрат казакам, засевшим на той стороне дороги. — Выход из леса взять на прицел.
За фаэтоном взбунчился густой шлейф пыли, он промчался мимо казачьей засады ядром, выпущенным из мортиры. Сотник заметил, как возница что-то крикнул обернувшейся к нему спутнице, затем выдернул из-за пояса пистолет и передал его ей. Сам он перекинул ружье со спины на грудь, намереваясь отпустить вожжи и пристроиться рядом с девушкой. Панкрат бросил взгляд на высившиеся в отдалении заросли камыша, он не сомневался, что Тараска с Чигирькой поступят так, как им приказано, тут же снова обратился к выходу из леса и прильнул ухом к земле. Поначалу он не услышал, а всем телом почувствовал дробный топот копыт по заросшей травой лесной дороге, и только потом увидел абреков, вылетающих на луг на разгоряченных конях. Впереди выставлял левое плечо вперед главарь банды, по глаза заросший крашеной бородой. Он сидел в седле не шелохнувшись, отчего казалось, будто чеченец плывет по воздуху. Одет он был в коричневую черкеску с серебряными газырями, в красную рубаху с высоким глухим воротником и в синие штаны, заправленные в ноговицы. На голове у него была надета круглая каракулевая папаха серебристого цвета, за спиной висело ружье а на поясе болтался кинжал в серебряных ножнах. Панкрат чертыхнулся в душе, потому что из всего этого можно было сделать вывод, что главарь банды принадлежал к богатому тейпу. Если казаки его убьют, то неминуемо последует кровная месть со стороны его многочисленных родственников. За ним стелились еще пятеро всадников.
— Кажись, к нам решил наведаться сам Джохар, ближайший родственник двух убиенных братьев Бадаевых, — негромко сказал урядник Чердышка, лежавший с правого бока от Панкрата. Он деловито взвел курок. — Те уже давно на том свете, видать, пришла пора и этому джигиту отправиться туда же. Отцу и сыну…
— Погодь, — остановил его Панкрат. — Со своими кровниками я буду разбираться сам.
— И то дело. Ты начал, ты должен и заканчивать, — не стал спорить Чердышка. — Тогда я возьму на прицел заднего разбойника, чтобы он своим телом загородил чеченцам дорогу назад.
Панкрат поднял левую руку, и как только банда поравнялась с засадой, резко опустил ее вниз, одновременно цепляя пальцем за курок. Выстрелы остальных казаков не заставили себя ждать, выгнав лесную тишину на лужок перед камышовым сухостоем. Передние абреки сунулись бородами в гривы коней и мешками с требухой свалились под их копыта. Но главарь банды вдруг завернул морду своего арабчака и направил его на то место, где укрывались урядник и сотник. Видимо, пуля, выпущенная Панкратом, не задела жизненно важных органов, а может, обычная для чеченцев живучесть толкнула абрека на последний смертельный бросок. Конь взвился на дыбы прямо над разведчиками, он замолотил острыми подковами перед собой, едва не прошибая насквозь крупы казачьих лошадей, продолжавших лежать на земле, а вместе с ними и человеческие тела.
Главарь в упор выстрелил из ружья в урядника и сразу отбросил его в сторону. Над его серебристой папахой сверкнула сабля, он вытянулся в седле, стараясь достать клинком голову Панкрата. Сотник едва успел откатиться в кусты, посылая с разворота еще одну пулю в абрека. И опять чеченец только покачнулся на спине арабчака, оскалил зубы в страшной ухмылке и снова бросил коня вперед. Он почти завис над казаком хищной птицей, готовой клювом и когтями разорвать жертву на части, от всей его сухопарой фигуры несло бешенством, не знающим пощады. Сотник вдруг увидел, как носки ноговиц противника выскальзывают из стремян, как поднимается он над седлом, готовый взлететь над кустами. Стало ясно, что лошадь ему больше не нужна. Абрек понял, что это последний рывок в его земной жизни, и решил вложить в него все силы, чтобы добраться до горла кровного врага, которого не мог не узнать. И как только он покинул седло, Панкрат отшвырнул ружье и вырвал шашку из ножен. Отбив стремительный удар сабли, он бросил клинок вниз, уже оттуда всадил его в левую сторону черкески чеченца и почувствовал, как острие пронзило напрягшееся тело, как вырвалось оно, уже окровавленное, из его спины. На сотника навалилась неимоверная тяжесть чужой плоти, заставляя его с трудом удержаться на ногах. Он уперся кулаками в грудь абрека, отталкивая его от себя, увидел страшный оскал, разорвавший рот, и налитые бешенством черные глаза. Но ни одна черточка на лице разбойника больше не дрогнула, потому что чеченец умер еще в воздухе.
Панкрат вывел своего коня из кустов и вскочил в седло, с другой стороны дороги уже выезжали станичники. Обернувшись на мертвого Чердышку, раскинувшегося на траве, сотник сжал губы в белую полоску и перевел взгляд на абреков, попадавших с лошадей от первых казачьих выстрелов. Некоторые из них еще стонали, корчась в предсмертных судорогах.
— Может, добить, чтобы не мучались? — предложил подхорунжий Николка. — Иначе какой-нибудь оклемается и опять перебежит до своих.
— Надо бы сничтожить, чтобы отвадить дикое племя разбойничать, да жалко пули тратить. Сами передохнут, — отмахнулся сотник. Он посмотрел сначала в сторону леса, где мог затаиться кто-то из бандитов, затем взглянул по направлению к зарослям камыша и коротко приказал: — За мной!
Навстречу отряду уже торопились Тараска с Чигирькой, за ними катилась коляска с беглецами. Видимо, заметив, что путь абрекам преградили неожиданные защитники, странный возница с не менее интересной пассажиркой решили не отрываться от казаков слишком далеко. Когда они подъехали, Панкрат с удивлением увидел, что на перевязи, перекинутой через плечо мужчины, висит шпага с серебряным эфесом в сафьяновых ножнах. Почти такая же была прикреплена к стене их дома в комнате мамуки. Это оружие она привезла из Франции.
— Бонжур, месье, — еще издали закричал возница, умело управлявший лошадью. Вид у него и у его спутницы был усталым, а одежда давно требовала смены. — Экскюзе муа, силь ву пле, я и мадемуазель Сильвия д'Эстель из… ла Франсе. Пари, месье казак.
— Панкратка, никак это французы, — присвистнул Николка, поднимаясь в седле. — Ну и дела, кого только черти к нам не гонят.
— А что им здесь делать, этим мусьям? — вздернул в недоумении плечи хорунжий Федулка. — Разве что помогать нашим бабам хвосты быкам подкручивать.
— А вот мы сейчас все и узнаем, — сотник выдвинулся вперед и заговорил по-французски, медленно подбирая слова: — Откуда и куда едете, господа хорошие? И почему за вами увязались разбойники?
— О, как же приятно услышать родную речь вдали от своего дома! — обрадовался кавалер и живо переглянулся со спутницей, у которой мигом взлетели вверх темные ресницы, а на бледных щеках заиграл яркий румянец. — Спасибо, месье, за подарок. Мы выехали из Франции на поиски своей дальней родственницы, а теперь едем из Пятигорской в казачью станицу Стодеревскую.
