– Ничего нет, – сказал Александр Иванович. – Мы ее не нашли.
– Вот как? – Мужчина посмотрел на них пристально, отчего глаза показались еще светлее.
Оба напарника и сами прекрасно владели своими органами зрения, однако от этого взгляда им стало некомфортно.
– Возможно, вы плохо искали? – спросил хозяин номера.
– Мы умеем проводить обыск! – возмутился Иван Александрович, более осторожный его напарник промолчал.
– Итак, – продолжал хозяин номера, – вы не нашли ничего у нее в вещах, вы не нашли ничего у нее в квартире. То есть вы не выполнили моего задания.
– Мы договаривались об обыске! – возразил Александр Иванович. – И если мы не нашли этой вашей штуки, то, значит, ее и не было у девчонки! Так что давайте произведем расчет и расстанемся без взаимных претензий!
– Расчет будет произведен только после того, как вы найдете фибулу! – Хозяин номера сказал это вроде бы спокойно, но у двоих напарников пропала охота спорить. – Я точно знаю, что фибула здесь, – продолжал он, – таким образом, получается, что привез ее тот тип, что жил с ней в одной квартире. Вот, возьмите. – Он протянул Александру Ивановичу прямоугольник, на котором были напечатаны паспортные данные.
– Саврасов, – прочитал Иван Александрович из-за плеча своего напарника, – Филимон Аркадьевич. Ладно, все координаты мы выясним…
– Можете добиваться результатов любыми способами, – сказал хозяин номера, и Александр Иванович подавил готовую вырваться фразу, что на такое они не подряжались.
– Не нравится это все мне, – буркнул он, когда напарники спускались по лестнице.
Иван Александрович не ответил, он мучительно пытался избавиться от детской скороговорки, что звучала в ушах: «Грач, врач, вор… грач, врач, вор…»
Отчего всем, кто услышит фамилию Саврасова, на ум приходят только грачи?
Проводив взглядом триумфатора, человек в пыльном дорожном плаще протиснулся сквозь празднично одетую толпу, прошел узкими переулками к северу от Большого цирка и вскоре оказался на Этрусской улице.
Эта улица пользовалась в Риме дурной славой. Здесь жили ростовщики и сводни, фальшивомонетчики и торговцы контрабандой. Здесь можно было найти аптекаря, который за небольшие деньги составит снадобье, которое излечивает лихорадку, и за чуть большие – снадобье, которое избавит от опостылевшего мужа или сварливой свекрови. Здесь можно было найти и лихого молодца, которого можно нанять, чтобы избить ночью своего недоброжелателя. А то и убить.
Человек в пыльном дорожном плаще подошел к одной из лавок и постучал в закрытую дверь.
– Проваливай! – донесся из-за двери хриплый заспанный голос.
– Открой, Клавдий! – проговорил человек в пыльном плаще. – Это я!
Брякнул засов, дверь открылась. На пороге стоял смуглый горбун с пронзительными темными глазами. Увидев гостя, горбун склонился и забормотал:
– Простите, господин, я вас не узнал! Должно быть, старею… Заходите, заходите скорее! Вы осчастливите мой бедный дом своим присутствием!
Гость не спешил, он внимательно оглядывал улицу.
– Да заходите же! – В голосе горбуна прозвучало раздражение. – Не стойте на виду! Мало ли кто вас увидит!
Гость вошел в дом. Горбун запер за ним дверь и пошел вперед, шаркая ногами.
– Сегодня весь город как с ума сошел… – говорил он, не оборачиваясь. – Все бросились смотреть на этого триумфатора, на Юлия Цезаря. Говорят, что он чуть ли не бог…
– Я тоже видел его, – отозвался гость.
– Вот как? – Горбун быстро взглянул на него. – И как он вам показался? Впрочем, я скверно себя веду: вместо того, чтобы подать вам умыться с дороги и накормить, задаю вопросы.
– Что ж, умыться бы мне не помешало. На мне, кажется, вся пыль Аппиевой дороги!
За скромным фасадом лавки оказался просторный и богатый дом. Конечно, он был не так велик, как дома в загородных усадьбах, – земля в Риме слишком дорога.
Горбун проводил гостя в небольшой атрий, подвел к каменной чаше, наполненной водой.
– Сегодня я отпустил всех своих рабов, – проговорил горбун, – я не хочу, чтобы наш разговор кто-нибудь подслушал. Поэтому не обессудьте, милостивый господин, я сам буду прислуживать вам.
– Ты поступил правильно, – кивнул гость, – нам не нужны лишние уши.
Гость сбросил пыльный плащ, умылся, вытерся поданным полотенцем.
– Пожалуйте сюда, господин! – Горбун проводил гостя в триклиний, тот устроился на почетном месте. Хозяин поставил перед ним блюдо с вареным мясом, миску с овощами, плошку с неизменным острым соусом – гаррумом, чашу вина.
Когда гость утолил голод и выпил вина, горбун почтительно обратился к нему:
– Хорошим ли было ваше путешествие?
– Скверным! – отозвался гость. – Большинство наших соотечественников забыли древних богов. Они живут, как римляне, приносят жертвы Юпитеру и Юноне, Марсу и Венере, добиваются чинов и почестей – и это их вполне устраивает. Только в Капуе я нашел достойную семью, которая еще помнит древнюю этрусскую речь. Впрочем, и ты, Клавдий, как я погляжу, живешь настоящим римлянином! Я вижу у тебя в атриуме статуи Ларов… разве это подобает настоящему этруску?
Гость приподнялся на ложе, обвел широким жестом дом своего хозяина.
– Как же иначе, господин! – отвечал тот. – Нам не следует отличаться от соседей, чтобы не вызывать лишних разговоров! У меня есть и статуя Тина, нашего великого бога…
– И нашим, и вашим! – процедил гость. – Впрочем, я тебя не виню. Времена меняются, и мы меняемся с ними.
– Простите, господин, – оживился горбун. – Вы сказали, что видели Юлия Цезаря. Правда ли, что он хорош, как полубог?
– Ничего особенного. Лысый патриций из старинной семьи. А знаешь ли ты, чему он обязан своими непрерывными удачами?
– Ходят слухи, что он приносит жертвы Гекате и Венере Либетине…
– Пустая болтовня!
– Болтовня? Однако все говорят, что он слишком удачлив для простого смертного. Этому должна быть какая-то причина. Какая-то настоящая причина.
– Должна, – подтвердил гость, – и я не сомневаюсь, что такая причина есть.
Он ненадолго замолчал, словно прислушиваясь к какому-то неслышимому голосу. Хозяин внимательно смотрел на него, ожидая продолжения.
– Помнишь ли ты Деция Криспа?
