– Так уж и три!
– Три тысячи, господин, клянусь Юпитером! Три тысячи сестерциев, и ни одним ассом меньше!
– Зря ты клянешься Юпитером! Тебе стоило бы чаще вспоминать наших этрусских богов!
– Это привычка, господин! Это всего лишь привычка…
– Ну да, с волками жить – по-волчьи выть…
С этими словами из темноты появился высокий человек в темном дорожном плаще.
Горбун попятился и побледнел. Впрочем, в темноте это было незаметно.
– Это… это вы?! – проговорил он растерянно.
– Да, это я, – усмехнулся его собеседник. – А кого ты ожидал увидеть? Лициния Кориолана?
– Что вы, господин, что вы! – залепетал горбун. – Я давно уже не видел этого изменника! Клянусь… клянусь всемогущим Тином!
– Вот как? Ты даже вспомнил имя нашего бога! А я-то думал, что ты его давно забыл!
– Что вы, господин, что вы! – бормотал горбун, оглядываясь по сторонам. – Как я мог забыть великого Тина…
– Ладно, хватит разговоров. Отдай мне фибулу.
– Какую фибулу, господин?
– Ты прекрасно знаешь какую. Священную фибулу, реликвию нашего народа.
– Но, господин, у меня ее нет… она у Цезаря, у великого Цезаря… у Верховного Понтифика, фламина и пожизненного консула…
– Великий Цезарь мертв. Его убили сегодня заговорщики во главе с Брутом и Кассием. И не делай вид, что ты этого не знаешь. Это знает каждая бродячая собака в Риме! Пока священная фибула была у Юлия Цезаря – я ничего не предпринимал, я ждал, как все обернется, ждал, какова будет воля богов. Но теперь настало время вернуть фибулу! Великий Цезарь мертв!
– Я знаю, господин, я, конечно, знаю! Но фибулы у меня нет!
– Только что ты говорил, что она у тебя.
– Разве, господин? Я говорил о другом, совсем о другом…
– Не испытывай мое терпение! – Человек в дорожном плаще схватил горбуна за ворот, встряхнул его. – Ты знаешь, что я, Гай Тарквиний Постум, принадлежу к древнему роду Тарквиниев, к древнему роду царей и первосвященников, и фибула моя по праву! Ты знаешь, что Кориолан – предатель и хочет использовать святыню нашего народа во зло, ради собственной выгоды!
– Я знаю, господин… – жалобно проблеял горбун. – Я знаю, но клянусь… клянусь богами нашего народа…
– Теперь ты их вспомнил!
В это время неподалеку раздались приближающиеся шаги многих людей.
Человек в темном дорожном плаще, человек, в чьих жилах текла кровь царей и жрецов, втащил горбуна в темный проем под стеной храма, оба замолчали.
В переулке появились несколько человек в военных плащах, впереди шел государственный раб с факелом в руке. Это были так называемые неспящие – ночной дозор, следивший за порядком в городе.
Дозор прошел мимо, не задерживаясь. Даже неспящие чувствовали себя неуютно в этом скверном районе.
Как только их шаги смолкли вдалеке, Гай Тарквиний Постум снова встряхнул горбуна и проговорил с угрозой:
– Последний раз говорю тебе, Клавдий – отдай мне фибулу!
– Но у меня ее нет…
И в это самое мгновение раздался отчетливый металлический звук – что-то тяжелое упало на камни.
Постум быстро наклонился, пошарил в темноте и поднял бронзовую застежку.
– Вот как! – проговорил он насмешливо. – Шила в мешке не утаишь! Тайное всегда становится явным! Ты говорил, что у тебя нет фибулы – тогда что же это такое?
– Простите, господин! – захныкал горбун. – Я боялся… я боюсь… Лициний Кориолан, он убьет меня… он страшный человек… он не знает пощады…
– Он не так страшен, а вот ты – предатель и жалкий трус! – с презрением проговорил Постум. – Я пощажу тебя, потому что в твоих жилах течет благородная кровь этрусков. Пощажу тебя, потому что твой отец служил моему отцу, твой дед служил моему деду. Но помни наших богов и проси их милости!
С этими словами он оттолкнул горбуна и быстрыми шагами удалился в темноту.
Горбун тяжело вздохнул, расправил складки своего темного плаща и хотел было уйти – как вдруг из темноты донесся резкий крик ночной птицы.
Горбун вздрогнул и огляделся.
Из-за угла храма выскользнула темная фигура.
В это время облака раздвинулись, как театральный занавес, и на небо выплыла луна, осветив проулок своим неверным серебристым светом. В этом призрачном свете горбун различил изуродованное шрамами лицо и удивительно светлые, прозрачные глаза Лициния Кориолана. В свете луны эти глаза сияли, как два индийских опала.
– Хорошо, что ты дождался меня, Клавдий! – проговорил Кориолан своим неожиданно высоким голосом. – В городе беспорядки, после смерти Цезаря все как с ума посходили, ищут заговорщиков. Меня два раза останавливали неспящие. Но это позади. Давай мне фибулу… деньги у меня с собой, можешь не волноваться.
– Простите, господин, но ее нет… – протянул горбун неуверенным, дрожащим голосом.
– Чего – нет? – переспросил Кориолан, не веря своим ушам.
– Фибулы… священной фибулы… ее нет!
– Что значит – нет? – Кориолан нахмурился, вгляделся в лицо горбуна своими бледными глазами, в которых отражался такой же бледный диск луны. – Говори яснее! Ты прислал ко мне мальчишку с запиской. Из этой записки я понял, что священная фибула у тебя, пришел на назначенное место, рискуя своей жизнью и свободой. Я шел по ночному городу, полному воров и грабителей, имея при себе большие деньги, – и теперь ты говоришь, что ее нет?
– Но ее действительно нет, господин! – проныл горбун. – Мой злосчастный грек обманул меня. Он тоже прислал ко мне посыльного с запиской, в которой написал, что фибула будет у него к полудню. Но когда я пришел на назначенную встречу, Антиной сказал, что не сумел украсть фибулу. А теперь, когда великий Цезарь убит, в доме творится такое, что об этой фибуле можно забыть… там множество посторонних людей, они всюду роются, следят друг за другом…
– Вот в этом-то беспорядке и можно ее похитить! – перебил горбуна Лициний Кориолан. – Мне ли тебя учить! Ты – старый жулик, прохиндей, каких мало!
Клавдий хныкал, опустив глаза.
Кориолан вгляделся в него, и вдруг голос его изменился, стал жестким, как металл:
