Привыкать к новой жизни, без денег, очень трудно. Я это понимала, кто спорит? Раньше Люсю не парило, какая сумма лежит у нее в кошельке. Она не знала, сколько стоит хлеб, сколько молоко, она вообще не ходила в магазины, а тут вдруг увидела ценники. Ей показалось, что она многое в этой жизни пропустила. Копейки, которые она получала в качестве алиментов, не предусматривали шопинг.
Без денег оказалось страшно. Без денег можно просто окочуриться на улице. Элементарно: не на что взять такси, стоишь на солнцепеке, ждешь маршрутку, и тут вдруг хвать тебя о землю. И никто не подойдет, у нас не любят приближаться к тем, кто упал.
Без денег оказалось скучно. Зоопарк стоит четыре сотни, аквапарк – тысячу, кино и мороженое дешевле дома, перед теликом. Люся крутила ребенку одни и те же мультики. Пацан смотрел «Тачки» и не канючил. Она лежала рядом на матрасе, и в голове у нее не было ни одной перспективной идеи. Как выплывать – неизвестно.
Она смотрела в белый потолок, где вместо люстры висела голая лампочка. Хотела поплакать, но вдруг поняла, что слез у нее не осталось. А это значит, что стадия отчаяния была пройдена верным курсом.
4
И как вы думаете, что Люся сделала? Куда подалась? Церковь… Кто сказал «церковь» – тому конфетку. Да, безусловно, такие истории без церкви не обходятся.
Люся пришла в тот же храм, где они с мужем крестили своего младенца. Тогда супруги Натыкач решили, что это будет не очень хорошо – омывать наследника в одной купели с другими детьми, и заказали храм, как ресторан.
Теперь она пришла сюда без денег, просто привела ребенка в воскресную школу, чтобы он хоть немножко потусил там с батюшкой. Мальчику нужен мужчина, вы понимаете. В саду одни бабы, на детской площадке то же самое… А батюшка был колоритный, поп из казачьего полка.
Он Люсю узнал. Еще бы, раньше она моталась по храму как электровеник в своей норковой шубе, ей нужно было приложиться оперативно и к той иконе, и к этой. Иногда приходилось кого-нибудь немножко пододвинуть, толкнуть нечаянно и тут же ответить: «Ну что вы, женщина, вам тут не рынок…» Священник спросил, как дела. Но, слава богу, Люся поняла, что слез и подробностей не надо. Она свою проблему изложила кратко:
– У меня все было. И я все потеряла.
– Что именно ты потеряла? – попросил уточнить священник.
Люся задумалась. И правда, что она потеряла? Ребенок с ней, сама жива-здорова. Деньги – да, деньги она потеряла, но как тут быть? Не говорить же батюшке про деньги. И Люся брякнула:
– Я потеряла счастье.
Священник засмеялся и показал своей огромной мужичьей лапой на казино, как раз напротив храма.
– За счастьем, женщина, идите вон туда вон. А тут у нас работа. Посторонитесь, не заслоняйте людям проход.
Люся нашла местечко у дверей и оттуда наблюдала за народом. После года в пустой квартире все люди оказались хорошими. Даже дворничиха, на которую раньше Люся спускала собак, тоже была ничего себе тетка. Она прекрасно знала все Люсины долги за коммуналку, поэтому взяла и рассказала ей без всяких выдрипонов, где можно купить дешевых субпродуктов и за копейки накормить семью. Таким нехитрым образом, можно сказать путем социального воздержания, Люся допетрила: люди хороши тем, что они есть. Она мне так и говорила:
– Слава богу, хоть ты у меня осталась. Смотри, не дергай никуда. Держись за своего. А то ты, дура страшная, смотаешься, и с кем я тут останусь?
– Summertime… – напевала я.
– И не вздумай даже! А то я не на месте вся после этих твоих книжонок. Брось дурью маяться, о муже думай. Вот как с подносом бегала к нему – так и бегай дальше.
Как всегда, не вовремя у Люси заболел зуб. И если раньше такую мелочь она сносила стойко, то теперь зубная боль довела ее до трясучки. В приличную клинику обращаться было не на что, пришлось идти на удаление в районную поликлинику.
Уставшая, беззубая, больная баба, сорок четвертый год, сорок два килограмма, сидит в одной очереди со старухами – вот такие она подвела итоги. А в телефончике светились СМС от бывшего мужа: «Ты никому не нужна, ты старая и страшная! Ты сдохнешь, а сына я заберу!»
Люся усмехнулась и отпечатала ему спокойно: «Может, и правда, сдохну». В таком состоянии она отправилась на Украину, в родимый городишко, продавать родительский дом.
5
Люся приезжала на родину каждый год. Обычно все друзья и знакомые были очень рады ее видеть, потому что приезжала она с мужем, с деньгами, вся в духах, с полной сумкой подарков. Она вываливала из машины, ругалась на украинскую таможню – и начинались застолья. То у одних друзей, то у других. Но теперь, когда Люся прикатила одна, ее учтиво встретили, отпили чаю в старом Люсином доме, а к себе пускать не спешили. Потому что опасно. Это раньше Люся была сытая баба при муже, а теперь она голодная разведенка, что ей и объяснили прямым текстом:
– Никто не хочет лишний головняк.
– Так я и кинулась на ваших мужиков!
Люся обиделась. На родине она тоже осталась одна. Люся сдала ребенка тетке и пошла убираться в доме, готовить его к срочной продаже.
Подушки, тряпки – все пропахло сыростью, обои кое-как еще держались, Люся их клеила в старинные года, еще до развода с первым мужем.
– Он у меня был мент, – рассказала она мне, – больной на всю голову! Стрелял в меня из пистолета. Три пули выпустил.
– За что?
– Да говорю же! Ненормальный был.
От выстрелов остались дырки на стене, чуть выше Люсиной головы. Муж пальнул, когда выяснил, что у Люси нашелся любовник.
– Ножи в меня бросал, – смеялась она, – три ножа – ни один не попал!
От ножей тоже остались дырки – на ковре, возле кресла, на уровне Люсиных плеч.
О! Вы бы видели, с какой самодовольной мордой Люся все это вспоминала…
– Какая я была… – она блаженно улыбалась, – такая же овца, как ты. Он в меня стреляет, ножи бросает, душить меня кидается… А я!.. В тот же вечер!.. Ноги в руки – и на речку, любовь крутить. Молодая была, тридцать лет. Эх, мама родная! Верните мне сейчас хоть на денечек мой тридцатник!
Вернуть тридцатник оказалось не так уж и сложно. Телефон с пыльным диском стоял на полированной тумбочке, все тот же старый телефон, с которого она звонила своему любовнику. И номер не забыла, и голос узнала сразу, и мужчина ответил спокойно, как будто они расстались только вчера:
– Ты приехала?
– Да, у меня две недели.
– Тогда скорее, жду на нашем месте.
И Люся вскочила! Раскрасила потускневшую рожу, влезла на каблуки, и тут же эти каблуки раскидала, натянула кроссовки и побежала на речку.
Ох, как она бегала к нему на свидания! Люся вставала в пять утра, собирала на огороде клубнику, потом летела на рынок, сдавала ягоды торговцам. С рынка она прибегала в собес… Ах! Вы же не знаете… Когда-то Люся работала в собесе, дружила со старушками. В конце рабочего дня она рулила сюда, на стройку, вот в этот самый дом, который они с матерью, как две кобылы, вытягивали на себе. К вечеру ноги у нее отваливались, руки немели, потому что ведрушки с раствором она сама подавала каменщику… Но! После этого Люся пулей неслась в летний душ, в ту деревянную коробку с баком, которая до сих пор стояла во дворе. Люся смывала с себя известку, и, как только темнело, мадам выходила из дома в короткой юбке, на каблуках, с губами и с глазами. Она неслась на речку. Там было дерево, огромная ветла, а под ветлой ее ждала машина.
