Нино моргнула и с размаху заехала ему в челюсть кулаком.
Муж, конечно, ужасно обиделся, закричал на нее:
– Ты ведешь себя как мужик!
– Ботиночки купила…
Она споткнулась, пролетела вперед головой и четко приземлилась на диванчике в прихожей.
Зона дискомфорта
1. Колючка
Инна очень хотела в тюрьму. В основе романтизма лежала личная причина. Младший брат загремел по сто пятой, сел за убийство, но об этом в своих запросах на учебную практику она не распространялась.
«Студентка, пятый курс пединститута, пишу диплом на тему “Трудные подростки…”». Таких заявок она отправила по разным адресам штук двадцать, ответили из одной-единственной колонии, которая находилась в нашем городе. И пришлось ей пиликать к нам из Томска, а это, между прочим, три дня на поезде.
С нашего вокзала в поселок с детской зоной отправлялся маленький чумазый автобус. Инна спросила, идет ли он до колонии. Кондукторша утвердительно кивнула, оторвала билет, и тут же любопытные бабки спросили у Инны, зачем ей в колонию. Она объяснила:
– Учительница, еду на практику.
– А не боисси? – спросили бабки. – Там же хулиганы?
И сами же прекрасно за нее ответили:
– А че их там бояться? Там они под охраной. Это нам надо бояться, у нас тут ночью нос не высунешь.
Да, так и было. В начале девяностых даже в нашей районной газете регулярно выходила криминальная хроника. На вокзале крутилась шпана, так что по вечерам молоденьким девушкам появляться в этом районе настоятельно не рекомендовалось.
Свободных мест в автобусе не было, бабки с узелками и школьники забили весь салон, мужики в ондатровых шапках и женщины в нелепых вязаных беретах держались за поручни. Инна тоже держалась и с нетерпением смотрела на дорогу. Она ждала, когда же появится колокольня.
Старая колокольня – это был главный ориентир. Как часто случается, тюрьму разместили в монастыре. От него осталось несколько построек, часть стены и колокольня. Инна ее увидела, как только проехали речку и свернули в поселок.
Водитель неожиданно затормозил, и весь салон качнуло. На дорогу выскочил матерый кабан, поэтому пришлось остановиться. Пассажиры были страшно рады этой встрече, все полезли к окнам смотреть на кабана. А он минутку постоял, взглянул на водителя и побежал в лесок.
Лес был рядом, воздух в поселке был свежий, сосновый, но от этой свежести становится еще тоскливее, когда посмотришь на серый забор с колючей проволокой. Поздняя осень – не самое лучшее время для экскурсий в тюрьму.
На КПП у Инны проверили документы, перетряхнули сумку, железные двери одна за другой закрылись, холодные стены зажали красавицу в узком проходе, и лязгнул засов. Этот звук за спиной, металлический, впечатляет многих, кто приходит в тюрьму на денек, на часок. Люди знают прекрасно, что вечером будут спать дома, но все равно оглядываются. Неприятно, когда тебя замыкают. Инна не заметила этот засов, нервишки у нее были крепкие, она спешила увидеть тюрьму своими глазами. Ха! Она еще не знала, что останется в зоне на всю жизнь. И даже замуж выйдет за одного заключенного, за Германа, с которым она как раз и встретилась в нашей колонии.
Ее провели к начальнику. Он сидел в мрачном кабинете, обшитом лакированными досками. Черненький, стрижен коротко, глазки бегают, губы нервные… Когда он встал, Инна заметила, что рядом с ней он просто коротышка. «Крошка Цахес, – первое, что пришло ей в голову, – чифирит и ворует по мелочи».
– Ведите в школу, – сказал начальник мальчикам в погонах, – к директору.
И натянул такую значительность на рожу, как будто отдал приказ войскам наступать.
Школа располагалась в серой коробке. Полы блестели, несмотря на дождь, воняло хлоркой, и все люстры качались. Их раскачивал парень в черной робе. Белые шары он доставал деревянной шваброй и гудел на весь коридор:
– Землетрясение! Зем-ле-тря-се-е-е-е-ние!
Из кабинета выглянул мужчина. Брови в кучу, галстук, чубчик… Это и был директор школы. Воротник его джинсовой рубашки был прихвачен медными уголками, так было очень модно на колхозных рынках в начале девяностых. За джинсы и за волнистый чубчик Инна его окрестила «Гармонист».
– Колесников, – сразу рыкнул директор на клоуна со шваброй, – в рапорт хочешь?
Пацан потупился и сожмурился изо всех сил – чтобы показать, как ему страшно. Швабру он держал на весу, как ружье. Рожа у него была хитрая, кошачья, Инна сразу поняла: под дурочка он косит.
– Работай, сука! – приказал директор. – Чтоб все блестело!
Люстры еще качались, это действительно было смешно. Инна улыбнулась. Поганец сразу заметил ее раскосые северные глаза и моментально придумал кличку, которую подхватили все пацаны, – «Чукча».
– Про что диплом? – спросил директор.
– «Трудные подростки. Влияние колонии на мировоззрение…»
Гармонист отмахнулся и снял соринку у Инны с пиджачка.
– Послушай, девочка, вот что я тебе скажу… Какое, к черту, у них мировоззрение? Они все сволочи. От рождения. И родились сволочами…
– Да, вероятно… – согласилась Инна. – Только я приехала, чтобы это опровергнуть.
Гармонист усмехнулся и почесался в откровенном месте. Такая крошка, приехала чего-то там опровергать… А щечки розовые, нежные, косметики ни грамма, и глазки северные у нее враскос. «Чукча», – подумал директор точно так же, как заключенный Колесников.
– Откуда будем? – он спросил.
– Из Томска.
– Из Томска! – Гармонист присвистнул. – Ненормальная! Поезжай домой. Сходи на танцы. И голову себе ерундой не забивай!
Инна улыбнулась и попросила его:
– Познакомьте меня, пожалуйста, с мальчиками.
2. Мальчики
Ей было двадцать два, и до сих пор никаких мальчиков она отродясь не видела. Где она их увидит в своем пединституте? И вдруг ее привели знакомиться в лучший класс.
Попробуйте представить лучший класс в детской исправительно-трудовой колонии, к тому же в момент расцвета нового русского бандитизма. И пусть вас не смущает слово «детской». В старшем классе многим давно исполнилось восемнадцать. Одни ждали освобождения, другие пересылки на взрослую зону. За партами сидели крепкие слоники, после работы на производстве они еще по два часа занимались в качалке.
Инна вошла – и в глазах у нее потемнело. Черные робы, серые стены, сначала все смешалось в одну депрессивную лужу…
– Педагог, – представил ее директор, – из Томска приехала, с вами знакомиться…
В классе заржали. Инна навела резкость. За первыми партами сидели бугры, а это уже интересно.
Бугор Алексеев, сто семнадцатая, изнасилование. Красавчик, из таких вырастают самодовольные самцы. Сейчас глава администрации в одном уездном городе.
