Но сердце английского охотника забилось еще сильнее, когда бушмен указал ему на опушку густой чащи невдалеке от большого глубокого болота, вокруг которого росли гигантские молочаи, а поверхность была сплошь покрыта небесно-голубыми венчиками водяных лилий.
— Если ваша милость пожелает завтра с первыми лучами солнца прийти поохотиться здесь, — сказал Мокум, — то я посоветую на этот раз не забыть карабин.
— Почему вы мне это говорите, Мокум? — спросил Джон Муррэй.
— А вы взгляните на эти свежие следы на влажной земле!
— Как! Эти широкие углубления — следы животного? Но тогда ноги, оставившие их, имеют толщину более половины туаза.
— И это всего лишь доказывает, — ответил бушмен, — что животное, оставляющее подобные следы, имеет, по крайней мере, девять футов в высоту.
— Слон! — вскричал сэр Джон Муррэй.
— Да, ваша милость, и если я не ошибаюсь, это самец, взрослый и очень крупный.
— Так доживем до завтра, бушмен!
— Доживем до завтра, ваша милость.
Охотники возвратились в лагерь с двумя черными антилопами, которых они погрузили на лошадь Джона. Муррэя. Прекрасные животные, редкая добыча для охотников — их очень трудно подстеречь, — вызвали восхищение всего каравана. Все поздравляли сэра Джона, за исключением, быть может, серьезного Матвея Струкса, который в том, что касалось зоологии, мог похвастать знанием только таких животных, как Большая Медведица, Дракон, Кентавр, Пегас
[152]
и прочие представители небесной фауны.
На другой день в четыре часа утра два товарища по охоте уже сидели в засаде вместе с собаками, застыв неподвижно на лошадях и ожидая посреди густых зарослей приближения стада слонов. По новым следам они узнали, что эти толстокожие прошли на водопой к болоту. Оба охотника имели при себе карабины, заряженные разрывными пулями. Не проронив ни слова и не шевелясь, они уже с полчаса наблюдали за чащей, когда увидели темную массу, заколыхавшуюся в пятидесяти шагах от болота.
Сэр Джон Муррэй схватился за ружье. Бушмен удержал его руку и сделал знак набраться терпения.
Вскоре показались какие-то большие тени. Слышно было, как с треском расступались перед ними заросли, скрипели деревья, ломались на земле кустарники, из листвы доносилось шумное дыхание. Это было стадо слонов. С полдюжины исполинских животных, почти таких же по размеру, как их собратья из Индии, медленным шагом двигались к болоту. Наступавший рассвет позволил англичанину полюбоваться этими могучими животными. Один из них — самец огромного роста — привлек особое внимание Джона Муррэя. Его широкий выпуклый лоб выступал над большущими ушами, свисавшими ниже груди. В полумраке он казался еще больше, чем был на самом деле. Слон нервно водил хоботом вокруг древесных крон и ударял своими изогнутыми бивнями по толстым стволам, стонавшим от ударов. Возможно, животное учуяло близкую опасность.
Однако бушмен наклонился к уху Джона Муррэя и сказал ему:
— Вот этот вам подойдет?
Сэр Джон утвердительно кивнул.
— Хорошо, — добавил Мокум, — сейчас мы отделим его от стада.
Между тем слоны подошли к краю болота. Их морщинистые ноги вязли в болотной тине. Они набирали воду хоботом и выливали ее себе в горло, производя громкое бульканье. Большой самец, действительно встревоженный, осматривался кругом и шумно втягивал воздух, стараясь распознать подозрительный запах.
Вдруг бушмен издал какой-то особый крик. Три его собаки, тотчас громко залаяв, бросились вон из чащи и кинулись к стаду слонов. В то же время Мокум, сказав своему компаньону одно только слово «останьтесь», пришпорил зебру и ринулся через кусты, чтобы отрезать отступление великану-самцу.
Это великолепное животное и не собиралось спасаться бегством, Сэр Джон, не спуская пальца с курка своего ружья, наблюдал за ним. Слон бил по деревьям хоботом и исступленно махал хвостом, уже подавая не просто знаки беспокойства, но проявляя явные признаки гнева. До сих пор он только чувствовал врага. Теперь же он его заметил и двинулся к нему.
Английский астроном находился в шестидесяти шагах от животного. Подождав, когда слон приблизится на сорок шагов, и прицелившись прямо в него, он открыл огонь. Лошадь дернулась — и пуля попала в мягкую часть, не разорвавшись.
Разъяренный слон двинулся на врага. Его движение скорее походило на быструю ходьбу, чем на галоп. Однако и такого шага было достаточно, чтобы обогнать любого коня.
Лошадь сэра Джона Муррэя взвилась на дыбы и понеслась, из чащи, несмотря на усилия хозяина ее сдержать. Слон стал преследовать их, воинственно растопырив уши и издавая хоботом звуки, похожие на рев трубы. Всадник, увлекаемый своей лошадью отчаянно сжимая ее бока, силился загнать патрон в казенник ружья.
Слон нагонял его. Скоро оба они оказались на равнине, за, пределами лесной опушки. Сэр Джон отчаянно бил шпорами в бока, мчавшей его лошади. Две из собак с лаем, едва не задыхаясь бежали возле ее ног. Слон отставал меньше чем на два корпуса. Сэр Джон чувствовал его шумное дыхание, слышал короткий свист хобота, рассекавшего воздух. Каждую секунду он ждал, что это живое лассо вырвет его из седла.
Вдруг лошадь рухнула на задние ноги. Хобот ударил ее по крупу. Она издала жалобное ржанье и, пытаясь подняться, завалилась набок. Это движение лошади спасло сэра Джона от неминуемой смерти. Слон, увлекаемый своей скоростью, пронесся мимо, зато его хобот, махнув по земле, подхватил одну из собак и стал трясти ею в воздухе с неописуемой яростью.
У сэра Джона не было иного выхода, кроме как вернуться в лес. Лошадь инстинктивно сама понесла его туда. Скоро они влетели на опушку.
Слон, осмотревшись, пустился обратно в погоню, потрясая в воздухе несчастною собакой. Ворвавшись в лес, он размозжил ей голову о ствол смоковницы. Лошадь, забившись в густую зелень, перевитую колючими лианами, остановилась. Сэр Джон, расцарапанный и окровавленный, но ни на мгновение не потерявший самообладания, обернулся назад и, старательно уперев карабин в плечо, прицелился в слона через нависшие лианы. Пуля, попав в кость животного, разорвалась. Великан покачнулся, и почти в тот же момент второй выстрел, раздавшийся с опушки леса, ранил его в левый бок. Слон рухнул на передние ноги, рядом с небольшим озерцом, наполовину спрятанным в густой траве. Издавая жалобные крики, он хоботом набирал из него воду и поливал свои раны.
В эту минуту появился бушмен.
— Он — наш! Он — наш! — восклицал Мокум.
Действительно, огромный слон был смертельно ранен. Он испускал громкие стоны, дышал со свистом, едва шевелил хвостом, а его хобот, черпавший в болоте окровавленную воду, обрушивал на ближайшие заросли красный дождь. Потом силы его иссякли, слон ткнулся головой в землю и так и умер.
