Ориксы продолжали спокойно пастись. Их сторож, до которого порывом ветра, должно быть, донесло что-то подозрительное, довольно часто поднимал свою увенчанную рогами голову, проявляя некоторые признаки беспокойства. Но он был слишком далеко от охотников, чтобы они могли успешно стрелять в него. А если бы Джону Муррэю пришла мысль напасть на стадо на скаку, то на этой обширной равнине, представлявшей для антилоп отличную беговую дорожку, ему пришлось бы тут же распроститься со своей идеей. Оставалось надеяться, что стадо подойдет ближе к роще, в таком случае сэр Джон и бушмен сумели бы прицелиться в одного из ориксов в более благоприятных условиях.
Казалось, счастье собиралось улыбнуться охотникам. Ведомое старым самцом стадо понемногу приблизилось к роще. Без сомнения, они не чувствовали себя в полной безопасности на открытой равнине и стремились укрыться в густой зеленой чаще. Когда бушмен разгадал их намерение, он предложил компаньону спешиться. Лошадей привязали к подножию смоковницы, а их головы обернули одеялами — такая мера предосторожности не давала им ни ржать, ни двигаться. Потом, сопровождаемые собаками, Мокум и сэр Джон скользнули в кустарник, идя вдоль поросшей побегами опушки рощи, стремясь достичь выступа, образуемого последними деревьями, что находились шагах в трехстах от стада.
Там охотники затаились и, изготовив ружья, стали ждать. От того места, которое они теперь занимали, они могли наблюдать за ориксами и, хорошенько разглядев их, восхищаться этими грациозными животными. Самцы мало отличались от самок, но по странной игре природы, случающейся с редкими разновидностями, самки были более основательно вооружены, нежели самцы, и имели большие, загнутые назад, элегантно заостренные рога. Пучок мягкой шерсти развевался у горла орикса, щетина на холке стояла прямо, а его густой хвост доставал до земли.
Тем временем стадо, состоявшее из двух десятков особей, подойдя к роще, остановилось. Совершенно очевидно, что сторож побуждал ориксов покинуть равнину. Он ходил среди высокой травы и старался сбить их в компактную группу, как это делает собака овчарка с доверенными ее попечению баранами. Но животные, резвясь на лугу, похоже, совсем не собирались покидать роскошное пастбище. Они упирались, отскакивали, отбегали от вожака на несколько шагов и принимались снова щипать траву. Такой маневр очень удивил бушмена. Он обратил на него внимание сэра Джона, хотя не смог дать ему объяснения. Охотник не мог понять ни упорства старого самца, ни того, почему он хотел завести стадо антилоп в рощу.
Все это продолжалось бесконечно долго. Сэр Джон нетерпеливо теребил замок своею карабина. Он порывался то стрелять, то броситься вперед. Мокуму с трудом удавалось сдерживать его. Гак прошел целый час, и неизвестно, сколько бы минуло еще времени, если бы одна собака, вероятно, столь же нетерпеливая, как сэр Джон, оглушительно залаяв, вдруг не выскочила на равнину.
Взбешенный бушмен готов был послать заряд свинца вслед проклятому животному! Но быстрое стадо, развив невероятную скорость, уже уносилось прочь, и сэр Джон понял, что никакая лошадь не в состоянии догнать его. Через несколько мгновений ориксы превратились в черные точки, мелькавшие в высокой траве на горизонте.
Однако, к большому удивлению бушмена, старый самец не подавал антилопам сигнала к бегству. Вопреки обыкновению этих жвачных, странный сторож остался на месте и не думал следовать за ориксами, вверенными его охране. После их исчезновения он, напротив, попытался спрятаться в траве, быть может, с намерением достигнуть чаши.
— Вот любопытная вещь, — сказал тогда бушмен. — Что это с этим старым ориксом? Его поведение так странно! Он ранен или настолько уже дряхл?
— Сейчас мы это узнаем! — ответил сэр Джон, бросившись к животному с ружьем на изготовку.
С приближением охотника орикс все ниже и ниже оседал в траве. Виднелись уже только его длинные рога, достигавшие четырех футов, заостренные кончики которых торчали на зеленой поверхности равнины. Он не старался убежать, а хотел спрягаться. Сэр Джон смог поэтому близко подойти к странному животному. Когда до орикса оставалось не более ста шагов, Джон Муррэй старательно прицелился и спустил курок. Раздался выстрел. Торчавшие рога исчезли в траве.
Сэр Джон и Мокум со всех ног побежали к зверю. Бушмен держал в руке свой охотничий нож, готовясь запороть животное в случае, если оно не убито наповал.
Но эта предосторожность была излишней. Орикс был мертв, вполне мертв, настолько мертв, что когда сэр Джон потянул его за рога, в руках у него оказалась лишь мягкая полая шкура, абсолютно лишенная внутренностей!
— Святой Патрик! Какие только вещи со мной ни происходят! — воскликнул он так, что рассмешил бы всякого на месте бушмена.
Но Мокум не засмеялся. Сжатые его губы, нахмуренные брови, прищуренные глаза говорили о том, что он серьезно обеспокоен. Скрестив на груди руки и быстро крутя головой то вправо, то влево, он внимательно осматривался вокруг. Вдруг его внимание привлек какой-то предмет. Это был лежавший на песке маленький кожаный мешочек, украшенный красными узорами. Бушмен тотчас поднял его и стал пристально разглядывать.
— Что это такое? — спросил сэр Джон.
— Это, — ответил Мокум, — это кисет маколола.
— Но почему он здесь оказался?
— Потому что владелец кисета только что обронил его при поспешном бегстве.
— И это был маколол?
— Не в обиду будет сказано вашей милости, — ответил бушмен, гневно сжав кулаки, — маколол был в шкуре орикса, и это в него вы стреляли!
Не успел сэр Джон выразить своего удивления, как Мокум, заметив примерно в пятистах шагах от себя какое-то шевеление в траве, выстрелил в том направлении. И они с сэром Джоном что есть мочи побежали к подозрительному месту.
На примятой траве было пусто. Маколол исчез, и пришлось отказаться от мысли преследовать его на этом огромном лугу, простиравшемся до самого горизонта.
Оба охотника возвратились назад, очень озабоченные происшедшим. Появление маколола сначала возле дольмена у сгоревшего леса, потом эта маскировка, обычно используемая охотниками на ориксов, свидетельствовали об упорной настойчивости, с какой он наблюдал за отрядом полковника Эвереста. Отнюдь не без причины туземец, принадлежавший к разбойничьему племени макололов, так следил за европейцами и их сопровождением. И чем дальше последние продвигались на север, тем больше возрастала опасность оказаться атакованными этими грабителями пустыни.
Сэр Джон с Мокумом вернулись в лагерь, и «его милость», весьма разочарованный случившимся, не удержался, чтобы не сказать своему другу Вильяму Эмери:
