Дурную репутацию Русенгорда подкрепляют многочисленные инциденты последнего десятилетия. Бунты, поджоги и снайперская стрельба попадают на первые полосы и вызывают ажиотаж в СМИ. То, что некоторые преступления совершаются «этнически чистыми» шведами, не имеет значения. Стрельба и бунты регулярно случаются и в Нерребро – самом этнически разномастном районе Копенгагена, но датчане списывают их на криминальные разборки. «Просто байкеры не поделили с наркодилерами рынок сбыта», – философски изрекают в таких случаях копенгагенцы, этим все и заканчивается.
Организованные по мафиозному принципу банды байкеров терроризируют провинциальные датские городки и контролируют если не всю, то большую часть торговли наркотиками. Однако это почти не интересует скандинавских правых. Хотя после серьезных беспорядков весной 2013 года
[94] их внимание на какое-то время переключилось на Стокгольм, Мальме по-прежнему служит образцом прогнившей основы великого скандинавского эксперимента.
Поэтому я приехал в Русенгорд, чтобы увидеть его своими глазами. Действительно ли все так плохо? Ведь это же, в конце концов, Швеция. А в Швеции, как известно, мамы оставляют детей в колясках перед входом в магазин, жители пригородов не запирают свои дома, закон обязывает всегда ездить с включенными фарами, а еще это родина трехточечных ремней безопасности.
Кстати, о безопасности движения. Начало моего визита в Мальме ознаменовалось просто пародийным примером шведскости. Прежде чем завести машину, мой таксист дыхнул в алкотестер, установленный над приборной панелью, конфузливо объяснив, что машина не заведется, если в его выдохе обнаружатся следы алкоголя. Следов не оказалось, и мы поехали мимо ухоженных скверов и тихих каналов исторического центра Мальме. Буквально через несколько минут их сменил совершенно другой пейзаж: многоэтажные жилые корпуса, кольцевые дороги и торговые ряды. Это и был Русенгорд.
Он выглядел совсем неплохо. Наверное, район не слишком привлекателен бурными вечерами с горящими автомобилями и коктейлями Молотова, летящими под ноги. Вряд ли здесь приятно жить вдесятером в тесной, загаженной тараканами квартирке. Но в солнечный апрельский день он был таким же, как любой скандинавский квартал многоэтажек – в Хельсинки, Осло или Копенгагене. Снаружи дома выглядели ухоженными, некоторые – со свежевыкрашенными фасадами. Деревьев и зелени было очень много, а колючей проволоки, камер видеонаблюдения или стен, засыпанных сверху битым стеклом, – очень мало.
Пожив в Южном Лондоне, я знаю, во что превращается дешевое жилье, как только местные власти снимают с себя ответственность за его состояние. Но Русенгорд казался сказкой по сравнению со своими эквивалентами в Брикстоне или Кеннингтоне.
Таксист высадил меня у главного торгового комплекса – безликого низкого строения, заселенного дешевыми магазинчиками, аптекой и супермаркетом. Выглядело все это уныло, но скандинавские торговые центры вообще не бывают привлекательными, даже в самых эксклюзивных и дорогих районах. Я думаю, это объясняется глубоко засевшей в подсознании лютеранской идеей о том, что шопинг ради удовольствия – занятие постыдное и неправедное.
У меня была назначена встреча с Диком Фредхольмом, главой департамента по связям с общественностью района Русенгорд. Ему приходится выполнять, возможно, самую трудную работу подобного рода в Скандинавии. Офис Фредхольма находился в административном здании, недавно построенном прямо за торговым центром.
В первую очередь я спросил его, чем Русенгорд заслужил репутацию гетто. «Слово «гетто» мы не употребляем, – моментально ответил он. – Здесь, конечно, не рай земной, но проблем не больше, чем у любого городского района Стокгольма или Гетеборга. Последние серьезные беспорядки случились четыре года назад. Сейчас здесь намного спокойнее, мы произвели огромные инфраструктурные изменения. Все говорят, что Русенгорд – пример плохой интеграции, но наше мнение: это место, с которого интеграция только начинается».
Фредхольм – мужчина под сорок, одетый по-спортивному и с задорным хохолком на голове – был вполне дружелюбен, но вместе с тем насторожен, что вполне объяснимо. Среди последних местных достижений он упомянул розовый сад, новую велодорожку и плавательный бассейн, добавив, что районом начинают интересоваться большие корпорации. Говоря о преступности, Фредхольм заметил, что большинство местного населения составляют мусульмане, поэтому случаев вождения в нетрезвом виде почти нет, и «они не устраивают пьяные драки по субботам». Еще он упомянул лучшего современного шведского футболиста Златана Ибрагимовича, родившегося в Русенгорде.
Возглавляющий мэрию в течение 15 лет (он покинул свой пост в 2013 году) социал-демократ Илмар Реепалу, с которым мы встретились на следующий день, был настроен не менее оптимистично. «Я только что ознакомился с одним исследованием, которое доказывает, что если бы Русенгорд был пригородом Стокгольма, то считался бы одним из самых безопасных районов», – с гордостью сказал он мне. Вину за проблемы Русенгорда Реепалу возлагает на частных домовладельцев, которым принадлежит большая часть местных многоквартирных домов. Они строились в рамках уникальной программы «Миллион»: в период между 1965 и 1974 годами социал-демократические власти обеспечили строительство более миллиона новых квартир, но многие из них оказались лишними. По мнению Реепалу, проблема была в том, что планирование жилищного строительства в Швеции – слишком медленный процесс, часто не поспевающий за экономическими и демографическими изменениями.
«С 1971 по 1981 год население Мальме сократилось почти на сорок тысяч, но власти продолжали строить по четыре тысячи квартир в год, поэтому огромное количество площадей пустовало. В начале 1990-х их начали заселять иммигранты из бывшей Югославии, приезжавшие работать на верфи. В конце концов в каждой квартире оказалось по десять человек». Это было началом мрачных времен района, поскольку домовладельцы практически бросили квартиры и их обитателей на произвол судьбы. Инфраструктура выходила из строя, здания ветшали, а перенаселение за счет следующей волны иммигрантов с Ближнего Востока лишь усугубило ситуацию.
Местные власти стали поэтапно выкупать и ремонтировать дома, но в начале 90-х экономика Швеции рухнула, безработица выросла в четыре раза, а ставка рефинансирования Центрального банка достигла 500 процентов. В рамках программы сокращения затрат и приватизации правительство законодательно запретило дальнейший выкуп квартир у частных владельцев, и Русенгорд остался наедине со своими проблемами.
От Фредхольма я узнал, что самый печально известный микрорайон Русенгорда – Херренгорден, где уровень безработицы составляет 90 процентов, граничит с Алмгорденом. Это жилой квартал с преимущественно белым населением, подавляющее большинство которого голосует за антииммигрантскую партию «Шведские Демократы». На последних выборах она получила в Алмгордене 36 процентов голосов, тогда как по всей стране – чуть менее 6 процентов.
