— Этот Кенвульф — склочный тип, Сигурд, — сказал Маугер. — Он наверняка отправил вдоль границ своих владений всадников в поисках уэссексцев, которые забрели слишком далеко от своих очагов. Заключенный договор положил конец войне, но тот, кто забудет про осторожность, запросто сможет получить копьем в грудь. Вот только ублюдки не ждут в гости скандинавов. Они наделают от страха в штаны, наткнувшись на сорок вонючих язычников в кольчугах!
Маугер улыбнулся собственной шутке, а мне захотелось узнать, был ли он когда-нибудь ребенком или же появился на свет бородатым злобным воином, покрытым шрамами.
Ясень и дуб начали уступать место молодым елям и березам, предупреждая нас о том, что эту землю обрабатывают люди. Мерсийцы давно вырубили древние леса и посадили на их месте деревья, вырастающие за жизнь одного поколения. Вскоре чащоба начала редеть, превратилась в пустошь, поросшую вереском, а затем сменилась бескрайними лугами и пастбищами. Мы поняли, что нам недолго удастся оставаться незамеченными.
Кое-кто из норвежцев до сих пор смотрел на меня с недоверием. Я не раз чувствовал, как проклятия, произнесенные теми, кто винил меня в случившемся с Глумом, кололи мою кожу не хуже крошечных стрел, выпущенных эльфами. Скандинавы признавали право ярла покарать виновного, но в их глазах Глум, Эйнар и Асгот, охваченные теми же самыми страхами, действовали ради всеобщего блага. Северные воины находились на враждебной земле, которой правил чужой бог. Как не понять их стремление ощутить присутствие Отца всех? Если этого можно было добиться, умертвив одного старика, к тому же христианина, то пусть будет так. Все же я находил некоторое утешение в том, что никто не держал на меня зла за смерть Эйнара. Месть — священное право воина, и норвежцы относились к нему трепетно. Эти честолюбивые воины переживали гибель уродливого товарища, но знали, что идут за сильным и отважным ярлом к богатству и славе.
Наверное, в тот день норвежцы были готовы шагать за Сигурдом куда угодно, ибо мы теперь находились в самом сердце королевства Кенвульфа, на огромном удалении от наших кораблей. Пусть кое-кто перешептывался, мол, мы забрели слишком далеко от своих богов, но я, конечно же, не был одинок в мысли о том, что Один и Тор должны находиться где-нибудь неподалеку от Сигурда, куда бы он ни пошел.
Вечером мы разбили лагерь в долине между двумя отлогими склонами. Восточный зарос невысокими дубами, березами и папоротником, а западный оказался размыт до глины и голых скал, лишь кое-где покрытых клочками жидкой травы. В этом месте заливные луга сузились, а река, когда-то протекавшая здесь, высохла до тоненького ручейка, берега которого заросли мхом и густым папоротником, кишащим змеями.
В воздухе чувствовалась прохлада, однако костры в эту ночь мы решили не разжигать. Ведь Маугер и отец Эгфрит сошлись в том, что до крепости короля Кенвульфа остался всего один день пути. Уэссекский воин предложил как можно дольше укрываться в том, что осталось от леса, и выйти на открытое место лишь в самый последний момент. Существовала вероятность того, что нас уже обнаружили. Поэтому Улаф считал, что нам следует как можно быстрее напасть на крепость, пока здешние жители еще не успели приготовиться. Но Сигурд согласился с Маугером в том, что нам нужно напоследок отдохнуть, набраться сил и достойно встретить испытания грядущего дня.
— Он размышляет, парень, — сказал Брам и кивнул в сторону ярла. — Я уже видел у него такое лицо, похожее на физиономию Локи. Мы ляжем спать, а Сигурд будет думать.
Ночью, когда почти все воины уже спали, закутавшись в плащи, у Сигурда действительно родился план. Первым о нем проведал отец Эгфрит.
Монах поежился, шмыгнув носом, и дернул ярла за рукав, когда тот пил воду из бурдюка.
— Сигурд, что ты намереваешься делать, когда мы подойдем к твердыне короля Кенвульфа? — спросил он, поглядывая одним глазом на Флоки Черного.
Тот набрал со дна ручья песок, разложил на камне бринью и начищал стальные кольца.
— Мы споем Кенвульфу колыбельную, да, Дядя? — ответил Сигурд. — За это он с улыбкой отдаст нам книгу, вместе с блюдом овсяных булок с медом и двумя-тремя молоденькими девушками с мягкими бедрами и тугими сиськами.
Улаф хмыкнул, почесал густую бороду, нахмурился и сказал:
— Этот коротышка в чем-то прав, Сигурд. Прежде чем все это кончится, прольются реки крови.
— Возможно, — поджав губы, согласился Сигурд. — А может быть, и нет. Я говорил с Маугером об этих мерсийцах. Похоже, у Кенвульфа забот по горло. Он разбирается с королем Нортумбрии Эрдвульфом, люди которого терзают северные границы Мерсии, как стая мух, слетевшихся на требуху. Есть еще валлийцы, беспокоящие Кенвульфа на западе. — Сигурд чуть согнулся, потом запрокинул голову, перехватил свои длинные золотистые волосы и завязал их шнурком. — Чтобы быть королем такой богатой земли, как Мерсия, нужно держать большое войско, так, Маугер? По-моему, гораздо проще добиваться славы на море.
Телохранитель олдермена оторвал ото рта бурдюк с элем.
— Они дерутся, как собаки, Сигурд, — подтвердил он и снова поднял кожаный мешок, не обращая внимания на капли, падающие с бороды.
Сигурд кивнул и посмотрел на Улафа, словно оценивая решимость своего товарища. Ведь тот уже потерял сына, а наше предприятие, безусловно, было связано с огромным риском.
— Маугер и Ворон отправятся к Кенвульфу и скажут ему, что воины Эрдвульфа вторглись в его владения на севере, — заявил ярл. — Не одинокие волки, а целый отряд.
— Ворон, скажи ему, что король Эрдвульф и сам старательно вспахивает мерсийских девушек, — ухмыльнулся Флоки Черный, продолжая начищать кольчугу.
— Да, Сигурд! — подхватил отец Эгфрит. — Я напишу Кенвульфу письмо, подтверждая сообщение о набегах. В конце концов, он христианский монарх и поверит слову слуги Господа. — Монах шумно шмыгнул носом и быстро зашевелил пальцами. — Да, я с наслаждением напишу ему! Никто во всем Уэссексе не может похвалиться таким красивым почерком. Да поразит меня Господь и да заведутся у меня во рту черви, если я лгу!
Монах осенил себя крестным знамением, обратил испуганный взор к небу, затем успокоился и улыбнулся Улафу так снисходительно, словно сам придумал план, предложенный Сигурдом. Маугер угрюмо посмотрел на него.
— Но это ведь действительно так, — оправдываясь, произнес отец Эгфрит, поднял правую руку и показал пальцы, испачканные чернилами. — Кто здесь еще владеет грамотой? — Он испустил сдавленный смешок. — Никто, зловонные невежи. Да хранит вас Бог. Но я в грамоте силен.
— Кенвульф поверит слову христианского монаха?
Сигурд изумленно покачал головой. Он никак не мог взять в толк, как воин может поверить человеку, который не имеет меча и похваляется своим умением царапать каракули на высушенной ягнячьей коже.
— Да, он мне поверит, — подтвердил Эгфрит и зловеще усмехнулся.
— А этот Кенвульф уже начал было мне нравиться, — разочарованно промолвил Сигурд, проводя гребнем по золотистой бороде. — Маугер говорил мне, что этот человек получает самое большое удовольствие, когда отправляет своих кричащих врагов в загробный мир. — Он снова повернулся к Улафу: — Пусть король уведет своих воинов на север. Тогда мы сожжем его крепость и заберем книгу, если, конечно, он не захватит ее с собой. Кто может сказать наперед, как поступит христианин? — спросил ярл, глядя на отца Эгфрита.
