Прокл бросил кусок дерева в костер и уставился на огонь.
— Но меня не убили.
— Дело не в этом, — сказал Лисандр. — Мы никогда не были хорошими друзьями. Ты дрался со мной в горах. — Он вдел в иголку черную нитку. — Ложись.
Прокл лег на спину.
— Ты назвал меня трусом.
— Я прошу за это прощения — твоя храбрость говорит сама за себя. Ради меня ты рисковал жизнью. Я благодарен тебе. — Лисандр указательным и большим пальцами прижал один край раны к другому.
— Ты знаешь, что делаешь? — спросил Прокл.
— Конечно. — Он неоднократно видел, как мать зашивала раны в их крохотной лачуге.
Разве он сделает хуже?
Лежавший на земле Прокл заерзал.
Лисандр поднес кончик иглы к нижнему краю раны и прижал его к коже Прокла.
— Ты готов?
Прокл широко улыбнулся. Лисандр вонзил иголку в его кожу.
— Взываю к Кастору и Полидевку, — прошипел Прокл.
Лисандр вонзил иголку с ниткой в одну сторону раны и вытащил через другую. По щеке Прокла потекла тонкая струйка крови, Лисандр смыл ее губкой.
— Осталось еще семь стежков, — успокаивал его Лисандр.
Прокл закатил глаза.
— Только быстрей.
Твердой рукой Лисандр зашил рану. На лбу Прокла выступили капли пота.
— Ну, как я выгляжу? — спросил он.
Лисандр стер остатки крови и взглянул на неровные швы.
— У тебя останется красивый шрам.
Прокл рассмеялся и глотнул воды из фляги.
— Мне не следовало слушать твоего илота.
— Что ты хочешь сказать?
Прокл отвел глаза.
— Ничего.
— Расскажи.
Прокл вздохнул и пожал плечами.
— Это не предназначалось для твоих ушей, но до того, как мы покинули Спарту, твой илот — как его звали? — подошел ко мне и просил позаботиться о тебе. Он предложил мне деньги — золото.
— Идас предлагал тебе золото? — удивился Лисандр. — Откуда оно у него?
Прокл покачал головой.
— Не знаю. Он сказал, что важный человек проявляет о тебе заботу и что меня ждет почет, а также деньги, если я смогу уберечь тебя от опасности. Если ты вернешься в Спарту целым и невредимым.
— Кто-то хочет, чтобы я остался жив? Кто же это?
— Значит, поэтому ты рисковал своей жизнью, ради золота? — спросил Лисандр. — Я этому не верю.
Прокл рассмеялся и снова лег.
— Я вернул ему золото. Что делать воину с богатством? Однако после этого случая я понял, что спартанец богат тогда, когда может положиться на товарища, стоящего рядом с ним в фаланге. Готовность жертвовать собой в нашей крови. Все остальное не имеет никакого значения.
Лисандр раньше не слышал от Прокла ничего подобного и тут же вспомнил Демаратоса.
Несмотря на страшную усталость, он с трудом поднялся и осторожно направился к костру, где лежал Аристодерм. Наставника было легко узнать по белой копне волос.
— В чем дело, Лисандр? Садись.
Лисандр наклонился и сел на поваленное дерево.
— Наставник, я хочу поговорить о Демаратосе.
Аристодерм кивнул.
— Он был храбрым воином и, я знаю, твоим другом. Его будут помнить, и его матери нет причин стыдиться.
— Я думаю, что он мог уцелеть, — предположил Лисандр. — Я видел, как его в разгаре боя куда-то увели.
Аристодерм покачал головой.
— Наверно его, беднягу, постигла та же участь, что и Никоса.
— Возможно, — согласился Лисандр, снова рисуя в своем воображении картину боя. — Или, не исключено, что ему сохранили жизнь, преследуя какую-то цель. — По лицу Аристодерма было видно, что эти слова не убедили его, поэтому Лисандр продолжил: — А что если его пытают, чтобы получить сведения о том, где мы находимся, или о туннелях.
— Ты думаешь, он все расскажет?
— Разумеется, он ничего не скажет.
— Тогда нам нечего беспокоиться.
Лисандр заглянул в бледно-розовые глаза Аристодерма. И не заметил в них никаких эмоций.
— Мы не должны допустить, чтобы он умер.
— Сейчас мы ничего не можем сделать, — сказал Аристодерм. — Когда мы утром снова пойдем в наступление, тогда и поищем его.
— К тому времени будет поздно.
— Люди устали, — сказал Аристодерм. — Они едва держатся на ногах. Мы не можем рисковать их жизнями ради парня, который, наверное, уже мертв.
Лисандр отошел к своему месту у костра. Он вместе с Демаратосом прошел испытание. Пять дней в горах, на грани жизни и смерти. Сначала их связала взаимная ненависть, но затем они подружились и научились полагаться друг на друга. Лисандр знал, что обязан Демаратосу своей жизнью. Он не сомневался, что друг жив.
Прокл уже спал и храпел, лежа на спине.
«Боги помогают самым странным образом», — подумал Лисандр и лег у костра.
Ему не спалось. Виной тому были не холод, не страх перед угрозой нападения и не стоны боли, слышавшиеся по всему лагерю. Перед его мысленным взором возникали люди. Он вспомнил ссору с Кассандрой и разбитую вазу.
«Мне следовало извиниться. Почему я этого не сделал? Упрямство? Гнев? Стыд? Орфея тоже не стало. Такого спартанца больше не будет».
А что происходит с илотами в поселении, принадлежащем Кассандре? Лисандр смутно помнил холодные зимние дни, проведенные вместе с матерью, когда не хватало дров и еды. Рабам нечего ждать помощь от Теллиоса.
«Выбирай те битвы, в которых ты можешь победить», — постоянно твердил его друг Тимеон.
Ушло в небытие много тех, кого он знал: Тимеон, Орфей, его мать, дед Сарпедон. Все они жертвы Спарты.
Он не станет жертвой. Не Спарта устанавливает правила, которым надобно следовать. Ничего не добиться, если слепо выполнять заветы Ликурга. А что если они и есть те цепи, о которых говорила Пифия. Цепи, сковавшие его?
Быть спартанцем значит ставить честь и товарищей на первое место. Он не останется здесь, связанный приказами, цепями традиций. И не в то время, когда его друг, возможно, жив и находится в Таренте.
«Мне следует действовать. Я должен помочь Демаратосу».
Все остальное не имело значения. Он не станет отсиживаться подобно Ахиллу в палатке близ поля боя, пока погибал Патрокл. Он бросится в гущу сражения.
«Боги могут распорядиться мною по своему усмотрению».
Он присел в темноте и посмотрел в сторону Аристодерма. Грудь наставника размеренно вздымалась и опускалась. Брать с собой меч? Нет, лучше будет, если никто его не узнает. Лисандр снял плащ.