— Что ты имеешь в виду, Джим?
— У тебя есть знакомые женщины в Хайфе?
— Конечно!
— Ты достаточно хорошо их знаешь? Они пустят тебя переночевать, если ты попросишь?
— Разумеется.
Глаза Мэйбл засверкали. А вот ее супруг встревожился.
— Хорошо. А теперь вот что…
Грим откинулся на стуле, закурил сигарету, не глядя ни на кого, и заговорил. Когда человек излагает свою мысль откровенно безлично, это делает ее как нельзя более личной.
— Фейсал решительно против подобных дел, а он лучший из всех людей, живущих в этой стране. Ему втихаря подложили свинью, и он обречен на проигрыш, как бы ни стал играть дальше. Иными словами, ему объявлен шах, но пока еще не мат. Впрочем, мат предстоит, если французы до него доберутся. И тогда ближайшие двадцать лет арабам надеяться не на что. Я предлагаю спасти Фейсала, чтобы он смог сделать еще одну попытку. И единственный способ этого добиться — переубедить его. А лучшее средство для этого — поддельное письмо, что будет невозможно, если враги Фейсала выяснят, кто его везет. Если мы, то есть Рэмсден, Джереми, Нараяйн Сингх, отправимся в Дамаск, делая вид, будто письмо у кого-то из нас, а на самом деле его повезет женщина, успех обеспечен. Согласна ли Мэйбл Тикнор стать такой женщиной? Вот что главное.
— Слишком опасно, Джим! Слишком опасно! — вмешался Тикнор.
— Прости, старина, опасность грозит нам четверым. Мы же делаем вид, что письмо у нас.
— Женщин на свете много, а жена у меня только одна! — возразил Тикнор.
— Время не ждет, — ответил Грим. — Видишь ли, Тикнор… ты австралиец, старина, а посему не играешь в эти игры. Ты эскулап, зарабатываешь тем, что вправляешь кости, и рад-радешенек, что тело твое еще не скоро попадет в богадельню, душа в ад, а имя в газеты. Легко предположить, что и жена у тебя такова. Бывают офицерские жены, которых хлебом не корми, а дай сделать что-нибудь полезное. Если такая дамочка вдруг отправится в Дамаск, да еще и прямо сейчас, это вызовет подозрения. Но на Мэйбл никто внимания не обратит.
— Не понимаю, почему! Когда эти трое головорезов ввалились сюда, чтобы нас прикончить, ее, по-твоему, здесь не было? Если Юсуф Дакмар кому-то что-то сообщит, тому в дом принесли письмо.
— Юсуф Дакмар оставался на улице. Он понятия не имеет, кто находился внутри. Трое его дружков в тюрьме под замком, и ему до них не добраться. Вы давно живете в этом доме? Со вчерашнего дня, не так ли? Так с чего ты взял, что Юсуф Дакмар об этом пронюхал?
— А если я отправлюсь вместо Мэйбл? — предложил Тикнор, явно обеспокоенный. — Я могу взять увольнительную…
— Она уезжает, а ты остаешься здесь. Следовательно, никакого опасного поручения ей не дали, — не уступал Грим. — Говорю тебе: без женщины нам никуда. Если Мэйбл не поедет, буду искать кого-нибудь еще.
Мэйбл купилась. Не надо быть знатоком человеческой натуры, чтобы понять это по ее глазам и позе. Равно как и то, что Тикнор оставался неколебим. Люди вроде него, привыкшие скитаться, слишком хорошо знают цену решительной и добродушной жене, чтобы поощрять ее, когда ей приспичит искушать судьбу. Ибо хотя на свете есть уйма женщин, которые не прочь странствовать, принимая все, что пошлет жизнь, весьма немногие из них способны не умножать при этом тягот своего спутника. А тем, что знают, как облегчить эти тяготы и умножить радость, воистину цены нет.
Но Грим играл в своей обычной манере — шлепнул свой козырной туз на стол мастью вверх. Когда становится по-настоящему жарко, большинство из нас почему-то забывает про козыри.
— Полагаю, решать тебе, док, — произнес он, поворачиваясь к Тикнору. — Тебе здесь ловить нечего. Фейсал не ищет выгоды. Ему глубоко безразлично, кто станет номинальным правителем арабов, если они получат обещанную независимость. Он вообще может уйти из политики. Но он считает, что должен сделать для арабов все, что только в его силах. Ты рисковал жизнью Мэйбл раз двадцать — когда надо было помогать больным в рудничных лагерях, жертвам малярии и еще Бог знает кому. Теперь перед тобой возможность совершить величайшее дело…
— Ну, если вопрос стоит так… — Тикнор уже колебался.
— И как раз ваш стиль. Никто не узнает. Никаких букетов. Никаких торжественных речей на обеде в вашу честь — когда их произносишь, всегда язык заплетается.
— Берешься за это дело, Мэйбл? — спросил Тикнор, пристально глядя на жену через стол.
— Ну конечно!
— Хорошо, девочка. Только скорей возвращайся… — он опять сурово поглядел на Грима, затем на меня, прямо в глаза, и на Джереми.
— Поручаю ее вам. И если не вернете мне ее живой и здоровой, вам не жить. Ясно?
— Яснее некуда! — произнес Джереми. — Бьюсь об заклад, док… Минутку, парни. Мои прииски в Абу Кеме… Я согласился передать их Фейсалу на любых условиях, на каких удастся договориться. Если дело выгорит, Джим и Рэмми со мной в доле, так? Слушайте, пусть док и Мэйбл получат половину всего, что принесет наша доля.
На то, чтобы уладить этот вопрос, ушло примерно столько времени, сколько ожидалось.
Доктор с Мэйбл пытались отбиваться. Но проще подарить журавля в небе, чем синицу, которую держишь в руке, — я, конечно, говорю о людях, которые твердо стоят на ногах. Дарующий не слишком много теряет, а гордость принимающего не уязвлена, и все довольны.
Мне столько раз давали процент от призрачных Эльдорадо, что я мог бы оклеить соответствующими бумагами стену или, скажем, приличных размеров ванную. Не исключено, что в один прекрасный день я так и поступлю, если где-нибудь осяду. Но единственный дар такого рода, который принес мне что-то, помимо красивой бумажки в позолоченной рамке, — это золотые прииски Джереми. Заметьте, в биржевых списках они не упоминаются.
Была почти полночь, когда мы все решили, но до утреннего поезда у нас еще оставалась уйма дел. В частности, Гриму предстояло склеить из бумаги конверт, который в темноте смотрелся достаточно похоже на письмо Фейсала. Потом с конвертом в руках Грим вышел на улицу, а Нарайян Сингх следовал за ним в тени, держась в пределах слышимости. Мы с Джереми не упускали из виду Нарайяна Сингха, ибо не исключалось, что Юсуф Дакмар собрал шайку, чтобы подстеречь любого, кто выйдет из дома.
Кажется, в ту ночь ему с лихвой хватало бестолковых сообщников. Грим не прошел и пятидесяти шагов, держась посередине дороги, когда за ним, крадучись, последовала одинокая тень — весьма осторожно: хотя им то и дело приходилось пересекать круги света под уличными фонарями, ни я, ни Джереми так и не узнали, кто это был. Нарайян Сингх получил приказ ничего не предпринимать, только охранять Грима в случае нападения, ибо Грим счел, что благоразумней оставить Юсуфа Дакмара на свободе, нежели вызвать развязку, арестовав его. Грим располагал именами большинства местных заговорщиков, и если бы предводителя схватили слишком рано, его не менее опасные подчиненные могли разбежаться и уйти от наказания.
