Ранним утром следующего дня Чан Кайши приказал генералу Чжану Чжичжуну организовать контрнаступление. Китайцы имели численное превосходство, но были плохо вооружены. У них практически не было боевых кораблей, поэтому японцы полностью контролировали Китайское море. Кое-какие военно-воздушные силы у них имелись, а вот наземная инфраструктура отсутствовала, поэтому нечем было заменить сбитые самолеты. А японцы в то время располагали лучшей в мире авиационной промышленностью. Но что еще важнее, артиллерия китайцев давно устарела и им недоставало танков.
* * *
Расположившись на крышах зданий на набережной Бунд, великие торговцы фань куэй, плотно пообедав, потягивали коктейли и наблюдали вспышки взрывов, распускавшиеся за пределами их района.
— Китайцы выкурят япошек из их гнезд и сбросят обратно в море, — заявил глава нью-йоркской торговой фирмы «Рассел и компания», сдобрив жареные на вертеле креветки изрядной порцией соуса.
В ответ послышался хор одобрительных реплик, но с ним согласились не все. Зловещее молчание хранили Уильям Дент и его коллеги, потратившие немалые деньги на сооружение в черте города японских пулеметных гнезд. Дент знал, что бетон, из которого построены его дзоты, неуязвим для малокалиберной китайской артиллерии. Именно это демонстрировали сейчас события, разворачивающиеся всего в миле от того места, где торговцы фань куэй пили коктейли и тешили себя надеждой на быструю и легкую победу китайцев.
* * *
Генерал Чжан Чжичжун начал контрнаступление с атаки на те самые дзоты, которые построила для японцев компания Дента. По его расчетам, с уничтожением около сотни бункеров можно было управиться меньше чем за один день. Генерал жестоко ошибся, и его солдаты заплатили за это кровью.
В течение трех дней они атаковали дзоты и другие фортификационные сооружения японцев в Шанхае, избрав в качестве основного направления удара штаб японской армии возле Чжабэя. Бои разворачивались так близко к границам Иностранного сеттльмента, что его обитатели слышали даже ружейные выстрелы.
Через три дня безрезультатных атак генерал приказал своим солдатам очистить улицы, на которых были расположены японские дзоты, и возвести вокруг них брустверы из мешков с песком. Поначалу это сработало, но затем японцы подогнали танки, и китайский авангард был отброшен.
Три дня на улицах города царило неестественное затишье, а потом китайцы атаковали японские позиции в районе доков на северном берегу Хуанпу. Но китайские войска были плохо обучены тактике, которая предусматривает одновременное применение пехоты и артиллерии. В результате каждая новая улица становилась для них ловушкой. Китайские солдаты оказывались зажаты между собственными танками и войсками противника, и японцы методично уничтожали их из огнеметов и пулеметов, расставленных с точным расчетом. Китайцы несли ужасающие потери. Улицы были завалены сожженными, разорванными пулями телами китайских солдат.
На следующий день, высадив с кораблей мощный десант, японцы обошли противника с флангов, а японская авиация вынудила китайцев оставить такие важные населенные пункты, как города Баошань, Лодянь и деревня Дачан. Японцы были поражены отвагой китайцев. Операция, которую они рассчитывали закончить за одну-две недели, затянулась на три месяца. Этого времени Чан Кайши хватило, чтобы эвакуировать главные промышленные предприятия и войска в глубь страны, на запад.
К концу ноября жалкие остатки китайской армии покинули Шанхай, и японские войска, не встречая сопротивления, триумфально вошли в самый большой в Азии город.
* * *
Младшая дочь Чарльза Суна, вдова доктора Сунь Ятсена, услышала топот японских солдат за три улицы и представила себе, как они гордо маршируют по широкой Яньань Лу. Азиатские захватчики, поработившие другую азиатскую нацию.
В воздухе послышались винтовочные выстрелы.
Она сжалась от страха. Оставалось надеяться, что японцы просто палят в воздух на радостях, хотя она знала, что пули, пущенные в небо, падая на землю, могут наделать немало бед. Она также знала, что японцы весьма экономны, и сомневалась в том, что солдатам позволено бесцельно тратить боеприпасы. Значит, сделала вывод женщина, японцы производят зачистку городских улиц, подавляя последние очаги сопротивления.
Стрельба прекратилась так же неожиданно, как и началась. В наступившей тишине ощущалось дыхание смерти.
Она закрыла дверь и задумалась о смелости. И о собственном долге по отношению к родной стране.
Глава одиннадцатая
ГОЛЫЙ ЧЕЛОВЕК
В начале двадцатых годов но Городу-у-Излучины-Реки поползли слухи о появлении нового Сказителя. Большинство из тех, кому довелось с ним повстречаться, считали его эксцентричным, странным субъектом. Однако практически все, присмотревшись к нему, были вынуждены признать, что это необычайно одаренный человек. Люди внимательно наблюдали за его профессиональным ростом, в ходе которого он поднялся от характерного актера, исполнявшего в основном женские роли куртизанок, до создателя пекинской оперы. Это был уникальный талант, который стремился к свету и хотел поделиться им с другими, талант уникальный, но узнаваемый.
В сравнительно молодом возрасте — сорока восьми лет — он возглавил театр. Однако то было девять лет и семь опер назад — промежуток времени, за который он поднялся от безвестности к нынешней славе, от нищеты к относительному благополучию, от того, чем был до японской оккупации, к сегодняшнему дню.
Это было время, когда миссионерам, несмотря на их чудачества и безрассудство, дали большую волю. Сказитель был потрясен, увидев, как молодой миссионер с огненно-рыжими волосами и молочно-белой кожей расправился с оккупантом-насильником. На улице Цзюйлу Лу этот парень стащил японского солдата с китаянки, которую тот повалил на землю, и отделал японца до бесчувствия.
Сказитель не верил собственным глазам. Он оглянулся. Вокруг быстро собиралась толпа, и все вокруг видели то же, что видел он. Белый человек напал на японского солдата, чтобы защитить китайскую женщину.
* * *
За свою недолгую жизнь Максимилиан повидал немало всякого. Он помнил тот день, когда его отец Малахи покончил с китобойным промыслом. Отец пришел домой и заявил: «Все, я завязал. Не хочу больше убивать китов. С этим покончено». Да и здесь, в Шанхае, куда Максимилиан приехал восемь месяцев назад, он успел насмотреться на насилие. Он видел, что кровожадность японцев возрастала день ото дня. И вот теперь — это! Японский солдат-регулировщик приставил штык к груди распростертой на земле беременной крестьянки, все преступление которой состояло в том, что она не подчинилась его приказу. Приказу, который китаянка просто не могла понять, как бы громко японец ни орал, поскольку, естественно, не знала никаких других языков, кроме своего, китайского.
Когда Максимилиан увидел эту картину, его сердце гулко забилось в висках, а лобные вены стали пульсировать, словно змеи, пытающиеся прорвать кожу и выбраться на свободу. Опустив глаза, он с удивлением обнаружил, что его кулаки крепко сжаты и готовы к драке. Но больше всего Максимилиана поразило другое — сладкий вкус во рту и радость, переполнившая сердце. Его красивое лицо осветила улыбка. Он жаждал драки и не мог ждать.
