— Пожар, хозяин!
Мозг Ту напряженно работал. Пожары не были редкостью в Городе-у-Излучины-Реки, но сейчас в его душе почему-то родились подозрения.
— Вызвать всех командиров. Мы выступаем сегодня ночью.
* * *
Убийца уложил Бивень в покрытую бархатом лавку-сундук, стоявшую в гостиной борделя, и повернулся к Цзян:
— Он не дурак.
Твой хозяин? Ты ведь про него говоришь?
— Зачем ты издеваешься надо мной? Я служу Договору, как и ты.
— Я не хотела тебя обидеть, — примирительно проговорила Цзян, подумав о том, что она «служила» Договору значительно более интимным способом, находясь в постели с номинальным хозяином Убийцы. — Ты сказал, что Ушастый Ту — не дурак. Расшифруй для меня смысл этих слов.
— Этот пожар может показаться ему подозрительным. Хотя бы из-за того, что он вспыхнул именно сейчас. Поэтому он может напасть на Муравейник раньше, чем собирался.
«Ну и пусть, — подумала Цзян. — Бивня там все равно уже нет».
А потом в голову ей пришла другая мысль: они могут устроить сюрприз для Ушастого Ту. Возможно, он действительно является Человеком с Книгой, но к его подручным это точно не относится. Отправить на тот свет хотя бы нескольких головорезов Ту Юэсэня, а заодно и отомстить за моральный и материальный ущерб, который она понесла в эту ночь, — ну чем не замечательная идея? Приняв решение, она отпустила Лоа Вэй Фэня и послала за Май Бао.
Май Бао приказала подать свою крытую коляску и расположилась на заднем сиденье, а четыре кули потащили экипаж по улице. Чтобы привыкнуть к темноте, царившей внутри коляски, потребовалось некоторое время, а когда это произошло, она испытала шок, увидев напротив бывшего любовника, Революционера. Казалось, что красное пятно на его лице раздулось от крови и медленно пульсирует.
— Разъезжаешь в собственной коляске, запряженной кули, будто императрица какая. — Он на мгновение выглянул в окно и тут же задернул шторку, а потом, уставившись на нее, закричал: — Люди — не животные! — Раньше, чем она успела отодвинуться, мужчина схватил ее за волосы и сильно потянул вниз. Май Бао упала на колени, а он наклонился и задрал ее голову. — Открой глаза, шлюха!
Май Бао медленно открыла глаза. Ненависть, горевшая во взгляде Революционера, потрясла ее.
— Что тебе от меня нужно?
— Значит, теперь ты даришь «облака и дождь» белому человеку?
Май Бао вспомнила, как агрессивно он вел себя в постели, его нежелание иметь детей, злобный отказ от обычного секса в пользу самых примитивных форм совокупления. А потом она увидела, как в руке Революционера блеснуло лезвие ножа. Огромным усилием воли Май Бао успокоила отчаянно бьющееся сердце и уперлась рукой в грудь мужчины. Ненависть в глазах Революционера не ослабла, но Май Бао ощутила, как напряглось его тело.
— Куда ты направляешься, да еще в такой спешке? — Он сбросил ее руку.
С облегчением осознав, что он не собирается заниматься с ней сексом ни в какой форме, Май Бао рассказала ему: она якобы едет к полицейским, чтобы те устроили в Муравейнике засаду для бандита Ту.
— А зачем это Ту попрется в Муравейник?
Поначалу она не знала, что сказать, но затем в голову ей пришел простой и логичный ответ:
— Наверное, собирается украсть что-то спрятанное там.
В следующий момент на губах бывшего любовника появилась улыбка. Он открыл дверцу коляски, крикнул кули, чтобы те остановились, и выпрыгнул на мостовую. Затем, держась за дверцу, он плюнул Май Бао в лицо:
— Спасибо, шлюха. Возможно, сама того не желая, ты послужила своему народу.
* * *
— Что-то мне не нравится эта новая лавка, — сообщил игрок в го Цзян, когда та вошла в гостиную.
— Это почему же, старик?
— Я заметил, что с тех пор, как играю, сидя на ней, я стал гораздо медленнее думать.
— Выходит, она не очень удобна для твоей костлявой задницы?
— Нет. И спасибо, что упомянули мою задницу. Вот уже много лет, как ни одна куртизанка не выказывала желания поговорить о ней.
— Не стоит благодарности, — сухо ответила Цзян. Ей не терпелось закончить разговор о новой лавке — примерно шести футов длиной и покрытой бархатом.
— Куда подевалась моя старая скамейка? — спросил игрок в го.
— Мы покрыли ее бронзой и прикрепили к ней мемориальную доску.
— И что же написано на доске? — с хитрой улыбкой осведомился старик.
— На ней выбиты слова: «На этой простой лавке покоился огузок великого Игрока в го».
— Весьма поэтично, но, по-моему, чего-то недостает.
— Чего именно? — осторожно осведомилась Цзян.
— Слов «великолепный» и «блистательный». Нужно так: «На этой простой лавке покоился великолепный огузок блистательного Игрока в го».
— Весьма правильное замечание. Я непременно передам граверу, чтобы он внес изменения в текст.
— И побыстрее, пожалуйста. Я же не буду жить вечно.
«Может, и так, но добрую часть вечности ты уже прожил», — подумалось Цзян, а затем она поймала на себе хитрый взгляд старика. А не задумался ли он о том, что лежит в новой лавке-сундуке, на которую его пересадили?
Цзян велела принести ему сласти и бокал вина, а сама села напротив.
— Хотите сыграть партию в го? — удивленно осведомился старик.
— Нет, мне и без того известен твой талант игрока. — Она огляделась и шепотом добавила: — Мы ведь давно знаем друг друга.
— Мы лишь однажды познали друг друга, и это было очень давно. Ах, как давно! Так что же лежит в ящике под моей великолепной задницей?
Глава тридцать четвертая
АТАКА НА МУРАВЕЙНИК
Послание, которое Май Бао отправила бывшему любовнику-полицейскому, было получено в половине двенадцатого ночи. К рассвету полицейские уже расставили в подземельях Муравейника семь крупных ловушек на бандита Ту и его головорезов.
К девяти часам утра Революционер собрал шесть боевых групп, которые были готовы выдвинуться в любой момент.
К полудню пожар был взят под контроль.
К трем часам пополудни войска вдовствующей императрицы, как она и обещала Ту, окружили Город-у-Излучины-Реки.
Ровно в четыре часа шесть боевых групп Революционера захватили слабо охраняемый арсенал Шанхая и впервые за время своего существования завладели мощным средством для совершения кровавой революции, о которой мечтали почти целое десятилетие.
На закате Мастер Благовоний Ту Юэсэня начал ритуал крови, предшествующий каждой боевой вылазке триад. Кровь принесенного в жертву теленка стекала по подбородкам девяноста новообращенных. Древний ритуал совершался на пустынном берегу реки Хуанпу, в Пудуне.
