(К моему невероятному огорчению, последние страницы утеряны, и раньше отчет заканчивался здесь. Однако в конверте обнаружились еще фотографии, переложенные другими бумагами. Их четыре штуки. Качество снимков ужасающее: все сделаны со вспышкой, одни слишком далеко, другие, наоборот, слишком близко к объекту, так что он предстает либо смазанным от избытка освещения, либо, напротив, едва просвечивает сквозь кокон окружающей его тьмы. Тем не менее, содержание снимков разобрать можно.
На первом видна стена — кирпич крошится, штукатурка отваливается пластами. На стене висит на одном гвозде табличка — снятая откуда-то сверху, она перечеркивает весь снимок. «Вредоносная улица» — написано на ней старинным шрифтом с закорючками. Внизу фотографии подпись, сделанная шариковой ручкой: Знак.
Второе фото — панорамный снимок улицы в длину. На нем почти ничего не видно, можно угадать лишь темные линии, которые сходятся в темной перспективе на темном фоне. Перед домами нет садиков: их двери открываются прямо на тротуар. Точнее, ни одна из них не открывается, все заперты, но обстоит так дело всегда или их заперли всего минуту назад, сказать, конечно же, невозможно. Из-за отсутствия ничейной земли, разделяющей дома и тротуары, кажется, будто двери с угрозой нависают над Пешеходами. На оборотной стороне снимка, также ручкой, подпись: Улица.
Третий изображает фасад одного дома. Он поврежден. В темных окнах выбиты стекла, кирпичная кладка вся в пятнах, крыша провалилась, из-под нее сыплются кирпичи. С обратной стороны подпись: Рана.
На последнем снимке молодой мужчина держит в руках конец веревки и «кошку». Веревка, видимо, оборвана, ее конец размахрился; металлическое приспособление загнуто странным образом — в форме винта. Фотография не подписана.)
* * *
(В конверте нашлась еще одна записка. Она не датирована, а почерк отличается от всех прочих.)
* * *
Это было все. Когда я закончил, мне уже не терпелось отыскать Чарльза Мелвилла.
Думаю, что запрет на пользование телефоном должен распространяться на имейлы и веб-сайты. Я, конечно, искал в сети и БНВФ, и «дикие улицы», и «хищные улицы», и Viae Ferae, и так далее. Ничего не нашел. БНВФ неизменно выводило меня на автомобили и запчасти. Тогда я решил набрать название целиком: Братство Наблюдателей/Наблюдения за Виа Фира, но без толку. Зато диких улиц я получил тысячи: тут тебе и заметки о новоорлеанском Марди Гра, и «крутые» одиссеи, и ссылки на старую компьютерную игру, и даже статья о Холодной Войне. То есть ничего существенного.
Я посетил каждый из упомянутых выше сайтов, лично сходил в места материализаций улиц. Несколько выходных кряду я не вылезал из трущоб северного и южного Лондона, хотя иногда мои скитания приводили меня и на вполне порядочные улицы, а однажды, следуя маршрутом Неисповедимой улицы, я даже прошел через Сохо. Несколько раз я возвращался в Пламстед.
Там, держа в руках фотографии до и после, я стоял и разглядывал дома на Рипполсон-роуд, их неразделенный фасад, единую террасу.
Почему я не упаковал все бумаги заново и не послал их Чарльзу Мелвиллу по почте или не отнес их ему лично? Пакет, по ошибке доставленный на …ли-роуд, был подписан …форд-роуд. Но во всем Лондоне нет улицы с таким названием. Так что я не знаю, где искать Чарльза.
Другая причина моей нерешительности в том, что я стал его бояться.
В первые несколько раз, когда я, выходя на прогулки, тайком делал свои снимки, мне еще казалось, будто я присутствую при завершении некоей эдиповой драмы. Однако, читая и перечитывая материалы, я понял, что случившееся по вине Чарльза с Эдгаром далеко не самое главное. Главное в том, как он это сделал.
Я заходил поесть и выпить во все кафешки на Пламстед-Хай-стрит. В основном они средние, одна или две совсем плохие, еще одна или две очень хорошие. И в каждой, выпив свой чай, я неизменно спрашивал хозяина, знаком ли ему человек по имени Чарльз Мелвилл. И еще просил сохранить для него маленькую записочку, которую писал тут же.
Содержание ее всегда было одно и то же: «Ищу ЧM. У меня документы, адресованные вам — карта района и т. д. Сложные улицы! Пишите по адресу:…» И указывал анонимный имейл, который создал специально для этой цели. Но никто так и не отозвался не мой призыв.
В последнее время я обнаружил, что мне все труднее сосредоточиваться на работе. Я стал бояться поворотов. Идя по тротуару, я не свожу глаз с кирпичного (или бетонного, или каменного) угла, которым ограничивается видимая мне часть улицы, и задаю себе вопрос — а замечал ли я ее когда-либо прежде? На ходу я резко вздергиваю голову и озираюсь, чтобы не пропустить внезапное появление. Каждый раз мне кажется, что я действительно что-то вижу, и каждый раз это оказывается что-нибудь безобидное, вроде ветки дерева, качающейся на ветру, или открывающегося окна. Моя тревога — которую, по совести, следовало бы назвать дурным предчувствием — не проходит.
А если я и впрямь увижу когда-нибудь нечто особенное, что я смогу сделать? Скорее всего, мы им безразличны. В основном. Нам также трудно представить себе, что руководит ими, как разгадать загадку кирпичных сфинксов. Впрочем, если они и обращают на нас когда-нибудь внимание, то вряд ли ради того, чтобы учесть наши интересы: думаю, именно это безразличие мешает мне победить мой страх, именно оно заставляет меня ломать голову над тем, что сделал Чарльз Мелвилл.
Я уже говорил, что не получил никакого ответа на свое объявление. Но это не совсем так. Вообще-то 4 апреля 2001 года, через пять месяцев после того первого пакета, на имя Чарльза Мелвилла пришло письмо. Разумеется, я тут же его открыл.
Оно написано от руки, на листке бумаги, без даты. Вот оно, лежит передо мной. В нем написано следующее:
Однако меня больше встревожило не содержание письма, а его конверт. Письмо, снабженное марками, почтовыми штемпелями и брошенное в мой почтовый ящик, было адресовано «Чарльзу Мелвиллу, на Вредоносной улице».
На этот раз мне уже труднее притворяться, будто это какая-то ошибка. Либо Королевская Почта проявляет непостижимое упорство, путая адреса, либо я у кого-то на прицеле. У кого — или у чего — не знаю: то ли это чья-то злая шутка, то ли мной заинтересовались члены Братства, то ли его отщепенцы, а то и самый предмет их наблюдения. Одним словом, мне остается уповать лишь на милосердие отправителей, каким бы путем ни было доставлено это письмо: вручную или иными, более странными способами.
Вот почему я решил опубликовать этот материал. Не имею ни малейшего представления о том, чего могут хотеть от меня мои корреспонденты. Может быть, все это задумывалось как тест, который я не прошел: может быть, кто-то должен был подойти ко мне сзади и, положив руку мне на плечо, прошептать какое-то приглашение мне на ухо, а может быть, это такой инструктаж для новичков, хотя вряд ли. Я не знаю, для чего мне все это показали и какая роль отведена мне в чьем-то чужом плане, и это меня пугает. Вот почему, сделавшись, против воли, хранителем чужих секретов, я хочу рассеять их по всему свету, как одуванчик рассеивает свои семена. Я хочу обезопасить себя, но не вижу никакого другого способа это сделать. (Впрочем, я не закрываю глаза и на другую возможность — может быть, именно этого от меня и добивались.)
