— Если бы от нас что-то зависело… — начала одна девушка, но Морли ее опередил. «От меня зависит», — подумал он.
Каждый раз, покупая что-нибудь, он чувствовал, как у него опускается все в животе, до того он боялся новой инструкции, и в то же время почти жаждал. Он опасался, как бы его энтузиазм или тревогу не поставили ему в вину. И старался ничем не выдавать своих чувств. Брал с магазинных полок продукты уверенно, не дрогнувшей рукой.
Разумеется, ничего не приходило. Ничего не приходило много дней, и он часто думал о своем долге и о том, что ему очень хочется исполнить его. В Северном море потерялся танкер. В Мексике вампир обескровливал домашний скот, ему ничего не приходило, на полях появлялись загадочные круги, болезни уносили тысячи жизней, коррупция доводила банки до банкротства, а ему ничего не приходило.
Когда инструкция, наконец, пришла, она оказалась объемнее всех предыдущих. Подозрение охватило его сразу, еще до того, как он разорвал упаковку. Взвесил содержимое на руке. «Овощной пир в сотейнике» — прочел он и снова недоверчиво взглянул на толстушку.
Внутри оказался диск, толщиной почти в целый дюйм, диаметром с небольшую фрисби, плюс слой запеченного теста с сыром. Цвет как у всех предыдущих вложений, серый, может быть, чуть темнее или светлее. Морли потряс диск — внутри ничего не гремело. Сбоку по всему периметру шла едва заметная линия — видимо, по ней он разнимался на две половины.
ПЕРЕПРАВИТЬ, прочел он на боку, и код почтового отделения. КМС, привычно стояло рядом. «Они хотят, чтобы я послал это по почте? — изумился Морли и снова перечитал инструкцию. — Но ведь они никогда…» И тут же споткнулся о следующую, последнюю, строчку: СПАСИБО ЗА СОТРУДНИЧЕСТВО. ВАША РАБОТА ЗАКОНЧЕНА.
С вами свяжутся.
С вами сравняются, с вами советуются, спит ваша совесть: нет, нет, конечно же, нет. С вами спишутся; созвонятся; соберутся; сбегутся; составят; сопоставят. Ну, конечно же, нет. С вами именно свяжутся. Морли давно уже разгадал значение таинственных букв СВС на каждом послании, которое попадало к нему в руки до сегодняшнего дня.
Он положил диск на стол и стал на него смотреть. Много минут прошло, прежде чем Морли разобрался, наконец, в своих чувствах: им владели ужас и ощущение утраты.
Вообще-то он должен был радоваться. В послании не было и намека на недовольство им. Похоже, для завершения его службы специально выбрали крупную задачу. Работа закончена. Не в том смысле, что его работа закончена, а в том, что работа, которая делалась с его участием, подошла к концу, что ничего уже не изменишь. Оставалось только надеяться, что с его помощью мир стал чуточку лучше.
Однако, заворачивая диск и возвращая его в коробку, он вдруг подумал: «Меня сместили», — и ощутил прилив такого бешенства, что со стуком опустил коробку на стол. «Почему именно меня? Что я не так сделал?»
На почте, стоя в длиннющей очереди, он не мог оторвать глаз от женщины, которая стояла на три человека впереди него.
К ее груди был прижат большой пухлый конверт. Вдруг она перехватила его одной рукой и опустила так, что конверт повис на уровне ее колена, а сама завертела головой, оглядывая всех, кто был на почте. Потом ее рука стала медленно подниматься, и пакет точно пополз вверх, к ее груди, она сделала попытку опустить его снова, но тут окошечко впереди освободилось, и она с облегчением шагнула туда.
Морли замер. В очереди начинали проявлять нетерпение, но он не двигался с места. Позади него пожилой растафарианец обеими руками сжимал тубус с плакатом. Молодая мать суетилась над картонной коробкой, которая стояла на полу, возле коляски с младенцем. Какой-то подросток, сильно, как ему показалось, нервничая, ковырял упаковку большого футляра, который держал в руках.
— Извини, парень, может, ты… — начал кто-то, но Морли, не обращая внимания, продолжал смотреть на пакеты в очереди.
«Это мои коллеги, — подумал он и тут же добавил: — Это мои враги».
Его окружали люди из его собственной организации, или осколки этой организации, ренегаты, а то и противники, поставившие себе целью уничтожить его, добить Чечню, погубить экономику, то есть те, кого он должен остановить. «Они ничего не знают», — мелькнула у него мысль. Он единственный понимал, что прямо здесь, на этой вот почте, где они стоят в очереди, притворяясь, будто не замечают друг друга, поглядывают на часы, прислушиваются к бормотанию плейера и переминаются с ноги на ногу, между ними идет война. Но среди них наверняка есть и гражданские, и они тоже в опасности. Могут пострадать невинные люди.
Надо действовать осторожно.
«Осторожно». Морли сглотнул. Закрыл глаза. «Я его теряю».
— Парень, извини, очередь двигается…
— Проходи, парень…
«Что я делаю?»
Вдруг словно завеса спала с его глаз, и он увидел все ясно, как днем. Глядя на окружавших его тайных врагов, или друзей, или просто случайных попутчиков, Морли не мог взять в толк, как они его обманули, почему он купился на очевидную ложь неведомых соглядатаев, этих грязных мерзавцев, втянувших его в свои якобы добрые дела. У него перехватило дыхание. Он думал о том, сколько лет он работал на них, сколько сообщений, предметов, орудий или компьютерных кодов прошли через его руки за эти годы. Злость и отвращение к себе за то, что он свалял такого дурака, усиливались, но тут же им вдогон стало расти желание поскорее исправить то зло, которое он причинил. Конечно, он толком не представлял, во что ввязался, но решение принято, и назад он не повернет. Мухи сидят на трупах, спады уничтожают целые экономики, толпы людей бессильно беснуются на улицах.
— Парень…
Но Морли уже бежал к выходу, проталкиваясь через толпу, прижимая к себе свой ужасный пакет так, словно хотел собой заслонить от него всех.
«Нет, — думал он. — Нет».
Он держал диск над водой канала, над контейнером, полным бытовых отходов, над костром, разведенным на чьем-то участке, но, наконец, все же пришел с ним домой и положил его посреди стола, точно какое-то украшение.
«Больше я в этом не участвую, — думал Морли. — К черту», — думал он, не сводя глаз с контейнера. Поставил на него цветок. Пробовал одомашнить.
В ту ночь, когда зазвонил телефон, Морли испугался, но нисколько не удивился, услышав короткое сообщение, произнесенное таким сдавленным голосом, что он не разобрал ни возраста, ни пола говорившего.
— Это… — начал голос, прервался, сдерживая звук, и сказал: — Ты напрашиваешься на неприятности, — после чего раздался смех и гудки.
Несколько дней Морли не выходил из дома. Он хватался за нож всякий раз, когда звонили по телефону или в дверь, но все, похоже, кончилось тем звонком. «Так я и знал, — думал он и сам почти верил своим мыслям. — Они не стали бы угрожать мне, если бы были… на моей, на нашей стороне».
Ничего больше не приходило. Он поглядывал на диск. Тот пролежал под фарфоровым кашпо всю зиму.
