– Кажется, я заплатил за свое место! – сердито воскликнул Томпсон.
– За проезд, сударь, за проезд! – поправил Бекер. – Проезд не значит место. Я должен только перевезти вас, я и перевожу. Я не обязан давать вам постель. Матрацы крайне дороги в Ла-Прайе, и если вы хотите пользоваться им, то я должен потребовать с вас маленькой прибавки.
– Да это грабеж! Совсем разбойничий притон! – гневно вскрикнул Томпсон, выпрямившись на своем сиденье и обводя вокруг растерянным взглядом. – И какую сумму хотите вы сорвать с меня, чтобы позволить мне спать?
– Мне невозможно, – возразил Бекер, – не ответить на вопрос, высказанный в таких отборных выражениях. Ну-с, в крайнем случае… За два фунта стерлингов могу отдать вам напрокат этот матрац. Правда, это немного дорого. Но в Сантьяго матрацы…
Томпсон пожал плечами.
– Да он не стоит двух фунтов. Но все равно. Я уплачу вам эти два фунта и за эту сумму, само собой разумеется, буду спокоен за все время переезда.
– За все время переезда! Еще бы!.. Честное слово, господа, этот джентльмен с ума спятил! – вскрикнул Бекер, воздевая руки к небу и беря в свидетели других пассажиров, которые присутствовали, облокотившись на свои койки, при этой сцене, часто прерываемой взрывами их смеха. – Два фунта стерлингов за ночь, милостивый государь. За ночь, поймите это!
– За ночь? Значит, шестьдесят фунтов, если путешествие продлится месяц. Ну-с, сударь, знайте, что я не стану платить за это. Таких шуток я не допускаю, – отвечал Томпсон сердито, снова вытягиваясь.
– В таком случае, милостивый государь, – заявил Бекер с невозмутимой флегматичностью, – я буду иметь честь выбросить вас.
Томпсон посмотрел на своего противника и увидел, что тот не шутит. Бекер уже протягивал к нему свои длинные ручищи.
Надеяться на помощь зрителей нечего было и думать. В восторге от этой неожиданной мести, зрители надрывались со смеху.
Тогда Томпсон встал, не говоря ни слова, и направился к лестнице коридора. Однако, прежде чем подняться на первую ступеньку, он счел нужным протестовать.
– Уступаю силе, – сказал он с достоинством, – но энергично протестую против подобного обращения со мной. Надо было предупредить меня, что мои сорок фунтов не обеспечат мне свободы спокойно спать.
– Но это само собой подразумевалось, – отвечал Бекер, казалось крайне изумленный. – Нет конечно, ваши сорок фунтов стерлингов не дают вам права спать на матрацах «общества», равно как пить и есть за общим столом. Проезд, я полагаю, не значит матрац, кресло, кларет или бифштекс. Если вы желаете эти вещи, то надо платить за них, а теперь все это страшно дорого!
И Бекер небрежно растянулся на матраце, который только что отвоевал, тогда как Томпсон, изнемогая, ощупью поднимался по лестнице.
Несчастный понял, в чем дело.
Нетрудно поверить, что он плохо спал. Всю ночь он искал какого-нибудь средства, чтоб избежать грозившей ему участи. Но не открыл его, несмотря на свою находчивость. Он глупо попался в западню.
Однако в конце концов Томпсон успокоился, думая о том, насколько возможно, чтобы Бекер привел в исполнение свои угрозы. Дело, по-видимому, шло о шутке, конечно неприятной, но о простой шутке, которая сама собой прекратится в непродолжительном времени.
Эти оптимистические соображения не могли все-таки вернуть Томпсону достаточно спокойствия, не давали ему обрести сон. Перебирая до самого утра остававшиеся у него шансы спасти свою жизнь и кошелек, Томпсон прогуливался по палубе, где поочередно сменялись вахты.
Пока Томпсон бодрствовал, другие пассажиры «Санта-Марии» спали крепким сном со спокойной совестью. Погода держалась довольно хорошая, несмотря на знойность восточного ветра, надувавшего паруса судна. Быстро продвигались таким ходом. Когда рассвело, Сантьяго оставался более чем в двадцати милях к югу.
В эту минуту проходили на небольшом расстоянии от острова Майо, но никого, кроме Томпсона, не было, чтобы созерцать эту пустынную землю.
Но когда четыре часа спустя шли вдоль острова Боависта, все вышли на спардек «Санта-Марии», и возвышенный ют переполнился прогуливающимися.
Все взоры обратились на город Рабиль, перед которым ясно различались в этот раз несколько судов, стоявших на якоре. Боависта, в свою очередь, ушла за горизонт, когда колокол прозвонил к завтраку.
Бекер, возведенный в администраторы на время обратного путешествия, дал волю своей склонности к порядку. Он желал, чтобы на «Санта-Марии» все шло как на обыкновенном почтовом пароходе и точность в еде была, на его взгляд, весьма существенна. Он сохранил часы, принятые его предшественником, хотя они противоречили его вкусам и морским обычаям. По его распоряжению колокол, как и раньше, должен был звонить в восемь и одиннадцать утра и в семь часов вечера.
Тем не менее нечего было и думать иметь общий стол. Кают-компания едва вмещала двенадцать человек. Поэтому решили, что каждый устроится как может, на юте или на палубе, в группах, среди которых будет находиться прежний персонал «Симью». Впрочем, это неудобство не лишено было известной прелести. Еда на открытом воздухе сообщала путешествию вид увеселительной прогулки. В случае дурной погоды можно было бы укрыться в междупалубном дортуаре. Но дождя нечего будет бояться, как только «Санта-Мария» покинет область островов Зеленого Мыса.
Во время первого завтрака, в котором Томпсон совсем не участвовал, капитан Пип сделал неожиданное предложение.
Потребовав внимания, он сначала напомнил свои оговорки насчет опасностей подобного путешествия на таком судне, как «Санта-Мария». Потом признался, что, сознавая огромную ответственность, тяготевшую над ним, он в известный момент думал пристать не к испанскому или португальскому берегу, а просто к городу Сен-Луи в Сенегале. Однако он не счел нужным предложить эту комбинацию вследствие начавшегося северного ветра, делавшего плавание к этой стоянке столь же долгим, как и к одному из Канарских островов или даже к европейскому порту. Но вместо Сен-Луи не могли они пойти в Порто-Гранде на острове Сан-Винсент? В таком случае еще до наступления ночи все были бы на земле в безопасности, в уверенности попасть на ближайший почтовый пароход.
Сообщение капитана Пипа произвело тем большее впечатление, что он до сих пор не приучил публику к лишним словам. Очевидно, он считал опасность серьезной, если пустился в такую длинную речь.
Затем Бекер в качестве уполномоченного делегата завладел трибуной.
– Ваши слова, капитан, – сказал он, – серьезны. Но чтобы выяснить положение, скажите нам откровенно: не считаете ли вы безрассудным предпринятое нами путешествие?
– Если бы я так думал, – отвечал капитан, – я сообщил бы вам об этом с самого начала. Нет, путешествие это возможно… однако… со столькими людьми на судне…
– Наконец, – прервал Бекер, – если бы вы имели с собой только матросов, беспокоились бы вы так?
