Из полного запустения, которому подверглись все эти страны при Муктадире (с 295 = 908), лишь несколько округов среднего протяжения были извлечены сильной рукой одного могучего князя. Я говорю про семью Хамданидов. Она вынырнула из мрака почти в то самое время, когда дом Тулунида начал клониться к упадку. В лице величайшего представителя этой семьи арабская отвага и распорядительность блеснули в последний раз перед тем, как погаснуть окончательно. В нем конец арабской истории замечательным образом смыкается с началом ее, наподобие окружности круга, так как из племени Таглиб, того самого, из которого вышел герой Кулейб, озаривший преддверие ислама (т. I), происходил и Хамдан, передавший свое имя роду Сейф-ад-даулы. Старинный родоначальник был главой таглибитов, осевших после 40-летней войны в Месопотамии (т. I) и по сию пору, по прошествии 250 лет (864), проживавших на северо-запад от Мосула в местности Дияр Раби’а, не покидая по возможности старинных навыков жизни бедуинов. Среди арабских поселений Дияр Раби’а, Дияр Бекр, Дияр Мудар (последнее юго-западнее на самом Евфрате), разделивших между собой север Месопотамии, предприимчивый военачальник мог всегда набрать, благодаря пагубным порядкам, возникавшим со времен Мус-та’ина, целые толпы удалых соратников, охочих и подраться, и пограбить. Собрать их было так же легко, как легко для подобных же целей вербовались за деньги в то время турки, дейлемиты и тому подобные наемники. Роковое знамение времени и состояло в сущности в том, что центральное управление нигде не обладало достаточными силами, чтобы оградить правильный ход управления. Всякий с некоторым влиянием и силой нисколько не задумывался в любом месте присвоить себе главенство. В случае успеха он был уверен, что за известную сумму, выжатую у своих же новых подданных, можно легко при хроническом безденежье халифата купить утверждение у халифа, визиря или же генерального наместника. А если такой человек и дальше продолжал более или менее аккуратно высылать умеренную дань, то мог быть спокоен, что его не потревожит ни один из властелинов и что ему предоставят распоряжаться в своем округе как пожелает. Неизбежным последствием приобретения владения для подобного выскочки, возведшего себя самовольно в князья, являлось стремление возможно большего его округления. Отсюда и проистекали, собственно, все эти беспрерывные маленькие и большие войны с пограничными соседями, вечные поползновения вмешаться в споры, возникавшие между халифами, преторианцами и визирями, а при этом и старания заручиться в столице известным влиянием. Начинавшееся, таким образом, полное разложение в западных и центральных провинциях некоторое время еще сдерживали энергический правитель Муваффак, сын его Му’тадид и внук Муктафи. Мы только что видели, как сумели эти властелины, не ведя упорной борьбы, присоединить к халифату государство Тулунидов. Подобным же образом Муваффак остановил в 262 (876) поступательное движение перса Саффара, а Му’тадид, преемник его, с помощью пришедших из-за Оксуса Саманидов окончательно его осилил. Так что на некоторое время всякая опасность миновала с этой стороны, ибо хотя Саманиды признавали власть халифа лишь внешним образом, но их связывали с ним обоюдные общие интересы поддержания порядка на востоке, и ни разу новая династия не пыталась силой проникнуть в Ирак. Также и старания Хамдана укрепиться по близости столицы, в замке Мардин, в Месопотамии, и оттуда ловить рыбу в мутной воде, пользуясь восстаниями хариджитов кругом Мосула, недолго пользовались успехом. Му’тадид напал на мятежников и изловил в 282/3 (896) как главу хариджитов, так и этого предприимчивого предводителя. Но семья его с первых же шагов своих выказала особое дипломатическое чутье. Хамдан был настолько предусмотрителен, что поместил у халифа в войске своего сына, Аль-Хусейна. По его просьбе отца помиловали. Вскоре Хусейн отличился на войне. При завоевании Египта (292 = 904) он командовал авангардом Мухаммеда Ибн Сулеймана, а в 294 и 295 (907, 908) одерживал над карматами довольно значительные успехи. Между тем брат его, Абу’ль Хейджа Абдулла, став в 292 (905) наместником Мосула, успел в 294 (907) подавить довольно серьезное восстание курдов и тем значительно упрочил свое положение. При Муктадире во время дворцовой революции Хусейн принял, как известно, сторону сына Аль-Му’тазза, а когда предприятие рушилось, Абу’ль Хейджа оказался преданным вассалом, поменявшись в этом случае с братом ролью, разыгранной прежде Хусейном при отце. Наместник брат кинулся с войском преследовать беглеца и сумел так устроить, что попал в милость. Он получил в 298 (911) начальство над Дияр Бекр, а впоследствии и над земляками своими Дияр Раби’а. Немного спустя Абу’ль Хейджа (301 = 913/4), а за ним Хусейн (303 = 915/6) попытались отвоевать себе полную независимость при слабом Муктадире, но Мунис, считавший своей обязанностью ограждать владычество Аббасидов от стремлений эмиров к самостоятельности, энергически преследовал обоих братьев; ему удалось во второй раз забрать всю семью Хамданидов в Багдад. Хусейн был вскоре казнен здесь в 305 (917); его обвинили, и, кажется, небезосновательно, как соучастника в заговоре. Абу’ль Хейдже возвращено было в 307 (919/20) наместничество в Мосуле, родственникам же его подчинены были и Дияр Раби’а. И хотя последние бурные волны карматского наводнения коснулись этих стран, семья Хамданидов беспрепятственно продолжала еще долго здесь властвовать. В 316 (928) Абу’ль Хейджа примкнул к Мунису, предпринявшему поход с целью низвержения с престола Муктадира; в возникших смутах при водворении снова халифа Абу’ль Хейджа был убит. Тем не менее сын его, Аль-Хасан, был утвержден наместником Мосула и Дияр Раби’а. Ему пришлось разделять власть с некоторыми другими хамданидами, придерживавшимися, впрочем, строго его политики. Теперь при новом походе Муниса он принял сторону багдадского двора, потерпевшего, однако, неудачу. Мунис овладел Мосулом, Хасан должен был бежать. Хотя по смерти Кахира в 322 (934) он получил обратно свою провинцию, но в том же году визирь Ибн Мукла (т. II, с. 230) отобрал ее снова от него. Все же семья Хамданидов слишком крепко утвердилась в этой области, так что было нежелательно назначение сюда постороннего; поэтому наместником был назначен дядя Хасана. Внезапно в Мосуле появился Хасан, напал на только что прибывшего правителя и не постеснялся умертвить собственного своего родственника (323 = 935). После некоторой борьбы этот хамданид успел снова овладеть Мосулом, Дияр Раби’а и Мударом, а в 324 (936) брат его Алий стал господином и Дияр Бекра. Таким образом большая часть Месопотамии подчинилась с этой поры власти Хамданидов. В это самое время халифат со своим эмиром аль-умара Мухаммедом ибн Райком находился в самом отчаянном положении. Уже с 301 (914) алиды начали напирать из Табаристана на внутренние провинции Персии. Они врезывались угрожающе, как бы клином, между областями Багдада и Хорасана, управляемыми эмирами халифа и их союзниками Саманидами. В ведомых ими войнах против Саманидов главную роль, понятно, играли горные народцы южного побережья Каспийского моря, издавна примкнувшие к алидам, а между ними выдвигались на первый план дейлемиты. Необразованные и грубые, но сильные и храбрые — они были в эту эпоху кулачного права как бы прирожденными наемниками, совершенно такими же, как и турки, отличаясь от последних разве еще большей дикостью и шиитским своим вероисповеданием. Неглубоко, однако, сидело в них чувство почтения к алидам; их рвение к семье пророка, быть может, было не более как замаскированный предлог, чтобы прикрыть самоволие, составлявшее существенную черту их характера. Поэтому теперь, когда они выступили на более широкую арену, занялись они, весьма понятно, главным образом удовлетворением своих личных инстинктов — жажды добычи и ненасытного честолюбия. Они готовы не только служить у суннитских властелинов, но также усиленно домогаются под предводительством энергических и беспощадных военачальников выкроить самим себе, подражая в этом остальным, какое-нибудь владение из оставшихся лоскутков государства халифов. Абу Шуджа Бувейхи был именно таким предводителем вольницы. Он выдвинулся в борьбе Саманидов с алидами. Сражаясь попеременно то с одними, то с другими, он стал решительно главенствовать среди своих земляков, а сыновья его Алий, Хасан и Ахмед сделались основателями новой династии Бувейхидов или же Бундов
[360]. Историю ее мы передадим впоследствии более связно, теперь же достаточно упомянуть, что при вступлении на трон ар-Рада (322 = 934) вся средняя Персия, особенно Фарс, находилась уже под властью Бундов и они готовились овладеть Хузистаном. Провинция эта находилась тогда в руках трех братьев, сыновей управителя почт в Басре, по своему происхождению называемых обыкновенно «сыновья Баридия»
[361]. Самым выдающимся между ними был Абу Абдулла, человек, буквально потерявший совесть. Откинув всякий стыд, он старался возвыситься всеми способами, пуская в ход против своих подчиненных коварство, интриги, убийства, грабежи и угнетение. Очутившись теперь как бы в тисках между наступающими Бундами и халифом, или, лучше сказать, его эмиром, они искали возможность как-нибудь удержаться, принимая сторону то одних, то других, с затаенной мыслью напасть впоследствии на бывшего союзника как на врага. Провинцию отдал этим «превосходным чиновникам» Ибн Мукла в 316 (928). И невзирая на отдаленность их прежнего местожительства, братья утвердились довольно основательно в Хузистане, а в 320 (932) присоединили к своей наместнической области даже и Басру за уплату по тогдашнему обычаю значительной суммы. Итак, весьма трудная задача предстояла Ибн Райку, ставшему эмиром в 324 (935). Нужно было в одно и то же время сдерживать этих опасных вассалов справа, Хамданидов слева, отбиваться в столице от нападений карматов, ставших полными хозяевами в Аравии и пустыне вплоть до самого Евфрата, а сверх того ограничивать по возможности наступательное движение Бундов. В его распоряжении были лишь силы Ирака до границ Мосула; на получение же дани с Сирии и Египта нечего было и рассчитывать при непрекращавшихся неприязненных отношениях тамошних эмиров. С самого же начала Ибн Райку не повезло. Хотя подчиненный его, турецкий генерал Беджкем, и разбил Баридия, но с выступившим на Багдад по наущению последнего бундом Ахмедом уже сладить не мог и дал ему беспрепятственно занять Ахваз. Пользуясь возникшей сумятицей, сам Беджкем вздумал было сделаться эмиром и действительно успел в 326 (938) добиться своей цели, когда войско окончательно покинуло ибн Райка. Тем временем хамданид Хасан мосульский нашел, что время подходящее прекратить уплату дани; когда же Беджкем с согласия халифа вздумал понудить непокорного вассала, за спиной у него внезапно появился снова в Багдаде ибн Раик во главе нескольких тысяч недовольных солдат. Военачальнику, застигнутому врасплох, пришлось торопливо заключить мир с Хасаном (327 = 938); он успел, однако, войти в соглашение с ибн Райком, по которому тот обязался перекочевать со своими солдатами в Сирию. Низложенный эмир занялся там ревностно преследованием отрядов Мухаммеда ибн Тугджа, по прозванию аль-Ихшида
[362], наместника Сирии и Египта. И с Баридиями заключил Беджкем мир, уступив Васит (327 = 939). Но дружба эта продолжалась недолго. По смерти Ради, когда Беджкем возвел на престол брата его Аль-Муттаки (329–333 = 940–944), ибн аль-Баридий проявил намерение двинуться на Багдад; против него выступил второстепенный военачальник турок, Тузун. Между тем Беджкем погиб во время одного курдского набега (329 = 941), а войска его рассеялись. Тузун ушел к ибн Райку в Сирию, другие перешли к Баридию, и этот последний мог теперь беспрепятственно вступить в Багдад. Он отобрал от беззащитного халифа все наличные деньги, но все же не был в состоянии удовлетворить всех требований ненасытных своих наемников и принужден был покинуть столицу. Оставшиеся здесь дейлемиты и турки перевернули все вверх дном. Один дейлемит по имени Куртегин присвоил себе сан эмира-аль-умары, а турки не захотели ему повиноваться; дошло до открытого боя, в котором Куртегин одержал верх. Чтобы как-нибудь избавиться от этих несносных дейлемитов, превзошедших даже турок грубостью и насилиями, халиф стал убедительно просить ибн Райка вернуться из Сирии и восстановить порядок в столице. Эмир внял мольбам и двинулся к Багдаду со своими и Тузуна полчищами. Дейлемиты были побеждены, и жители страшно им отомстили за претерпенные раньше мучительства. Ибн Раик стал снова эмиром, но недолго продолжилось спокойствие. Ибн аль-Баридий, набрав понемногу снова войско в Басите и Басре, не пожелал более повиноваться; к нему примкнул и Тузун, не хотевший долее оставаться в подчинении у ибн Райка, а также толпы бунда, продолжавшего все определеннее метить на Багдад. Войска эти под командой брата ибн аль-Баридия, Абд-ель Хусейна, выступили против ибн Райка. Разбитый в 330 (942) эмир был изгнан из города вместе со своим халифом Муттаки. Оказалось, что оба братца слишком походили друг на друга; после претерпенных жителями столицы мук продолжительной междоусобной войны и последовавшего за ней в зиму 330 (941/2) голода этот «честный малый» не постыдился наложить еще новую подать на хлеб в зерне! Бедный народ, а вместе с ним и Тузун не выдержали и взбунтовались против изверга, но дейлемиты усмирили их, и Тузун бежал. Он укрылся в Мосуле у хамданидов (330 = 942), там же пребывали также после своего изгнания из Багдада ибн Раик с Муттаки; всех их встретили здесь радушно. Но хамданид Хасан вовсе не намерен быль подставлять свою спину ради выгод других. При первом же удобном случае он приказал своим телохранителям умертвить ночью не подозревавшего ничего подобного Ибн Райка и заставил бесхарактерного халифа признать его, Хасана, эмиром аль-умарой вместо погибшего. По этому поводу получил он также почетный титул Насир-ад-даула «защитника государства», а брат его Алий наименован был Сейф-ад-даула «государственный меч». Повторялась известная история: чем печальнее становились обстоятельства, тем витиеватее делался слог. Вначале, несомненно, успех был на стороне хамданидов. Брат Аль-Баридия должен был покинуть Багдад, хамданиды временно даже заняли Васит. Но Алию понадобились вскоре подкрепления, чтобы продолжать действовать успешно против неприятеля. Посланный к нему на подмогу с турецкими войсками Тузун пожелал снова разыгрывать самостоятельную роль; он взбунтовался против Сейф-ад-даулы и принудил его отступить к Багдаду. Хамданидам после некоторой борьбы пришлось очистить и столицу. Ее занял в 331 (943) Тузун. Подстрекаемый дурным обращением с ним Насир-ад-даулы, халиф, понятно, возвел турка в сан эмира аль-умара. Но этот последний стал так жестоко обращаться с несчастным Муттаки, что возбудил в нем самые крайние опасения. «Повелителю правоверных» не оставалось ничего более, как опять бежать к хамданидам (332 = 943); одновременно халиф написал к Ихшиду в Египет, прося его о помощи, не рассчитывая встретить у Насир-ад-даулы прямой и искренней поддержки. Тем не менее хамданиды попытались снова, конечно имея в виду скорее личные свои интересы, двинуться на Багдад; но Тузун побил их несколько раз, и Муттаки принужден был укрыться в Ракке на Евфрате. Хамданиды круто переменили фронт и стали пытаться проникнуть из Месопотамии в северную Сирию, принадлежавшую, собственно, к наместничеству Ихшида. Халеб был уже в их руках, когда потянулся из Египта, по зову халифа, Ихшид (332–944). При приближении его хамданидский генерал благоразумно очистил Халеб, даже сам Насир-ад-даула воздерживался от всякого насилия все время, пока Ихшид совещался с халифом в Ракке. Переговоры не привели, однако, ни к каким результатам. Хамданиды между тем убедились, что им никогда не удастся стать твердой ногой в Багдаде, тем более что бунд Ахмед уже овладел почти всем Хузистаном, занял Васит и оттеснил баридиев в Басру. Предстояла теперь борьба бунда с Тузуном, вмешиваться в которую Насир-ад-даула и не помышлял, умудренный опытом прежних лет. Он уже бросал жадные взоры за Евфрат по направлению к Сирии и ясно дал понять Муттаки, что намерен его окончательно покинуть. Со своей стороны Тузун придавал теперь большую цену ввиду наступления бундов присутствию в Багдаде верховного главы ислама и прилагал все старания помириться с халифом, изъявляя ему всевозможные знаки верноподданнической преданности. Халифу предстоял, таким образом, выбор между Ихшидом и эмиром аль-умарой. Было очевидно, что оба стремились с ним сблизиться, руководимые только своекорыстными видами, ибо и наместнику Египта присутствие повелителя правоверных в его владениях послужило бы лишь средством, дабы возвысить собственный авторитет в глазах подданных и пограничных соседей. Наконец Муттаки решил в пользу Багдада, и на свою же голову. Потерпев неудачу, Ихшид немедленно же удалился; Тузун, чтобы только залучить своего законного владыку, конечно, поклялся дважды; при торжественной обстановке, пред лицом самых уважаемых чиновников и духовных ученых резиденции, в безграничной преданности и верности. Но едва только несчастный халиф прибыл в Багдад, его схватили и ослепили (333 = 944). Эмир возвел на престол свою креатуру, сына Муктафи, даровав ему титул Мустакфи (333–334 = 944–946). Недолго пришлось вероломному эмиру наслаждаться успехом; он умер в 334 (945), сраженный эпилепсией, давно уже его мучившей, а преемником его стал бывший доселе визирем ибн Ширзад. Им собственно и кончается ряд настоящих эмиров аль-умара. Бунд Ахмед как раз в это время стал наступать из Васита. В истощенном свирепым хозяйничаньем турок и дейлемитов Багдаде царствовал вечный голод; не у кого было уже выжимать деньги на уплату жалованья войскам; с небольшой горстью солдат бросился ибн Ширзад на защиту ворот города от наседавшего врага. Неравный бой продолжался недолго. 11 Джумады I 334 (19 декабря 945) вступил Ахмед в столицу и заставил, конечно, халифа назначить себя эмиром аль-умарой, приняв почетный титул Му’ызза ад-даула «опора государства». В то же время бунд назвался султаном и этим формально заявил, что отныне мирская власть принадлежит ему исключительно, а не халифу. Шиитов делеймитов, понятно, не интересовало нисколько духовное значение последних; но для большинства суннитского населения Ирака «повелитель правоверных» оставался по-прежнему религиозным главой, только ради этого султан буидский и признавал халифа по внешности. Повелителю дозволено было содержать при себе штат придворных, назначена была ему как бы в виде подачки ежедневная пенсия в 5000 динариев, с кафедры провозглашалось имя его, а также чеканилось на монетах перед именем султана. Но вся эта внешность теряла истинное свое старинное значение, связанное с саном «наместника пророка». «Довольствовались изображением его на монете и упоминанием с кафедры» и затем обыкновенно обходились с ним, как с товаром, ничего не стоящим. Как понимал свою «присягу» буид по отношению к Мустакфи, он показал ясно недель пять спустя. Негодуя за что-то на этого несчастного, он повелел его ослепить и сделал халифом Мути (334–363 = 946–974), сына Муктадира. Вообще Му’ызз и его преемники обходились с потомками могучего Мансура и гордого Харуна, пожалуй, еще похуже, чем со своей челядью. Об уплате назначенной им пенсии не было более и помину. Для удовлетворения насущных потребностей предоставлены были Аббасидам доходы с нескольких имений, и, конечно, их хватало на то только, чтобы оградить халифа от нужды. До такого жалкого унижения дошел ныне халифат, которого имущественные средства еще сто лет тому назад, казалось, были неисчерпаемы.
