«Людям желательно подгонять события, но Господу угодно, дабы они созрели», — имел обыкновение говорить невозмутимый Абу Бекр несколько позже, когда заходила речь о Худейбие. Таково же было мнение и величайшего политика, который все яснее выступает в лице Мухаммеда. Между тем не только из старой его родины, но и от различных племен полуострова беспрерывно притекали новые приверженцы в главную квартиру пророка и мало-помалу приучались, ради доброго дела, к долгим стояниям на молитве, уплате налогов и тому подобным тяготам необычной набожности, приходившимся весьма не по нутру для истого араба. Спокойно выжидал он, когда наконец наступит момент и Мекка, как зрелый плод, скатится ему на лоно. Но и в это промежуточное время он не мог оставаться праздным, это было против природы ислама; ведь и вне Хиджаза мир преисполнен неверными. Ранее мы упоминали, что Мухаммед в шестом году (627) отправил к императору Ираклию посланника. Перед самым походом на Хейбар (весною 628 г.), так повествует далее предание, приказал пророк приготовить письма к императору Ираклию, к византийскому префекту Египта, Гассаниду Харису VII, и Хосрою Парвезу, шаху персидскому. Мухаммед взывал к ним, убеждал оставить ложных богов и подчиниться посланнику Аллаха. Можно себе представить, какое комическое впечатление могло произвести на Ираклия подобное требование какого-то неизвестного арабского начальника — если только письмо дошло по назначению. Император в это самое время (в апреле 628 г.) только что покончил решительною победой сотни лет тянувшуюся войну между персами и византийцами, и греческая империя вернула назад все когда-либо захваченные Персией провинции. Могущественный властелин и не воображал, конечно, что не пройдет и восьми лет, как орды этого сомнительного авантюриста отторгнут от него навсегда половину его малоазийских провинций и что он должен будет беспомощным беглецом укрыться за стенами Константинополя. Назначенное персу письмо так и не дошло до него. Когда оно писалось, едва ли тот был в живых. Но еще ранее слышал шах о различного рода движениях, происходящих внутри Аравии, и потребовал от Бадхана, своего наместника в Йемене, сообщить ему подробности. Доверенное лицо, посланное наместником в Медину, как он донес впоследствии, приняло ислам. Очень ясно, что это событие до покорения Мекки не могло случиться. Все эти обстоятельства вообще в высшей степени неразъяснены и спутаны. Одно только несомненно, что из Египта, между прочими подарками, посланы были Мухаммеду две красивые рабыни. Имена их — Мариат
[102] и Ширин — указывают на их происхождение из Месопотамии, но они легко могли быть перепроданы оттуда в Египет. Первую из них принял Мухаммед к себе в гарем, хотя не как законную супругу. На Востоке, со времен Сары и Агари, не редкость подобные случаи, когда рабыня выступает рядом с законными женами. Подобные же отношения встречаются довольно часто и у арабов. Мухаммед санкционировал их следующим образом: каждый правоверный — за исключением пророка, не связанного никаким определенным числом, — не может иметь более четырех жен, но зато рабынь — неограниченное количество. Положение матери не имело никакого влияния на законность детей. Одно признание со стороны отца давало равноправие сыну рабыни. Поэтому радость Мухаммеда была неописуема, когда по прошествии года Мариат подарила ему сына. Со смерти Хадиджи у него не было более детей. Назвал он его Ибрахимом (Авраам), именем патриарха, чью чистую веру он, как по крайней мере полагал, был призван восстановить на земле. Но за год до собственной смерти пророк должен был увидеть своего сына умирающим.
Кроме этого позднего домашнего счастья, его послания к иноземным государям немного хорошего принесли. До нас ничего не дошло о дальнейших сношениях с византийцами и гассанидами. Но мы узнаем, что в Раби’ I 8 (приблизительно в июле 629 г.) на сирийской границе кучка из 15 человек — вероятно, высланная на разведку, — атакована была неприятельскими войсками, надо полагать, пикетом гассанидской стражи, и все до единого были истреблены. В то же время в греческих владениях был пойман и обезглавлен
[103] посол, везший письмо коменданту Востры, главной греческой крепости в области восточного Иордана. Гассанидам, конечно, не нравилось, когда племена внутренней Аравии старались вмешиваться в отношения пограничных областей. Так или иначе, но факт остается неоспоримым, что в течение того же года (Джумада I = сентябрь 629 г.) выступило к северу войско из 3000 человек под командой приемного сына пророка, Зейда Ибн Харисы. Расстояние от Медины до страны моавитян на восток от Мертвого моря по прямой линии составляет около 110 немецких миль. Очень вероятно, что Мухаммед даже приблизительно не имел никакого представления о воинских средствах, которыми именно в это время мог располагать Ираклий. Все же арабы должны были знать, что греки незадолго перед тем нанесли персам чувствительное поражение. Поэтому трудно было рассчитывать на успех, отправляя экспедицию в столь отдаленную область. Вот почему предписывалось на случай несчастья заменить Зейда Джа’фаром, сыном Абу Талиба (двоюродным братом пророка), а затем — хазраджититом Ибн Равахои. Пограничные войска гассанидов были настороже. Уже за несколько миль к северу от Медины наткнулось арабское войско на отряд, высланный на разведку начальником пограничных сил, Шурахбилем. Получив вовремя сведения о силе неприятельского войска, Шурахбиль быстро отступил. Мусульмане достигли Муты, местности вблизи южной оконечности Мертвого моря; сюда стянулись тем временем главные силы византийцев. Правоверные сражались по обыкновению храбро, однако им было не под силу бороться с неприятелем, превосходившим их силы раз в десять
[104]. Один за другим пали Зейд, Джа’фар и Ибн Раваха; тогда арабы обратились в беспорядочное бегство. С большим трудом удалось Халиду, участвовавшему тоже в походе, остановить и повести их назад в Медину в должном порядке. Там встретили «беглецов Муты» насмешками и попреками, но Мухаммед понял, что при подобных обстоятельствах немыслимо было рассчитывать на благоприятный исход, и воспретил поэтому дальнейшие нападки. За спасение войска дано было Халиду почетное прозвище «Божий меч». Чтобы поукоротить, однако, дальнейшую заносчивость племен, кочевавших между Мединой и сирийскими границами, отправлен был летучий отряд к северу под предводительством Амра Ибн Аль-Аса, а несколько спустя предпринимались новые экспедиции против гатафанов и других племен. Немного потребовалось усилий, чтобы побудить бедуинов центральной Аравии признать власть пророка. Они ясно видели, что произошло с их прежними союзниками иудеями; от мекканцев ждать им было нечего; с другой стороны, они понимали, что перешедшим на сторону Мухаммеда предстояли неисчислимые выгоды. Поэтому в течение восьмого года (629) большинство отделов племени Гатафан и даже Сулейм, так еще недавно, во время одного хищнического набега, истребивших отряд в 50 человек мусульман, примкнули к пророку. В это самое время, когда могущество Мухаммеда росло с поразительной быстротой, курейшиты любезно предоставили ему в желательной форме casus belli, в котором он так нуждался, чтобы избавиться наконец от несносного договора Худейбийского.
