Требования, предъявляемые душам на Страшном суде, носят характер вполне отрицательного свойства: так, например, ни один неверующий не может надеяться избегнуть геенны огненной. С другой стороны, безусловное вступление в рай представляется лишь тому из исповедников ислама, кто претерпел муки, кто, следуя по «стезе Божией», пал в священной войне, а также, будучи крепок в вере, неожиданно и безвинно погиб. Остальные обязаны совершить известное число добрых дел, в особенности же заслужить заступничество пророка, чтобы приобрести необходимый противовес своим грехам, страшно тяготеющим на чаше весов Страшного судилища. По этому поводу у теологов приводится целый ряд примеров, но из всех их в конце концов опять-таки вытекает, что относительно этого нет ничего определенного, а все зависит от милосердия Божия. Во всяком случае мусульманин может быть уверен, что он, признавая вероучение, совершил главное, и если счет его окажется не слишком отягчен, то может надеяться избегнуть на том свете банкротства — как Мухаммед, в качестве старого купца Мекки, называл совокупность всего земного нечестия, предъявляемого каждому на Страшном суде.
Также, как и в позднейшем иудаизме, в воззрениях Корана на религиозные обряды мало внутренней связи собственно с учением о вере; все они носят характер законности лишь внешней. «Что приказано, должно быть исполнено», так гласит ислам, все равно как устав наших военных. А заключается ли в приказанном обязательство высоконравственного значения, как, например, в заповеди относиться честно к ближнему, или же только чисто ритуальное предписание, подобно необходимости омовения пред началом молитвы — это для мусульманина совершенно безразлично. Поступают они честно, точно так же, как совершают омовения: ибо так написано в Коране, а также и потому, что последствием неповиновения будет жестокое раскаяние на Страшном суде. Вообще эта точка зрения законности предписаний тесно связана со своеобразным представлением о Боге, как о своенравном в высшей степени повелителе, и признается лишь с формальной стороны: из источника же религиозной душевной потребности не вытекает для мусульманина, по крайней мере по теории, никакого набожного действия, имеющего прямое нравственное само по себе достоинство; если и происходит согласование нравственного долга с предписаниями религии, все же благодаря только господствующему направлению — слепо повиноваться приказаниям Божиим. Конечно, и среди мусульман, может быть даже не менее, чем между другими исповеданиями, встречается множество по натуре и направлению хороших людей, которые, подобно сосне, растущей прямо вверх, поступают честно и справедливо. Но это, конечно, нисколько не изменяет односторонности теологической системы, а она повсюду успела уже стать непреложным достоянием воззрений масс народных. Едва ли, например, найдется много из мусульман, чья совесть возмутится, когда при них обманывают неверующего, хотя по отношению к своим единоверцам все они могут оказаться людьми вполне честными. Вследствие этого да не удивляется читатель, если при обзоре обрядности ислама будут попадаться рядом предметы весьма разновидные и, в глазах наших, неодинакового достоинства. Особенно характеристично для ислама то обстоятельство, что именно те повеления, которые считаются непреложными, так называемые пять канонических столпов религии, все относятся исключительно к узаконению ритуала, а равно и взиманию податей.
Первою каноническою обязанностью правоверного считается очищение. Оно состоит из омовений, служащих подготовлением к молитве и другим религиозным действиям, а также для устранения осквернений и прикосновений, от которых человек — пользуясь выражением, употребляемым в иудейском ритуале, — становится нечистым в смысле левитском. К главнейшим случаям осквернения относят: естественное испражнение и прикасание к вещам, по закону нечистым, так, например, к вину, к падали или же к неверующему. Как и все церемонии ислама, омовения эти не имеют символического значения, как бывает это в других религиях; они служат просто для восстановления человека снова в том виде, в каком подобает ему быть во время сношений с Творцом. Омовения существуют двух родов: обыкновенное, малое, при котором моют лицо, руки по локоть и ноги до лодыжки. Оно производится после малых загрязнений, перед каждой молитвой и утром, после пробуждения; при большом омывают в некоторых случаях все тело, так, например, у женщин после родов, труп умершего перед погребением и т. п. Если воды невозможно достать, то очищение может быть произведено посредством трения песком.
Вторая, самая главная и по времени раньше прочих установленная пророком каноническая обязанность — молитва. В этом торжественном религиозном акте у мусульман не замечается особенного прилива искреннего чувства, хотя ритуал исполнен глубочайшего почтения, не так как у нас, при обращении верующего к Отцу небесному. Содержание мусульманской молитвы проникнуто скорее ужасом и изумлением перед необъятным величием божества, богопочитание смешано со страхом перед строгим Вседержителем небес и земли. А так как правоверному немыслимо приближаться к Высочайшему с неподходящими словами или телодвижениями, то молитва состоит из ряда навеки окаменевших формул с присоединением приличествующих обстоятельствам сур Корана, которые, равным образом, произносятся при совершенно определенных, правильно чередующихся изменениях положения тела. Отдельный цикл этих формул и положений зовется кругом (рак’ат), а каждая молитва должна состоять по меньшей мере из двух рак’атов. Вот картинное изображение двух река из сочинения
[128] знаменитого ориенталиста, который лично прожил долго на Востоке. При этом следует вспомнить, что молящийся должен обратить лицо свое по направлению к Мекке (кибла). В случае некоторых сомнений он глядит для ориентирования на маленький карманный компас. 1) Молящийся говорит неслышно про себя, что он намерен произнести столько-то и столько рак’атов и что молитва предстоит такая-то (утренняя, вечерняя и т. д.). 2) «Бог велик»
[129]. 3) Первая сура Корана
[130]; а за ней другая, меньшего объема, обыкновенно 112, или же несколько строф из какой-нибудь другой; затем в виде перехода повторяется снова «Бог велик». 4) «(Я признаю) совершенство моего Господа великого» (трижды), «да угодно будет Богу выслушать того, кто его славословит. Господь наш, слава Тебе». 5) «Бог велик» (опускаясь на колени), «Бог велик». 6) «Совершенство моего Господа всевысочайшего» (трижды). 7) «Бог велик» (опускаясь на колени), «Бог велик». 8) «О совершенство моего Господа всевысочайшего» (трижды, а затем подымая голову), «Бог велик». Этим оканчивается один рак’ат. Молящийся подымается и снова становится на третью позицию; следует второй рак’ат, без всякого перерыва (обозначенный 9–14). После каждого второго или же вслед за последним рак’атом следует еще 15) «Богу слава, и молитва, и добрые дела. Да почиет мир над тобою, о пророк, и милосердие Бо-жие и благословление Его. Мир с нами и с рабами Божиими, правоверными». 16) Исповедайте веры: «Свидетельствую, что нет Бога, кроме Аллаха, и свидетельствую, что Мухаммед, раб его, посланник Божий». После последнего рак’ата вся молитва заключается, наконец, тем, что молящийся, 17), глядя через правое плечо, произносит: «Мир с вами и милосердие Божие»; те же слова повторяет он, глядя через левое плечо, — слова эти относятся, как говорят, к обоим записывающим ангелам, стоящим сзади молящегося, или же ко всей молящейся общине. С личными просьбами дозволено обращаться к Богу только перед 17. Следует также заметить, что после каждого второго, а также последнего рак’ата весьма приличествует произносить еще некоторые суры из Корана и различные молитвенные формулы, так, например, «прекрасные эпитеты Божий»
[131], различно видоизменяя и по много раз повторяя их, совершенно так, как это делается у католиков; с ними мусульмане сходятся также и по употреблению четок.
