Первые набеги начались при Абу Бекре, направляясь на южную Палестину и низменность Евфрата. В 12 г. (633) уже занято было временно королевство Хира. В правление Омара в 14 (635 г.) взят Дамаск, в 16 (637 г.) завоевана вся Вавилония с Ктезифоном, резиденцией персидского государства, до самых Мидийских гор. От 17–19 (638–640 гг.) покорены одна за другой сильные сирийские крепости и в то же время заняты Месопотамия и Хузистан. В годы 19 и 20 (640–341) арабы овладели Египтом и подчинили Мосул, ограждавший с севера Месопотамию. В 21 г. (642) взята штурмом Александрия и совершены дальнейшие завоевания на запад до Барки (Киренаика); в это же время перейдены Мидоперсидские пограничные горы и рассеяны последние главные военные силы персов при Нихавенде. В 22 г. (643) страна, занятая до Рей (Тегеран), прикрыта с северного фланга вторжением в Азербайджан (персидская Армения); в северной же Африке взят Триполис. В 23 г. (644), кроме обойденной раньше крепости Хамадан (Экбатана), занята также Испагань, а на северо-востоке достигнуты границы Хорасана. Таким образом, к концу своей жизни Омар повелевал, кроме самой Аравии, северо-восточным прибрежьем Африки, Египтом, Сирией, Месопотамией, Вавилонией и западной половиной Персии, в общем по пространству — над страной величиною с Германию и Австро-Венгрию вместе взятыми. Владычество персов ютилось еще на юге и востоке. В начале же правления Османа, 27 г. (648), покорена была область Карфагена, в 28 г. (649) пал остров Кипр. Король Иездегерд держался еще до 29 г. (650), когда наконец падение Истахра (Персеполис), древнейшей столицы исконной отчизны Персии, открыло мусульманам остальные провинции империи: в 30 г. (651) сфера владычества ислама простиралась от Оксуса вплоть до большого Сырта и равнялась по пространству почти половине Европы.
Если эти завоевания представляют переворот, равного которому по обширности и быстроте свет не видал со времени Александра, то тем навязчивее напрашивается вопрос: какие были причины, давшие возможность совершиться этим необычайным успехам. Александр Великий, как известно, разрывал беспомощные массы персидских полчищ клином железной своей фаланги; неудержимый поток германских переселенцев бесконечным числом могучих своих тел задавил столь искусно вооруженные и предводимые легионы римлян, народа ослабевшего вследствие крайней изнеженности. Здесь же мы наталкиваемся на нечто особенное: и масса, и превосходство вооружения, и военное искусство — все на стороне греков и персов. Конечно, почти неизвестно даже приблизительно число борцов, которых могла выслать мусульманская Аравия против неверных на восток и запад. Хотя цифры первых армий по дошедшим до нас сведениям, как кажется, довольно правдоподобны, но мы решительно ничего не знаем о величине подкреплений, которые, несомненно, необходимо было высылать из Аравии от времени до времени на различные пункты театра войны. Пробелы в рядах арабов получались громадные, отчасти вследствие очень кровавых сражений, а еще более благодаря необходимости оставлять отряды в покоренных местностях для свободного движения все далее вперед. Равным образом мы лишены всякого мало-мальски надежного источника для определенных статистических данных народонаселения. Если принять, например, что воинскую силу германской армии можно приблизительно выразить 1/30 всего населения, с не меньшею вероятностью можно бы допустить, что у крепкого еще первобытного народа отношение это можно возвысить до 1/20. Затем, принимая в соображение, что выросшее поколение за время войн, продолжавшихся 20 лет, следует считать втрое, а также предположив, что в тогдашней Аравии могло быть 5 млн. жителей (как считается и ныне по весьма поверхностным данным), можно допустить, что во всей стране могло быть способных носить оружие 250 000, а совокупность всех выставленных воинов во время завоевательных походов с начала до конца составляла приблизительно 1 млн. Вышло бы тогда, что в 36 г. (657 г.) все войска, участвовавшие в сражении при Сиффине, стянутые из Сирии, Месопотамии, Вавилонии и некоторых частей Аравии и Персии, составляли 150 000 человек; при этом по меньшей мере приходится допустить, что завоеватели в первое время 1’еобычайно быстро размножались в новозавоеванных провинциях. И все же весь этот расчет в высшей степени произволен. Сообразуясь со всем, что нам известно, мусульмане в 15 (636 г.) едва ли могли иметь более 80 000 человек в строю вне Аравии. Нельзя поэтому не согласиться, что приведенные выше цифры скорее будут слишком высоки
[141], чем низки. Мы можем, однако, с некоторою достоверностью утверждать, что в правление Османа совокупность сил войск ислама, рассеянных на пространстве от восточной Персии до Карфагена, составляла приблизительно 250–300 тысяч человек. Еще неопределеннее предположения о средствах обороны противников. Очень понятно, что арабские известия выказывают всюду стремление преувеличивать до невозможного цифру неприятелей; когда слышим, сколько несчастных легло в больших сражениях жертвой меча правоверных, невольно вспоминаются бессмертные тирады Фальстафа. Об этих событиях не осталось ни одного известия со стороны персов; таким образом, всякая возможность контроля исчезла. Но мы можем позаимствовать кое-что касательно сирийской войны из довольно скудных византийских источников. Так, например, в сражении при Гиеромаксе участвовало 80000 византийцев, армян и христианских арабов против 25000–30000 мусульман
[142]. А так как император Ираклий незадолго перед тем только благодаря помощи хазаров разбил наголову Сассанидов и потряс их царство до основания, а затем персидское государство расшатано было окончательно непрерывными междоусобными войнами, то едва ли можно допустить, чтобы даже при Кадесие или Нихавенде Иездегерд мог располагать более чем 100000 человек. Все же эти короткие известия и предположения сходятся в одном: что именно в первые решительные минуты мусульманам почти всегда приходилось бороться по меньшей мере с двойной силой противников.
