Из тех же видов бережливости Ираклий, вынужденный широко растянуть войска по всем границам обширного государства, почти обнажил Палестину и Сирию, которые считал вне всякой опасности. Следствием этого было то, что возмутившиеся из-за невыдаваемого им жалованья гассанидские вспомогательные войска, недолго думая, умертвили Серия, наместника императорского, в его резиденции, сильной крепости Цезареи, и небольшие отряды трех мусульманских полководцев могли вторгнуться, не встречая нигде особого сопротивления, в южную Палестину. Несколько тысяч греков, на которых они наткнулись к югу от Мертвого моря, были рассеяны без особого труда, после чего арабы заняли пограничные полосы до Газы на Средиземном море и до гор Хауран на северо-востоке. Между тем Абу Бекр не дремал и посылал к своим все новые подкрепления, в том числе, между прочим, самостоятельный отряд под предводительством Абу Убейды, так что вся сирийская армия мало-помалу достигла численности 24000 человек. Несмотря на это, Амр, который в качестве старейшего из четырех принял главное начальство, все еще не решался двинуться далее в глубь страны. Действительно, дугообразная линия длиною в 45 немецких миль, по которой расположились войска арабов начиная от Газы, вокруг Мертвого моря, до крепости Востры, была слишком растянута, а тут еще, как узнал он, Ираклий собирал большое войско на севере под предводительством брата своего Феодора. Таким образом, положение разбросанных отрядов мусульманских могло стать довольно критическим. Осторожно, как и подобало старой лисе, Амр отступил от Газы к оконечности Мертвого моря, лишь только пронюхал об угрожавшей ему опасности. Тут мог он спокойно оставаться, восстановив непосредственную связь со своими тремя товарищами, и выжидать новых подкреплений, о присылке которых усердно хлопотал в Медине.
Однако дело не терпело отлагательства: почти все наличные войска уже высланы были в Сирию, новое же ополчение трудно было собрать в короткий срок. Вследствие этого Абу Бекр решился на командировку из Ирака Халида Ибн Аль Валида с 3000 всадников. Отдать подобное приказание ничего не стоило халифу, так как он не придавал особенного значения персидской пограничной войне, да и тамошние обстоятельства не особенно ясно понимал, зато тем тяжелее было повиноваться Халиду. Но ослушаться халифа не приходило ему и в голову. Таким образом, не оставалось гордому герою ничего более, как исполнить неприятное поручение с тою беззаветной энергией, которая так часто выручала его из самых трудных положений и вела к новой победе и славе. Посланный халифа застал его у Айн Темра. Передав командование Мусанне, он быстро двинулся в поход в Ребии 113 (май 634) с предписанным ему числом испытаннейших своих бедуинов. Айн Темр лежит почти посредине узкой полосы, простирающейся между Евфратом и пустыней, от оконечности Персидского залива до большой излучины реки. Чтобы попасть отсюда в Сирию, надо было следовать по течению реки вверх или вниз до большой месопотамской дороги в Дамаск или же до проселочного пути между Ираком и Думат Аль-Джандаль. В обоих случаях пришлось бы описать громадную дугу, а между тем ему предписано было торопиться. И вот он предпочел неслыханный риск двинуться из Куракира, последнего колодца в области Евфрата, на Сува, вблизи Тадмора (Пальмира), перерезывая пустыню поперек. Это был переход в 5 дней и 5 ночей, в течение которых не было никакой возможности добыть хотя бы каплю воды. Благодаря принятым весьма мудрым мерам, которыми, говорят, он был обязан совету хорошо знакомого с пустынею некоего Рафи Ибн Умейра, из племени Тай, удалось забрать с собой без особого отягощения животных необходимое количество воды. В пустыне, как известно, ни дороги, ни следа: стоило войску заблудиться, и все погибло; но Рафи был надежный проводник и вовремя привел отряд в Сува. Отсюда легко было следовать через Тадмор по императорской дороге прямо в Дамаск; по пути произошла еще маленькая стычка с византийскими войсками, на которые арабы случайно наткнулись и которые чрезвычайно изумились, неожиданно встретившись с неприятелем так далеко на севере. Наконец Халид достиг Дамаска. В это самое время христианское население сирийской столицы праздновало Духов день (12 июня 634), но Халид, которому прежде всего надо было позаботиться о соединении с остальными четырьмя полководцами, произвел только маленькую рекогносцировку в плодородной долине, окружавшей город, тонувший в садах. Правда, по некоторым известиям, он уже и тогда завязал переговоры с начальником города
[176], но это не вполне достоверно. Во всяком случае, арабский военачальник быстро двинулся на юг и беспрепятственно достиг Востры, которую тем временем обложили Язид, Шурахбиль и Абу Убейда. Комендант крепости уже готов был согласиться на капитуляцию. Но было небезопасно оставаться здесь: византийское войско, зайдя с юга Палестины, могло легко отрезать мусульманам отступление в Аравию, поэтому Халид удовольствовался устными обещаниями коменданта и направился с тремя другими полководцами далее на соединение с Амром, который по-прежнему продолжал стоять неподвижно у южной оконечности Мертвого моря.
Главной квартирой византийцев в Палестине, как некогда и римлян, была Цезарея. Движение Амра на Газу выдало им намерение мусульман проникнуть в страну западнее Мертвого моря, поэтому греческое войско двинулось от Цезареи на юг, чтобы пресечь неприятелю дальнейшее движение вперед. Со своей стороны Халид — хотя старший годами Амр наружно и сохранял главное начальство над войсками — принял на себя, с обычной энергией, ведение войны. По первому же известию о приближении византийцев оставил он Газу и пошел им навстречу. При Аджнадейне (Иармуфе Ветхого завета
[177]), в трех с половиной милях на юго-запад от Иерусалима, оба войска встретились
[178] 28 Джумады I 13 (30 июля 634). Точных сведений о ходе сражения нет; оно кончилось поражением Феодора, который, оставив свое разбитое войско на произвол судьбы, сам поспешно бежать к Ираклию в Эмессу. Император, возмущенный, вероятно, поражением брата, отослал его в Константинополь, а сам направился в Антиохию, чтобы там руководить образованием новой большой армии из войск своих и армянских, между тем как остатки войск Феодора отступили за Иордан к сильно укрепленному Дамаску.
Весть о первой большой победе правоверных была последнею земной радостью Абу Бекра; вскоре по получении ее он отошел с миром. Несмотря на то что Омар не выносил Халида, он был слишком рассудителен, чтобы дать своим личным чувствам повлиять на ход кампании; наоборот, он даже повелел Халиду продолжать войну самостоятельно, а Амру приказал пока оставаться в Палестине и пожинать плоды только что одержанной победы. Вскоре после этого сражения сдалась Газа и другие города Иудеи. Затем мусульмане двинулись далее на север, заняли Неаполис (Сихем) и Себас-тию (Самарию). В то время как Амр доканчивал покорение Иудеи и земли самаритян, Халид направился в Галилею. Здесь наткнулся он у Бейсана (Скифополис, Бефсан) на отряд греческих войск, состоявший, вероятно, из остатков армии Феодора и присоединившихся к ним гарнизонов ближайших городов. Открыв шлюзы и спустив воду, греки превратили долину Иордана в болото; но, несмотря на это, арабам удалось отбросить их за реку и разбить наголову у лежавшего на другом берегу Фихле (Пелла) (28 Зуль-ка’да 13 = 23 января 635). После этого сражения город перешел в руки победителей, равно как и близлежащая Тивериада и многие другие местности, частью взятые приступом. И здесь окончательное покорение провинции Халид предоставил одному из своих подчиненных, Шурахбилю, сам же двинулся через землю Васан далее на север к Дамаску. Но в то время как летучие отряды его всадников делали набеги во все стороны и, как кажется, уже в январе 635 проникли на север до самой Эмессы, вдруг первого Мухаррема 14 (25 февраля 635) отряд из 4000 византийцев внезапно атаковал один из таких летучих отделов, состоявший под командою Халида Ибн Са’ида, тезки нашего Халида, близ Мерджас Суффар
[179]. Произошла горячая схватка, в которой пал сам Ибн Са’ид. Неудача эта замедлила продолжение военных действий дней на 14, в течение которых Халид, чтобы обеспечить себя от повторения подобных неприятных случайностей, вероятно, принужден был предпринять новые рекогносцировки по всем направлениям; после этого он обложил Дамаск (16 Мухаррем 14 = 12 марта 635), гарнизон которого не смел более выступать против арабов в открытом поле. Осада затянулась надолго; в деле крепостной войны мусульманам трудно было тягаться с греками, оставалось поэтому дожидаться того времени, когда в городе, в котором, впрочем, было немало запасов, наступит голодовка. Но и Ираклий далеко еще не покончил с организацией новой большой армии; скудость денежных средств замедляла набор, а он хорошо понимал, что для верного успеха необходимы превосходные силы. Поэтому он не мог и думать о походе для освобождения от осады этого важного пункта и пока должен был довольствоваться тем, что выслал вперед Вахана, прибывшего к нему с армянским вспомогательным войском, предписав ему прогнать отдельные летучие отряды в окрестностях Эмессы (май 635), а затем попытаться как можно чаще тревожить осаждающих, благодаря чему и произошла раз стычка в одной лощине по большой дороге из Дамаска в Эмессу. Хотя она и не имела особого значения, но заставила мусульман построить укрепление к северу от города, там, где дорога спускается с гор в равнину, дабы защититься с этой стороны от всяких нападений. Наконец в Раджабе 14 (август-сентябрь 635) пал Дамаск Есть основание полагать, что при сдаче города христианское духовенство, в высшей степени недовольное Ираклием за его церковные меры, играло более чем двусмысленную роль, хотя ввиду запутанности известий, говорящих то о капитуляции города, то о вторжении арабов в крепость силой, трудно восстановить истинный ход происшествий. Во всяком случае, жителям дарованы были необыкновенно снисходительные условия: с них требовалась лишь уплата подати: все церкви должны были остаться в неприкосновенном владении христиан. По взятии города Халид продолжал действовать по-прежнему: он оставил здесь с небольшим гарнизоном Язида, а сам пошел далее. Вахан, следуя приказаниям Ираклия, должен был отступать перед ним со своими армянами; таким образом, арабскому полководцу, подвигаясь на север между Ливаном и Антшшваном, удалось занять Баальбек, а может быть, и другие места. Народ везде встречал арабов дружелюбно; жители радовались, что избавляются от мелочных притеснений византийских чиновников, и на самом деле имели полное основание хвалить кроткое обращение мусульман. Что же касается их неизвестной религии, то едва ли она могла показаться им более противной, чем официальная ересь их бывших властителей. К сожалению, они забывали при этом, что прочна лишь та свобода, которой добиваешься собственными силами.
