— Так даже еще лучше, он сам сладкий, — ответил мужчина и сунул пузырек мне в руку. — Используй весь, здесь одна порция.
Он отодвинул засов и подтолкнул меня за порог, на холодную вечернюю улицу. Безлунное небо над Флоренцией подернулось рябью светло-лиловых и фиолетовых туч. Пронизывающий ветер обещал назавтра морозный день. Я побрел назад по узким улицам между двумя рядами высоких зданий и укрепленных особняков. Мимо чужих домов, где другие люди жили в мире и покое в окружении своих близких.
На следующий день в полдень Сильвано вызвал меня в столовую. Он сидел за столом, высасывая костный мозг из телячьих костей. В комнате стоял густой запах его мускусных духов, усиленный разгоряченным телом.
— Сегодня я жду посетителя, — сообщил он.
Я ничего не ответил. Мой взгляд метался по комнате в поисках тяжелого шелкового мешка. Его нигде не было. Сильвано отбросил кость и почесал острый выпирающий подбородок там, где кончалась борода.
— Важного посетителя. Очень важного. Но, к величайшему сожалению, этот посетитель будет разочарован.
Я прикусил язык и посмотрел на Сильвано.
— Дело обстоит так, — продолжил Сильвано ядовитым тоном, — что я вынужден возвратить ему солидный задаток. — Он обратил ко мне свое лицо, острый нос его вздрагивал, словно вынюхивая скрытую правду. — Я весьма недоволен!
— Синьор?
Я крепко сцепил за спиной руки, чтобы чувствовать, что я еще здесь, живой, что я по-прежнему тот самый Лука.
— Я очень сердит! Одну из моих девчонок нашли мертвой сегодня утром, девчонку, за которую он мне заплатил! — сказал Сильвано, его взгляд, казалось, прожигает меня насквозь. — Что тебе об этом известно, мой умный Бастардо?
— Откуда мне что-нибудь знать, синьор?
Я так сильно замотал головой, что даже в груди раскатисто задребезжали трещотки; может быть, это страх толкал мне сердце, играя им, как кошка лапой, прежде чем съесть несчастную мышь. И мне подумалось: а что, если страх способен убить? Тогда он откроет мне тяжкий путь к свободе, которым прошли Марко, Ингрид и даже Массимо. Я спрашивал себя, решит ли смерть, что я заслужил жестокой кончины за то, что я присвоил ее права в отношении Марко и Ингрид.
— Откуда тебе знать? Может, лица на фресках в Санта Кроче подсказали тебе что-то, пока ты столько времени их рассматривал! — протянул Сильвано. — А может, кто-то в Санта Феличита сказал тебе вчера? — Тонкими чистыми пальцами он взял с тарелки еще одну кость, неторопливо высосал ее и пустую бросил на тарелку. — Думаю, ты много чего знаешь. И думаю, ты что-то скрываешь. Думаю, у тебя много секретов.
— Нет, синьор, — шепотом повторил я.
— Я очень хорошо разбираюсь в людях, Бастардо, вот почему судьба мне благоволит, — самодовольно ухмыльнулся он. — И сдается мне, что ты умнее, чем хочешь казаться. Есть у тебя кое-какие мыслишки, недаром ты не спишь по ночам и думаешь. Мне это не нравится.
— Я постараюсь больше не думать, синьор, — дрожащим голосом выдавил я.
Сильвано хохотнул.
— Я не желаю больше терять ценных работников. Мы же не хотим разрушить нашу дружную семью, верно, Бастардо?
Я ничего не ответил, и тогда он запрокинул голову и зарычал на меня, оскалив зубы, точно бешеная собака.
— Я потерял целое состояние из-за смерти этого ребенка! Это недопустимо! Под угрозой моя репутация человека, который может исполнить любое желание клиента! И ты как-то приложил к этому руку! Я знаю, что ты заходил к ней в комнату и кормил конфетами. У меня нет доказательств, но я буду следить за тобой. Очень пристально. Отныне будешь сидеть дома. Без прогулок, — заявил он. — Не знаю, куда ты пошел после Санта Феличита, но больше ты туда не пойдешь.
Я понурил голову, пряча глаза, чтобы он не увидел в них слезы и злость. Сердце мое ныло от тоски по Ингрид, которую мне больше никогда не увидеть. И что-то в обвинениях Сильвано придало ее смерти завершение. Он больше ничего не сказал, и я попятился к двери.
— И вот еще что, Бастардо! — окликнул он меня с порога. Сильвано встал и ударил кулаком по столу, так что зазвенели тарелки.
— Я выясню, что ты знаешь и что скрываешь. Я раскрою твои тайны. Все до единой!
ГЛАВА 4
Время ползло медленно и однообразно. Дни превращались в месяцы, а те сонно перетекали в года. И слова Марко принесли свои плоды. Я привык к работе. Человек ко всему привыкает, если одно и то же продолжается достаточно долго. И только однажды моя работа принесла мне что-то приятное. Как-то раз дверь распахнулась, и на пороге появился постоянный клиент — высокопоставленный член гильдии меховщиков и скорняков, своей грубостью он превосходил даже кондотьеров, которые бывали в моей комнате. Он бросил на меня похотливый взгляд и вдруг схватился за левое плечо, тяжело задышал и со стоном упал на колени. Глаза его дико блуждали, изо рта на бороду капала пена. Я наблюдал за происходящим с кровати. Поры на мясистом лице расширились, пот ручьями бежал по лицу, стекая на пол, к которому он прижался одной щекой.
— Помоги мне! — выдохнул он. — Помоги мне, мальчик!
Он говорил с сильным деревенским акцентом, и я пожал плечами: мол, не понимаю. Затем я встал и отодвинул тяжелую багровую бархатную штору, изготовленную для турецких гаремов, но Сильвано приобрел их для своего заведения. Все-таки публичный дом — это идеальное место для попрания законов, регулирующих расходы.
[26] Треугольник яркого желтого света разрезал пополам лицо клиента. Летний день клонился к вечеру, рынки уже закрылись, и близился ужин — самое горячее время для нашего ремесла, когда спрос особенно велик. Меховщик дважды дернулся, как будто он давится, и его вырвало. На полу осталась лужица зеленоватой желчи. Бледные губы еще шевелились, в солнечном луче над его головой кружились пылинки, но голоса было не слышно. Я опустился рядом с ним на пол и, обхватив руками колени, сидел и ждал. Со смертью я был на дружеской ноге и уже чувствовал ее приближение, когда она подкрадывалась исподтишка, как к Ингрид, или шумно врывалась, как к Марко, или являлась под личиной живого человека в образе Сильвано.
Меховщик начал корчиться и застонал.
— Позови Сильвано, — задыхаясь, выдавил он, немного приподнявшись.
Затем снова упал, шлепнувшись на пол, как рыба о пирс. Лицо его побагровело, затем снова сделалось бледным, и его еще раз вырвало. Я почувствовал скверный запах, и он затих. Я ждал. Я научился ждать, в этом бездушном пустынном темном замке я напитался жестокостью и страданием. Я смотрел, как треугольник света сползает по телу меховщика, пока последний кончик не свернулся, как скорпионий хвост, на его торсе, в то время как голова уже сползла на пол. Потом он лениво уполз в золотистую щель под дверью.
