Пойми, Джейн, мы все, и джентри, и высокородные дворяне, боремся за внешний блеск, за власть, богатство и драгоценности. Больше всего мы стремимся к власти, потому что она придает некую значимость нашим жалким и хрупким жизням, прежде чем их отнимет болезнь, злая судьба или беспощадное время. Мы совершаем ошибку. Бороться нужно не за власть, не за собственные страсти и необузданные желания, а за то, чтобы сохранить жизнь тем, у кого нет ни власти, ни могущества, а есть только воля к жизни. Мы должны сражаться за тех, кто не может это сделать сам.
Наступило долгое молчание.
— Мой славный рыцарь в сияющих доспехах оседлал белоснежного боевого коня, — наконец заговорила Джейн, желая поддразнить Грэшема, хотя его слова задели девушку за живое. — Посмотри, не испачкался ли белоснежный конь во время битвы? Скольких человек ты убил, Генри Грэшем? Скольких из них ты вспоминаешь во время бессонных ночей, когда думаешь, что тебя никто не видит, или когда бормочешь во сне имена, не дающие тебе покоя? Ты действительно знаешь, за что сражаешься? И смогут ли Джон и Мэг жить в мире в грязной хижине, жалком подобии дома?
— Значит, Джон и Мэг получат хоть и маленькое, но право распорядиться своей жизнью. — Голос Генри звучал на удивление невыразительно. — Они также смогут выжить, сохранив толику достоинства.
— Он прав, госпожа.
От неожиданности Грэшем и Джейн подскочили со своих мест. Никто не заметил, когда Манион зашел в комнату. Несмотря на огромный рост, он передвигался бесшумно, словно кошка.
— Мы пользуемся радостями жизни, когда можем, и сражаемся, когда вынуждены это делать. Речь идет не о победе, а о выживании. — Манион наполнил вином кубки. — Пейте и наслаждайтесь, пока живы, потому что покойники не чувствуют вкуса вина и ничто для них уже не имеет значения. Поэтому цель игры — остаться в живых. Только и всего. Для мертвецов навсегда закрыты и радости, и печали грешной жизни.
Джейн посмотрела на Маниона, а затем перевела спокойный взгляд на Грэшема.
— Значит, по мужской философии выходит, что ради сохранения собственной жизни можно оправдать уничтожение целого народа? А как же быть с Мэг, Джоном и их потомством?
— Вряд ли до этого дойдет, — беспечно заявил Манион, усаживаясь на стул и отхлебывая эль из кружки, которую он принес для себя. — Только короли думают, что после их смерти погибнет вся страна, и поэтому убивают свой народ, чтобы продлить царствование. Вот почему им нужны такие люди, как сэр Генри, которые служат монархам и выполняют за них грязную работу, удерживая их в узде, и главная забота сэра Генри состоит в том, чтобы не убили слишком много народа. Ублюдки вроде Эссекса и Кейтсби считают, что их слава зависит от того, сколько людей они утащат за собой на тот свет. Забудьте, скольких человек убил сэр Генри, и лучше спросите, скольких он спас.
— Женщины думают по-другому, — задумчиво ответила Джейн. В камине потрескивал огонь, отбрасывая красные и желтые отблески на лица сидящих кружком людей. — Мы вынашиваем в себе будущее и не считаем, что после нашей смерти жизнь заканчивается. Скорее, женщины видят в себе средство к продолжению жизни.
Наступила неловкая пауза, во время которой не имеющий детей Грэшем сосредоточенно рассматривал огонь в камине.
— Ладно, — изрек он наконец, — по крайней мере один из нас свою миссию выполнил. Послушай, старина, при таком количестве ублюдков, которых ты наплодил, у нас, несомненно, есть будущее. Только не дай Бог, если они все пойдут в своего беспутного папашу.
Старая шутка объединяла всех троих не из-за особого остроумия, а просто потому, что ее обычно произносили, когда требовалось разрядить обстановку.
— Ты осознаешь опасность, которая тебе грозит, если удастся проникнуть к папистам? — заговорила после долгого молчания Джейн. — Сесил убьет тебя, если узнает, что ты жив и здоров и продолжаешь заниматься своим делом. Паписты убьют тебя, если догадаются, что ты охотишься за их проклятыми тайнами. Правительство сначала прикажет тебя убить, а уже потом станет задавать вопросы, если у него возникнет малейшее подозрение о твоем участии в заговоре. Ты и так запятнал себя дружбой с Рейли, оставшись в числе его немногочисленных союзников.
— Я всегда стремился к популярности, — спокойно ответил Грэшем.
— Я не шучу, — прервала его Джейн. — Если ты ввяжешься в этот заговор и с помощью Фелиппеса проникнешь в стан католиков, ворота откроются только в одну сторону. Пути назад не будет, и никто не знает, что ждет тебя впереди.
— Люди устроены природой так, что должны идти вперед, а не оглядываться назад, — философски заметил Грэшем. — Вот почему глаза у нас находятся спереди.
— Значит, этот Трэшем проведет тебя в их логово?
— Фрэнсис Трэшем — именно тот, кто нам нужен. Я это чувствую. Он наша единственная надежда.
Грэшем с трудом сдерживал готовое прорваться наружу нетерпение. Его осведомители сообщили, что Кейтсби еще путешествует, но что бы он ни задумал, ему необходимо быть в центре событий, происходящих в Лондоне. Кейтсби должен руководить мятежом и координировать действия его участников, даже если главное событие произойдет в Хертфордширском лесу, где его величество будет охотиться на оленя. Еще есть время, но сколько именно, знают лишь Всевышний и Кейтсби.
Вскоре пришла еще одна новость: Фрэнсиса Трзшема видели в Лондоне, и теперь остается только организовать его похищение.
В Сайон-Хаусе, лондонской резиденции графа Перси, царило напряжение. Граф, обычно находившийся в спокойном состоянии духа, занятый науками, сегодня пребывал в дурном настроении. Слуга, явившийся на яростный звон колокольчика, робко топтался у двери. Генри Перси, девятый граф Нортумберлендский, с годами стал глуховат и нерасторопен, сохранив при этом способность впадать в неистовство по любому поводу, которая наблюдалась у него с раннего детства. Настроение графа менялось мгновенно, как по мановению волшебной палочки. Его часто называли колдуном, но не из-за внезапных и необъяснимых приступов ярости, а по причине собственного невежества. В простых научных опытах Нортумберленда окружающие усматривали признаки черной магии и отказывались верить, что знания можно накапливать и приумножать без вмешательства божественных или дьявольских сил.
Рейли был союзником графа и получил в награду смехотворный судебный процесс, где его обвинили в государственной измене и бросили гнить в Тауэре. Другие представители так называемой «Школы ночи»
[5] погибли при скандальных обстоятельствах, как это случилось с Китом Марло, или просто канули в неизвестность. Граф Нортумберлендский остался в одиночестве. Его власть на севере, в ужасном краю дождей, туманов и воров-карманников, осталась непререкаемой и даже усилилась благодаря возможности приблизиться к английскому трону, на который уселся шотландский король. Разумеется, ни король Яков VI Шотландский, ни король Яков I Английский не в состоянии прекратить разбойничьи набеги на границе с Шотландией, но это вообще никому не под силу. Во всяком случае, граф Нортумберлендский уверен, что при нынешнем короле ему не придется возглавлять английский авангард в бою с нарушившей границы шотландской армией. Теперь угроза исходит не с севера, а из Лондона, но от кого именно, сказать пока трудно: то ли от этой мерзкой туши, Якова I, правящего народом, с которым род Перси враждовал веками, то ли от скрюченного калеки Роберта Сесила.
