— Они говорят искренне? — начал герцог без всяких предисловий. — Я о тех двух умниках и пяти-шести дураках, присланных для переговоров со мной.
— Искренне, милорд, — отвечал Грэшем, — ибо действительно хотят мира. Англия сейчас не готова к войне. И они останутся искренними, пока у них есть надежда, хотя в душе они не верят, что вы заключите мир или даже имеете такие полномочия.
— И вот наконец, — ответил герцог, помолчав с минуту, — вы здесь, Генри Грэшем! Молодой незаконнорожденный дворянин, танцующий с королевой Англии, один из испытанных агентов Уолсингема, храбрый авантюрист, сражавшийся за Англию в Кадисе, ученый со странной репутацией, человек сказочно богатый, переживший попытку Дрейка его убить… И все это время он, говорят, был испанским шпионом? — Герцог снова помолчал с минуту. Грэшем едва заметно улыбнулся. — Человек, который раз в неделю посещает мессу, нет, не сейчас, но это делалось годами, с большим риском, и чья преданность вере превосходит его преданность, по его мнению, порочному государству… Человек, чьи донесения считаются в числе самых важных и секретных из тех, что отправляют во дворец Эскорнал, и некоторые из них пересылают мне. И этот человек вынужден поступать во вред Испании, например, подкупать старшего оружейника в Лиссабоне, стремясь заслужить доверие английских хозяев и прежде всего еретика Уолсингема. В самой Испании уже говорят шепотом об этом молодом человеке как о тайном испанском оружии. А настоящее имя этого человека известно лишь королю, одному из его секретарей и с недавних пор мне.
Генри Грэшем поклонился в знак согласия. Он испытал сейчас удивительное чувство облегчения: ему не надо было больше притворяться.
— И этому человеку нужен пропуск в Испанию, — сказал он. — Чтобы покончить с обманом и присоединиться к Армаде. Я прекрасно знаю английский флот и приемы Дрейка. Я должен стать советником герцога! — Для него наступал решительный, поворотный момент в жизни. Он совершил бы непростительную ошибку, уехав сейчас отсюда, ничего не добившись.
— А вы слышали — ваш Уолсингем скончался? — спросил герцог.
Выражение лица Грэшема не изменилось.
— Не слышал, милорд. Но этого ожидали, — сказал он.
Герцог Пармский испытующе посмотрел в глаза Грэшему.
— Мы побеседуем с вами. И вы мне все расскажете, — промолвил он.
— Мне есть о чем рассказать, милорд, — подтвердил Грэшем. Ни один из них не заметил небольшого отверстия между досками пола, не прикрытого ни ковром, ни циновкой, а также не услышал легкого шороха внизу, как будто кто-то снизу подслушивал их разговор.
Глава 9
26 мая — 6 августа 1588 года
Портлендский поход
— Какого черта меня занесло на этот поганый испанский корабль? — осведомился Манион. — Чего я тут стою среди паршивых испанцев? Чтобы драться за их проклятую Испанию? Да я всех их ненавижу, не то что вы!
Они стояли на палубе «Сан-Сальвадора», не замечая волнения моря. Незнакомые, экзотические запахи испанского корабля — кисло-сладкий аромат олив, острый запах дешевого вина, который сразу можно было отличить от запаха английского пива, ароматы пряностей и зелени — заставляли англичан чувствовать себя чужими на его палубах. Здесь не бывало так, чтобы капитан корабля иногда сам помогал подчиненным, как, например, Дрейк. Здесь старших и младших разделяла глухая стена и существовала враждебность между рядовыми и офицерами.
— Ты сам сделал свой выбор, — заметил Грэшем, которого огорчали невзгоды его друга. — Ты ведь знал: это должно случиться, я должен буду оказаться здесь.
— Вы уверены, что с деньгами все в порядке? — спросил Манион, все время боявшийся, что измена Англии сделает их нищими.
— Я же говорил, — ответил Грэшем устало, — деньги в безопасности. Может быть, ты слуга изменника, но не слуга бедного изменника. А вот как с девушкой? Ты уверен, что ей ничего не грозит?
— Не больше, чем этот чертов корабль, — проворчал Манион. — Она знает, где и когда она должна быть. Ей заказано место на корабле, притом на хорошем. У нее есть деньги. Она знает, куда и к кому пойти, когда прибудет в Кале. Грэшему оказалось более чем неприятно сказать ей правду, прежде чем они отбыли во Фландрию.
— Вы будете опозорены, когда раскроется, что я испанский шпион, — сообщил он тогда.
— Но зачем же людям все это знать? — спросила Анна. — Почему не продолжить делать то же самое втайне? — Она впала в глубокое уныние, так как на глазах теряла вновь обретенную жизнь в мире двойного и тройного обмана и измен.
— Чтобы выполнить свой долг, — пояснил он, — я должен быть рядом с герцогом Мединой, стать его советником. А после этого я уже никак не смогу скрыть свою службу у испанцев.
— Сперва вы попросили меня предать Испанию, а теперь хотите от меня измены и Англии. Разве это честно? — Она готова была заплакать.
— Нет, не честно, совсем не честно, — отвечал Грэшем. — Но у меня есть мой долг. Я дал слово. Я хочу, чтобы вы выжили, вот и все.
Никогда еще на сердце у Грэшема не было так тяжело, как в то время. Он был почти уверен — он никогда больше не увидит Лондона, никогда не будет купаться в Озере Волшебного меча. Коллеги по совету колледжа будут злорадствовать по поводу его позора. Он велел Маниону побеспокоиться, чтобы Анна могла сесть на корабль до Кале, снял для нее жилье и назначил агента, прежде чем отплыть в Нидерланды. Он дал ей достаточно денег, чтобы купить небольшое имение во Франции и жить независимо. Сам он считал: найти хорошего мужа для красавицы вроде нее — только вопрос времени. Да отбоя от женихов не будет!
Они с Манионом оставили английскую делегацию во Фландрии якобы ради поисков мифического Жака Анри. На самом деле они сели на корабль до Испании. Он продвигался вперед медленно из-за сильных встречных зимних ветров, и Грэшем очень волновался из-за вынужденной задержки. На втором корабле они добрались до Лиссабона, причем погода была еще более скверной, и прибыли они за день до отплытия Армады.
— Ну, тут кое-что изменилось, — заметил Манион, когда они оказались в Лиссабоне. Герцог Медина Сидония сделал невозможное. Нынешний порядок и хорошее ведение дела являли яркий контраст с той обстановкой, которую они застали здесь прежде. В гавани стоял крупнейший в мире флот, готовый бросить вызов стихии.
Ирония состояла в том, что попасть на борт одного из кораблей Армады было почти невозможно. Корабли были окружены сторожевыми катерами для предотвращения дезертирства. С трудом Грэшему и Маниону удалось попасть на единственное доступное судно, попросив пропустить их на корабль с передачей — фруктами и вином для капитана «Сан-Сальвадора» от его жены, а потом, дав взятку, они получили разрешение занять места на его палубе. Паспорт, полученный Грэшемом от герцога Пармского, имел большую силу для испанских морских офицеров, но не имел смысла для неграмотных и невежественных охранников. Итак, они отплыли вместе с Армадой.
