— В первом акте пьесы действительно есть два недостатка: вы лишаетесь состояния, и дело может закончиться судебным иском. Что нужно сделать, чтобы устранить эти два недостатка? Надо, чтобы тот, кто станет вашим наследником, не мог быть подвергнут судебному преследованию, с одной стороны, и чтобы он был принужден переуступить вам ваше же наследство — с другой. Прекрасная комбинация, не правда ли?
Глаза Кольбера засверкали странным блеском.
— Кому нельзя предъявить судебный иск? Королю, конечно. И кто не может принимать дары ни от одного из своих верноподданных, будь тот хоть его крестным, хоть первым министром? Опять же король.
Кольбер выпрямился, обошел стол и, опершись сжатыми в кулаки руками на обшитую кожей столешницу, заглянул кардиналу в глаза.
— Отпишите все ваше состояние королю. Принять его он не посмеет и вам же все обратно и вернет. В таком случае это состояние уже будет не ваше: пройдя через руки короля, оно станет неоспоримым.
Тишину нарушало только прерывистое дыхание кардинала. С торжествующим видом Кольбер наблюдал, как старик напряженно обдумывал его новое предложение.
Наконец кардинал вздохнул и положил свою ладонь на руку Кольбера, опиравшуюся на стол.
— Любезный Кольбер… — только и вымолвил он.
Разомкнув веки и посмотрев в глаза Кольберу, Мазарини спросил:
— А вы уверены, что он откажется? Ведь казна пуста…
— Я располагаю слухами, что господин Фуке замыслил пару дней назад взять новый кредит. И тем не менее. Разве король не столь же тщеславен, сколь и корыстен? Людовик XIV желает править, ваше высокопреосвященство, а это чего-то да стоит.
Изумившись его дерзости, Мазарини задумался.
— Что ж, рискнем, господин Кольбер, — решился кардинал. — Передаю себя в ваши руки. Обговорите с Розом положения, которые необходимо приписать к завещанию. Я подпишу, как только окрепнет моя рука.
Кольбер отвесил поклон и собрался было уходить, но кардинал удержал его:
— Нет, составьте все сами, Кольбер, так, чтобы ни одна живая душа не узнала. Кроме королевы — она сумеет уговорить сына.
Довольный Кольбер снова поклонился.
— К вашим услугам, ваше высокопреосвященство, — с важным видом ответил он.
— А потом обсудим брачные договоры Гортензии и Марии. Боже мой, — прибавил Мазарини, будто обращаясь к самому себе, — как же все это тяжело, как тяжко, Боже мой…
Дверь захлопнулась, и кардинал понял, что Кольбер оставил его.
23
Дворец Мазарини — понедельник 28 февраля, пять часов пополудни
— А там кто?
Жюли наклонила голову к Габриелю.
— Там, — шепотом ответила она, делая едва уловимые жесты, — там принц Конде, а там княгиня Пфальцкая, она все никак не отойдет, с тех пор как Олимпия Манчини начала подкапываться под нее, чтобы прибрать к рукам интендантскую службу и управление прислугой королевы. Видишь, какая насупленная! А ту, с кем она разговаривает, зовут Луиза де Гонзаг, она супруга польского короля и бывшая подруга Сен-Мара. Гляди, позади нее герцог Вандомский. А это госпожа де Шеврез. Забавно, все бывшие сторонники Фронды собрались у кардинала, против которого учиняли заговоры.
Радуясь вместе с девушкой, Габриель смотрел на нее во все глаза.
— Откуда ты их всех знаешь?
— А вы как думали, господин начинающий комедиант, играть-то приходится перед придворными. А ремесленник, не знающий в лицо заказчика, никуда не годится. Сам ты пойдешь к сапожнику, если тот не знает размера твоей ноги?
Габриель покачал головой и улыбнулся. Облокотившись на балюстраду, проходившую вдоль площадки второго этажа над широкой передней, двое молодых людей беззаботно наблюдали из-за колонны за процессией званых гостей, которые, отстояв свадебную мессу в частной часовне кардинала, направлялись в залы для приемов.
— А когда назначено представление? — вдруг посерьезнев, спохватился Габриель.
— Время еще есть, — сказала Жюли. — Разве что тебя ищет господин Мольер, — шутливо прибавила она.
— Ты права, — ответил Габриель, — пойду узнаю, не нужен ли я ему.
И не успела Жюли его удержать, как он устремился к лестнице на первый этаж.
* * *
Внизу обстановка выглядела куда более впечатляющей — столько было кругом изумительных платьев и праздничных нарядов. Начиная от ливрей на лакеях, сновавших меж гостей, разнося прохладительные напитки, все сверкало богатством и роскошью. Габриель увидел чету новобрачных и шмыгнул в тень, к стене. Гортензия Манчини в пышном пурпурно-золотом платье, подчеркивавшем ее юную красоту, ибо ей было только пятнадцать лет, с гордым видом шествовала, томно опираясь на руку Армана Шарля де Ла-Порта де Ла-Мейерэ, час назад ставшего ее супругом.
— Они подписали брачные договоры сегодня утром в присутствии самого кардинала, — объяснила ему перед тем Жюли, — и взяли имя Мазарини; кроме того, они отныне будут носить герцогский титул, а он — еще и титул пэра, дабы продолжить род кардинала. Тот отписал им больше миллиона ливров, а еще коллекцию древностей и половину своего дворца, — с жаром перечисляла девушка, словно все эти дары обладали заразительным свойством распространяться и на других. — Говорят даже, будто кардинал готов сделать их своими единственными наследниками.
Габриель тогда промолчал, но это не охладило пыл Жюли, и она продолжала:
— Да будет тебе известно, кардинал предпочел сына маршала де Ла-Мейерэ Карлу Эдуарду Савойскому и даже Карлу II, нынешнему королю Англии! Хотя де Ла-Мейерэ вдвое его старше. И знаешь, почему? Потому что по матери, Марии де Кроссе, он внучатый племянник кардинала Ришелье. Таким образом Мазарини объединяет два рода и обеспечивает их продолжение в истории.
Следом за супругами шла одна из сестер Гортензии, Мария, взволнованная происходившей свадебной церемонией, возможно потому, что через несколько недель была назначена и ее собственная свадьба.
— Погляди, у нее тоже печальный вид, — сочувственно заметила Жюли. — Говорят, она страдает по королю, в которого безумно влюблена, да и он ее тоже любит, — прибавила она, делая ударение на каждом слоге. — А теперь ей придется ехать в Италию и выходить замуж за человека, которого она совсем не знает, — за Онульфа Колонну, неаполитанского принца…
Посмотрев на входную дверь, Габриель разглядел только кордон из внушительного вида гвардейцев. Раскатистый шум голосов заглушал звуки камерного оркестра, которым дирижировал низенький энергичный человечек: по словам Жюли, это был многообещающий итальянский композитор по имени Люлли,
[28] недавно перебравшийся во Францию.
