— Еще увидимся, херувимчик! — крикнул он на прощание, подбежав к дереву, где его покорно дожидалась лошадь, на которую он тут же вскочил. — А пока хорошенько подумайте и будьте осторожны.
Габриель с открытым ртом смотрел вслед удалявшемуся всаднику.
— Херувимчик… Так называл меня дорогой отец! Кто он такой, мой таинственный попутчик? Откуда он все знает? И от чего предостерегает?
Пока юноша терзался нескончаемыми вопросами, карета выехала на величественную аллею, ведущую к парадной лестнице замка Во-ле-Виконт.
Таинственный попутчик Габриеля, мчавшийся во весь опор по Меленской дороге, снял между тем маску и бросил ее на землю. Он был доволен и даже рад, что успел поговорить с Габриелем.
«Мальчишка невероятно похож на Андре, своего отца, — подумал Франсуа д'Орбэ. — Будем надеяться, первое предупреждение заставит его, по крайней мере, быть начеку!»
41
Мэнси — пятница 11 марта, пополудни
Выдающийся художник Шарль Лебрен,
[35] отвечавший за убранство замка Во-ле-Виконт, уже с полчаса мужественно терпел холод, стоя у ворот старинного монастыря Карм-де-Мелен.
Наконец со стороны Во-ле-Виконт, расположенного по соседству, появился экипаж, запряженный четверкой лошадей; он остановился возле здания, которое Никола Фуке выкупил в 1658 году у монахинь ордена кармелиток. Из экипажа вышел суперинтендант финансов, а следом за ним — Жан де Лафонтен и Габриель.
— Ну что, любезный Лебрен, как продвигаются наши дела? — осведомился Фуке, взяв художника под руку, чтобы остановить его долгий почтительный поклон.
— Прекрасно, монсеньор, наши ткачи каждый день творят чудеса. Во будет убран так, как вы того желали. К тому же у меня еще одна приятная новость. Производство наше идет своим чередом, так что смею вас заверить уже сегодня: в сроки мы вполне уложимся. Но кое-что хотелось бы показать вам прямо сейчас.
— Господин де Лафонтен, с которым вы знакомы, и этот молодой человек, он со мной, тоже мечтают побывать в вашем «улье». Откройте ваши мастерские, Лебрен, покажите нам свои чудеса.
Они вошли во внутренний двор монастыря, Габриель поразился царившему здесь оживлению и размеренной, четко отлаженной работе, сразу бросавшейся в глаза. Производство было поделено на мастерские и склады. «И впрямь настоящий улей!» — подумал юноша. В одном конце двора под навесом громоздились тюки грубой шерсти, завезенной из овцеводческих ферм королевства, поставлявших сырье высочайшего качества.
— На полную обработку шерсти нужно три дня и семь операций, — объяснял Лебрен. — К вашему сведению, монсеньор, из одного фунта
[36] хорошо обработанной шерсти получается три тысячи футов
[37] пряжи двойной крутки. Эта волшебная нить превращается в умелых руках наших мастеров в ткань, составляющую плоть и кровь гобеленов.
— Снабжение идет без перебоев? — осведомился Фуке.
— Поначалу, монсеньор, качество шерсти оставляло желать лучшего и тюки приходилось возвращать обратно на фермы. Но теперь, должен заметить, благодаря вашим угодьям на Бель-Иле поставки идут бесперебойно. Ваши фермеры стараются выбирать самые тучные пастбища, — ответил Лебрен.
После красильни гости направились в картонажные мастерские. Там гобелены расписывали путем зеркального наложения рисунка на ткань — размер в размер. Лебрен очень гордился голландскими умельцами, которых он нанял по случаю, о чем ничуть не жалел: они мастерски копировали его живописные полотна, точно перенося их на ткань.
— Взгляните, монсеньор, — с гордостью сказал художник, показав на огромный картон, разложенный на широком столе. — Это портьера, ее эскизы я вам демонстрировал.
Фуке склонился над этим чудесным творением рук человеческих.
— Я восхищен вашим талантом, сударь. А белка посреди картона просто очаровательна — действительно тонкая работа. С нетерпением буду ждать, когда ее перенесут на шелк и хлопок, — это будет подлинным украшением Во.
Габриель тоже был поражен. Три сотни мастеров, все как один, казалось, четко знали всю последовательность действий. Работа была отлажена до тонкостей, как в балете, особенно у ткачей, под чьими пальцами, с удивительной ловкостью переплетавшими нити на ткацких станках, возрождались творения знаменитого живописца. На складах-хранилищах Габриель с удовольствием и восхищением разглядывал и ощупывал сложенные в кипы готовые гобелены, ожидавшие отправки в Во. Здесь-то Лебрен, улучив минуту, и заговорил со своим покровителем о деле, которое представлялось ему довольно щекотливым.
— Монсеньор, вчера я велел передать отчет господину Кольберу по его требованию, но…
— О чем речь? — прервал его Фуке. — Какой еще отчет?
— Мне это тоже показалось странным, — продолжал управляющий, с облегчением почувствовав, что может говорить прямо. — Господин Кольбер потребовал у меня полный отчет о производимых работах. Я потратил два дня на то, чтобы составить подробную, точную опись наших запасов, список мастеров с подмастерьями, кому какое жалованье положено и сколько у нас станков. Я думал, вы все знаете.
— Ни сном ни духом! — вспылил Фуке. — Куда Кольбер сует свой нос? Я здесь хозяин и надеюсь им остаться. Вам не следовало выполнять его требование, не поставив меня в известность.
Габриель стоял неподалеку и ловил каждое слово их разговора. «Так-так, значит, Кольбер продолжает свои происки: сначала Мольера опорочил, теперь взялся за министра — ну и прохвост, сам черт ему не брат, орудует без зазрения совести», — с отвращением подумал он.
— Наши подозрения подтверждаются, — сказал Лафонтен. — Раньше он действовал от имени кардинала, но сегодня, после смерти его высокопреосвященства, вы просто не можете допустить подобных махинаций. Господин суперинтендант, — продолжал баснописец, отводя Фуке в дальний угол склада, — когда вы наконец поймете: этот коварный плут Кольбер делает все, чтобы вас погубить? Уверен, это он уговорил умирающего Мазарини намекнуть королю, чтобы тот упразднил ваше министерство, и с одной-единственной целью — отрезать вам путь к власти. Вы слишком добры, вернее, с вашего позволенья, слишком наивны. Необходимы ответные меры!
Фуке растерялся, услышав о дерзкой выходке Кольбера, посмевшего распоряжаться в его собственном доме. «Лафонтен прав», — решил Габриель, все так же тихо стоявший и сторонке. Взгляд его упал на рисунок, скопированный с герба Фуке. «Вот уж действительно белка набросилась на змею», — вздохнув, подумал он.
— Любезный Жан, конечно, вы правы, — после долгого раздумья сказал суперинтендант, взяв своего друга под руку и направляясь вместе с ним к Лебрену, оставшемуся стоять посреди помещения. — Я незамедлительно попрошу аудиенции у его величества и все улажу. И с королевой-матерью повидаюсь. Благо она, как вы знаете, чувствует ко мне расположение. К тому же надо оговорить с нею срок одного платежа, так что воспользуюсь этим предлогом, расскажу ей обо всем и попрошу совета.
