Габриеля, для которого приоткрылась лишь часть покрова, окутывавшего его детство, била дрожь. У него закружилась голова.
— Но почему? — в изумлении спросил он. — Зачем?
— Сейчас объясню, только дай время, — остановил его отец, — мы так долго этого ждали, мы оба…
Старик подробно рассказал о том, как ему жилось все эти годы в Лондоне, чем он занимался, в каких краях побывал по торговым делам, а потом стал расспрашивать сына о делах семейных.
Слушая, Габриель разглядывал убранство комнаты, стараясь запомнить каждое ощущение, запах, шорох, каждую деталь меблировки. Сколько раз представлял он отца в неведомой обстановке, чаще всего фантастической! Окружающая простота убранства и очаровывала его, и поражала.
Рассказ Габриеля о том, как он бежал в Париж от родного дядюшки-деспота и как поступил на службу к Мольеру, изрядно позабавил Андре — он был счастлив узнать, что его отпрыск оказался отнюдь не робкого десятка. Они еще долго не могли наговориться, стараясь наверстать то, что упустили за пятнадцать лет.
Юноша подробно рассказал отцу о том, как оказался в столице и как благодаря своей невероятной находке угодил в круговерть странных, поразительных событий и обстоятельств, которые в конце концов и привели его в Лондон. При упоминании о Никола Фуке и Франсуа д'Орбэ Андре де Понбриан улыбнулся. Габриель, сгоравший от любопытства, пытался расспросить его о Тайне и о загадочном обществе четырнадцати ее хранителей, но, к своему разочарованию, слышал одни и те же туманные ответы. А ему хотелось знать как можно больше.
— Не пытай меня, сынок, — сказал Андре. — Только посвященным открыты правила нашего общества и суть текста, который мы храним. Ты и так в опасности, тебе и без того известно слишком много. Баррэм, верный мой друг, рассказал мне о бумагах, которые ты ему показывал.
Старик пронзил юношу стальным взглядом.
— Что ты сделал с этими бумагами?
— Они здесь, в Лондоне, у меня в багаже, — ответил Габриель.
— Мой экипаж в твоем распоряжении. Немедленно поезжай за ними и сразу возвращайся. — Потом вместе отобедаем, тем более что нам еще о многом нужно поговорить.
Габриель ушел, сгорая от нетерпения узнать наконец тайну.
— Возвращайся скорее, — напутствовал его старик. — И будь осторожнее.
55
Лондон, дом Андре де Понбриана — пятница 22 апреля, девять часов вечера
Вернувшись к отцу, Габриель застал его за работой в конторе на первом этаже. Вид у Андре был усталый.
— Какое счастье, сынок, что ты быстро обернулся! — радостно проговорил Андре де Понбриан.
— Вот, — ответил Габриель, вручая ему пухлую сафьяновую папку гранатового цвета со знаменитыми бумагами. — Я нашел ее в будке суфлера у нас в театре.
— Сейчас поглядим, — сказал Андре, надевая пенсне. — Да ты садись, сынок, на это понадобится время.
Он извлек из папки пергаментные листы и стал тщательно их просматривать, раскладывая бумаги в отдельные стопки на широком столе красного дерева, служившем ему конторкой. Габриель с восхищением наблюдал за отцом, приглядывался к нему, стараясь заново открыть его для себя. Понемногу он узнавал в нем знакомые манеры и черты, воскрешавшие в его памяти смутные картины из далекого детства.
— Вот так, — наконец сказал старик, потирая глаза. — Как видишь, я разложил бумаги на три категории. А это… — прибавил он с волнением в голосе, указывая на отложенный в сторонку пергамент, — это тот самый документ, который Наум продал Мазарини. Тут на обороте есть моя приписка с моей же подписью — ее ты и узнал.
Андре де Понбриан провел дрожащей рукой по шершавому пергаменту. Потрясенный, Габриель молча наблюдал, как отец старался побороть переполнявшие его чувства.
— Если б ты только знал, что значит для меня этот листок бумаги, — еле слышно пробормотал старик. — Да что там для меня — для будущего всего мира! И вот именно ты возвращаешь его мне…
Сделав над собой усилие и оторвавшись от воспоминаний, он жестом остановил Габриеля, предвосхитив его вопрос об остальных документах.
— А здесь… — продолжал он, указывая на другую стопку, — здесь совсем простые коды, их еще называют итальянскими. При дворе они известны уже давно, поэтому ими перестали пользоваться еще во времена Фронды, когда коды оказались расшифрованы. Насколько я знаю, таким же кодом пользовалась и Анна Австрийская в тайной переписке. На первый взгляд, как я погляжу, это официальные бумаги. Чтобы их расшифровать, много времени мне не надо. Наконец, вот здесь финансовые ведомости — они составлены так, чтобы их не смог прочесть ни один непосвященный. Это своего рода скрытая бухгалтерия — в ней спрятаны хитроумные финансовые махинации, которые его высокопреосвященство проделывал ради собственного обогащения. Смотри, — сказал Андре, пододвигая к сыну следующую пачку бумаг, — тут показано, как ловко взимались тайные ввозные пошлины в Монтеро и Морэ, и все через подставных лиц, наймитов кардинала.
— Теперь понятно, почему так взбеленился Кольбер со своими подручными! — воскликнул Габриель.
— Тот, кто потерял или спрятал эту папку в твоем театре, наверняка знал, что в ней находится, — продолжал Андре. — Но вернемся к бумагам, зашифрованным итальянским кодом. Дай мне пару минут, и я переведу эти бумаги — здесь, как видно, нотариально удостоверенные акты. И речь в них, похоже, идет об очень важной государственной тайне.
Только сейчас, когда отец доставал из ящиков стола странные четырехгранные линеечки, испещренные числами, а потом проставлял эти же числа, только в разном порядке, на разложенных перед ним бумагах, Габриель наконец понял, что за папка волею случая попала к нему в руки.
«Теперь ясно, почему весь мир против меня», — подумал юноша, которому не терпелось узнать правду.
— Господин де Понбриан, вы сидели на настоящей пороховой бочке! — воскликнул после долгого молчания старик, довольный своей работой.
Андре встал, обошел вокруг стола и показал пергамент Габриелю — тот сгорал от нетерпения, пока наблюдал за отцом, изумление которого возрастало по мере того, как он расшифровывал бумаги.
— Итак, перед нами, во-первых, официальное свидетельство о браке, заключенном между Анной Австрийской и его высокопреосвященством кардиналом Мазарини! Понимаешь, сынок? Попади эти документы в руки фрондеров или их сподвижников, думаю, французское королевство постигли бы неисчислимые бедствия. Тем более что этот код — детская забава для всякого, кто мало-мальски сведущ в криптографии!
Габриель был потрясен. Конечно, подобные слухи ходили по всему Парижу, но никто и подумать не мог, как на самом деле просто было заполучить свидетельство о тайном браке между матерью короля и первым министром.
— Но это ничто по сравнению с письмом, приложенным к свидетельству.
Габриель был как на иголках.
— О чем же оно? И от кого?
