* * *
Через некоторое время в дверь к Габриелю постучал д'Орбэ.
— Я уже почти собрался, — сказал юноша. — К тому же вещей у меня с собой немного!
— Я обо всем распорядился. Через полчаса внизу будет ждать экипаж без опознавательных знаков, он отвезет вас в Париж.
— А потом? — спросил Габриель. — Я надеюсь повидаться с Луизой де Лавальер и попросить у нее…
— Сядь, — велел Франсуа д'Орбэ юноше, удивленному неожиданному обращению на «ты».
— Как ты, верно, догадываешься, положение очень серьезное, — продолжал архитектор, присев на кровать. — Фуке, похоже, не сможет выйти целым и невредимым из этой переделки. Вместе с его падением рухнули надежды твоего отца и наших собратьев. На прошлой неделе в Риме я созвал коллегию наших советников. Мы обсуждали последнее предложение суперинтенданта. Он просил принять тебя в наше братство в случае, если с ним случится беда.
— Меня?!
— Да, — с улыбкой продолжал д'Орбэ. — Он считал, что ты вполне достоин продолжить дело твоих предков. Вопрос очень важный, и я должен задать его тебе, Габриель. Готов ли ты тоже стать хранителем Пятого Евангелия? Хватит ли у тебя сил посвятить этому всю жизнь, а в случае необходимости пожертвовать ею, как поступил твой отец? Согласен ли ты уже завтра, если понадобится, поменять имя, образ жизни, оставить родину и друзей без всякой надежды обрести все это снова? Хорошенько подумай, — торжественно добавил он.
— Я согласен! — после недолгого раздумья ответил юноша. — Что мне теперь делать?
Д'Орбэ глубоко вздохнул, достал из кармана камзола пакет и передал Габриелю.
— Здесь все, что тебе нужно знать о братстве и о заведенных у нас правилах. Выучи наизусть и потом уничтожь.
Габриель крепко сжал в руке пакет.
— А теперь я сообщу тебе волю нашего друга. Тебе придется уехать, Габриель, далеко и без промедления.
— Далеко?
— Да, — подтвердил архитектор. — Ты отправишься в Новый Свет.
Габриель поднял на него изумленный взгляд.
— Ты не ослышался, — продолжал д'Орбэ. — Тебе придется уехать в Америку! Мне поручено передать тебе этот пакет лишь в том случае, если ты согласишься и, главное, если я сочту, что Тайна святого Петра действительно под угрозой. Арест Фуке и опасность, которой мы с тобой здесь подвергаемся, вынуждают меня требовать от тебя немедленного ответа. Не думал я, что события будут развиваться с такой быстротой… В общем, отныне тебе хранить нашу Тайну. Людовик Четырнадцатый тоже знает о ней. Он может попытаться завладеть ею и уничтожить. Теперь понимаешь, почему я тороплю тебя с отъездом?
— Я готов! — ответил Габриель.
— Вот и хорошо. Ни о чем не беспокойся, — сказал д'Орбэ. — Я только что отправил в Нант нарочного. В субботу в порту тебя будут ждать и посадят на корабль в Америку. В Новом Амстердаме
[51] тебя тоже встретят. Что до денег, недостатка в них у тебя не будет, — таинственно прибавил д'Орбэ.
Лицо Габриеля омрачилось.
— Но я не хочу уезжать так скоро! Я не успел отомстить за отца. Кольбер еще не поплатился. Я только отсрочил месть и…
— Я сам этим займусь, — прервал его д'Орбэ. — Всему свое время. Не бойся, кара настигнет его. Твои дела сейчас куда важнее.
В порыве чувств архитектор молча обнял юношу. Габриель подумал, что они больше никогда не увидятся.
— Почему бы вам не отправиться вместе со мной? — спросил юноша.
Д'Орбэ печально улыбнулся.
— Мое время служения Тайне заканчивается. В Америке ты найдешь себе товарищей помоложе. Таково одно из требований нашего братства. Ты все узнаешь, когда прочтешь бумаги, которые я тебе передал.
Не теряя больше ни минуты, архитектор повел юношу за кодексом, спрятанным под куполом замка.
— Держи, — сказал он, передавая Габриелю бесценный сверток. — В коробке лежит письмо от Фуке, только прошу, прочти его лишь после того, как окажешься на корабле. Потом сразу уничтожь. Тогда ты узнаешь все о тайне Пятого Евангелия!
Пока слуги укладывали дорожный сундук Габриеля, д'Орбэ прощался с юношей.
— Будь предельно осторожен, мальчик мой. Сегодня вечером ты стал звеном в великой цепи, которая ни в коем случае не должна оборваться! А теперь в путь, — со слезами на глазах сказал он на прощание, — и знай, твой отец гордился бы тобой!
Когда экипаж, рванув с места, миновал решетчатую ограду замка Во-ле-Виконт, Габриель подумал: нужно увезти Луизу с собой в Америку!
84
Во-ле-Виконт — среда 7 сентября, одиннадцать часов вечера
Франсуа д'Орбэ оглядел потолок в большой передней и перевел взгляд на карниз, где под барельефом с изображением Близнецов помещалась потайная панель. Архитектор размышлял о долгих месяцах, в течение которых он тайно и упорно искал знаки, в конце концов убедившие его, что благой и неповторимый случай действительно представился: смерть Мазарини, молодость Людовика XIV, талант Фуке. Где же он просчитался? Что упустил из виду или недооценил, если такой случай обернулся сокрушительным провалом? Архитектор терзался от глухого гнева, на глазах у него даже навернулись слезы, и вдруг ему представилось, что башни Во, великолепные виды замка, искусно отделанные решетчатые ограды, белокаменная облицовка, сад, парк и купол — все это чудовищных размеров памятник над могилой, где упокоилась надежда, которой если и суждено возродиться, то, вероятно, не раньше, чем через сотни и сотни лет. Долгие месяцы ломал он голову, трудясь над этим дивным проектом — лучезарной ратушей, вокруг которой должен был вырасти город, новая столица королевства, где все будут равны и каждый станет жить сообразно с божественным учением… Долгие месяцы он наблюдал, как в душе суперинтенданта зрела и крепла страсть к Во. Д'Орбэ управлял этой страстью, украшал замок в угоду Фуке. Не мог же этот жалкий интриган Кольбер все в одночасье разрушить! Конечно, не мог, — пытался он утешить себя.
«Впрочем, какая теперь разница».
На мгновение на его лице мелькнула горькая, болезненная усмешка.
«Какая разница? Кольбер верно все рассчитал. Ударил в самое больное место…»
* * *
Д'Орбэ вышел на погруженную в ночную мглу террасу. Стояла духота будто летом, ни малейшее дуновение ветерка не рябило казавшуюся зеркалом гладь водоемов, в черную бездну которых канула его мечта.
«Может, просто еще не пришло время», — подумал он, и гнев в его душе снова сменился отчаянием.
Вскинув голову, он спросил себя: где сейчас может быть кодекс?
— Габриель, — прошептал он.
Вспомнив это имя, он почувствовал некоторое облегчение.
