— С чего вы взяли?
— Не хотите отвечать?
Я задумалась. Надо же, я и сама толком не поняла, почему, а
он уже почувствовал.
— Черт его знает. Способ убийства, жертвы — вроде
случайные люди, друг с другом не связанные. Но… — Я принялась вертеть в руках
ложку, не поднимая глаз на Ковалева, но ощущая его взгляд. — Сама не знаю,
что меня смущает, но в этой истории есть что-то.., что-то… — я с трудом нашла
слово, — ..не правильное. — Светка была глубоко несчастным человеком,
довольно экзальтированной особой. Но идиоткой она не была. Эта ее дружба с
Агнессой и Паисией…
— Пациентками психушки?
— Паисия оказалась в больнице уже после гибели Светки.
— Конечно, у нее же были видения.
— Светка что-то искала, — упрямо повторила
я. — Точнее, кого-то.
— Если я вас правильно понял, вы считаете, что маньяк у
нас непростой. То есть убийства преследуют какую-то цель?
— Вот именно.
— Тогда все еще запутаннее, потому что цели я не вижу.
— Если мы займемся жертвами, узнаем о них побольше,
может быть, цель и появится.
— Смею вас уверить, что следствие…
— Следователь рассуждает так же, как и вы: есть две
сумасшедшие бабы, чьи показания в расчет лучше не брать, убитая тоже была не в
себе, достаточно взглянуть на стены в ее доме… Все — полный бред, на который не
стоит тратить времени. А между тем за обращением Светки в «Белые облака»,
дружбой с Паисией, а затем ее внезапным охлаждением к ней что-то есть. Паисия
не считает Агнессу святой, даже напротив, приписывает ей дурное влияние на
Светку, а сама Агнесса сказала, что если будет о дьяволе помалкивать, то он
забудет о ней.
— А дьявол — это наш маньяк? — вздохнул Ковалев.
— Почему бы и нет?
— Тогда тетку надо тряхнуть как следует, и мы будем
знать, где его искать.
— Вот видите! А вы удивлялись, почему я хочу еще раз с
ней встретиться.
— Расспросы о Петрове вряд ли что дадут. Но чтобы
сделать вам приятное, я готов убить на разговор с его бывшими соседями вечер.
Это все же лучше, чем болтовня с чокнутой бабой. Она и до утра подождет. Едем?
* * *
Общежитие, где некогда проживал Петров, выглядело довольно
сносно. По крайней мере, снаружи. Три девятиэтажки, объединенные пристройками,
в которых располагались магазины, ателье и парикмахерская. Во дворе детская
площадка и небольшая стоянка для машин. К общежитию № 2, к тому корпусу, что в
центре, вела асфальтовая дорожка. По обе ее стороны — клумбы. Сейчас они
выглядели уныло: земля еще не просохла, и по этой причине мусор, накопившийся
за зиму, не убрали.
Железная дверь подъезда открылась с трудом. Я ожидала
увидеть вахтера, но просторный холл был пуст, если не считать детских колясок.
— Общага семейная? — спросила я.
— Вообще-то официально нет, не семейная. Но с жильем
туго, время идет, народ обзаводится семьями, как-то приспосабливаются, —
пояснил знающий проблемы города мой «оруженосец». Даром, что ли, он участковый.
Четыреста тринадцатая комната находилась на четвертом этаже.
Лифт работал, на этаже чисто, на окнах в коридоре тюль и цветы в нарядных
горшочках. Комнату теперь занимала семейная пара. Веснушчатая девушка лет
двадцати с ребенком на руках нашему приходу не обрадовалась. Муж на дежурстве,
она ничего не знает, комнату им выделили официально, а вещи бывшего жильца
забрал его друг, живущий на шестом этаже. Вот и вся информация.
Потратив минут пятнадцать, друга мы нашли. Он коротал время
в компании молодых людей: они играли в шахматы в холле и пили пиво.
— Вы из прокуратуры? — спросил он, не
поинтересовавшись нашими документами. — Я с вашими уже разговаривал. Васин
моя фамилия. Олег Васин.
Его приятели к нашему появлению вообще интереса не проявили,
мы отошли к окну, где стоял диван. Васин устроился на нем и нам кивнул:
— Садитесь. К себе не приглашаю. Жена мальчишку
укладывает, зубы у него режутся, по ночам не спим. Хоть вовсе в коридор
переселяйся. Вовкины вещи у меня, надеемся, может, родня какая объявится. Там
одежда и магнитофон. Больше ничего.
— Вы его хорошо знали?
— Вовку? Да как вам сказать… Здесь он жил всего
несколько месяцев. Говорил, что сирота, вроде родители погибли, когда он в
школе учился. Рос с бабкой, она тоже умерла. В нашем городе у него подруга
жила, к ней после госпиталя и приехал, но чего-то у них не заладилось. Короче,
он тут без дела болтался, пьянствовал, даже за драку в милицию угодил. Ну,
стали разбираться, что да как, выяснилось, что парень воевал, а после ранения
остался не у дел, даже жилья не имеет, точно бомж. Вроде бы сам из Воронежа, но
вам это лучше знать. Короче, дали ему комнату здесь. А у него характер
неуживчивый. Да и пил, конечно. Когда он однажды драку тут затеял, я его как-то
успокоил, увел от греха, ну и вроде бы подружились мы после этого. Иногда пиво
вместе пили или в шахматы играли. Он вообще парень неплохой был. На жизнь
обиженный, оттого и чудил. Не очень-то ласково она с ним обошлась.
— Вы знаете, при каких обстоятельствах он погиб? —
спросила я.
— Какие обстоятельства? Запил он и пропал. Когда пять
дней прошло, я забеспокоился. Ну а потом нашли его.
— Кто опознал труп?
— Не знаю. Я не ездил. Я в то время в командировке
находился. Узнал потом от своих, что нашли его, всего изрезанного. Наверняка
пьяная драка. Он, когда пьяный, совсем без головы был. Как заорет: «Я — герой,
вашу мать!» и ну рубаху на груди рвать… Видно, нарвался на каких-то придурков.
— Петров где-нибудь работал?
— Нет. Жил на пенсию. Он ведь на инвалидности после
ранения, а пенсия неплохая, и если б не пил… Знаете, у него крыша здорово
ехала. То вроде ничего, а то хоть караул кричи. Где-то за месяц до того, как он
погиб, вдруг приходит ко мне трезвый и заявляет, что за ним следят. Я, конечно,
не поверил. Но он свое гнул. Несколько раз говорил…
— Но вы не поверили?
Васин взглянул на меня с недоумением.
— Слушайте, кому это надо? Хотя… — Он нахмурился и
замолчал.
— Хотя что? — спросила я.
Васин вскинул голову, посмотрел с печалью.
— Он ведь воевал. Выл в «горячих точках». Может, кто-то
затаил обиду, нашел его здесь и… Всякое бывает.
— Он с вами такую возможность не обсуждал?
