— Ты очень разумный человек. А делать глупости ты не
пробовал?
— А чем я сейчас занимаюсь? То-то… Так что о разуме
молчи лучше.
— Ладно, — вздохнула я. — Нас ждет
энциклопедия черной магии.
— Профессор же подтвердил: нет такого ритуала. Зачем
тебе энциклопедия?
— Светке же она понадобилась…
Мы приступили к изучению, разделив стопку листов пополам.
— Чушь какая-то, — время от времени бурчал
Ковалев. В общем, я была с ним согласна.
Часов в двенадцать Ковалев отправился в ванную, снабдив меня
постельным бельем. Я пошла выпить чаю и столкнулась с ним в дверях. Он был в
джинсах и расстегнутой рубашке. И тут же поправил ее на груди, точно скромница
гимназистка, но я успела заметить шрам, который шел из подмышки и рассекал весь
бок.
— Что это? — кивнула я.
— Ерунда.
— Ерунда так не выглядит. Можно взглянуть?
— Нельзя, — посуровел он. Я закатила глаза, а он
задрал рубаху и сказал:
— На, любуйся!
— Давно это было?
— Успел забыть. Если у тебя есть шрамы, самое время их
продемонстрировать.
— Бог миловал, — развела я руками.
Шрам не был старым. Возможно, он так ответил, потому что не
желал распространяться о том, как его заработал. Возможно даже, что шрам, то
есть ранение, от которого он остался, было причиной его увольнения из армии.
Далеко не все любят рассказывать о своем героическом прошлом.
Я сменила Ковалева в ванной, а когда покинула ее, дверь в
кухню была закрыта, свет не горел. Я устроилась в постели, выключила свет и
принялась разглядывать потолок. Если быть до конца честной, я была уверена, что
долго он не выдержит и вскоре появится в комнате, вот и ждала. Но не дождалась.
* * *
Утром я проснулась, потерла глаза, сладко потянулась и стала
прислушиваться к звукам из кухни. Алексей Дмитриевич, вне всякого сомнения, уже
встал и теперь готовил завтрак. Я решила, что, возникнув перед ним в пижаме,
особого урона его скромности не нанесу. На всякий случай взглянула на себя в
зеркало. Все-таки следует умыться. Заспанная красавица тоже восхитительна, но
лучше быть во всеоружии. Поэтому я сначала прошла в ванную, а уж потом
заглянула на кухню.
— Кашу есть не буду, — честно предупредила я.
— Кашу буду есть я. Кстати, доброе утро.
— Доброе, — ответила я и плюхнулась на стул.
— Руки мыла?
— Чем таким я занималась ночью, чтобы мне с утра руки
мыть?
— Жаль, что девчонок в армию не призывают. Тебе бы
пошло на пользу.
— Да? И чему полезному меня бы там научили?
— Кашу есть по утрам, например. Тебе я приготовил
яичницу. Держи. — И он поставил передо мной тарелку. — Кстати,
сколько тебе лет?
— Ты же видел паспорт. А потом, что за вопросы задают
мужчины в этом городе? Ты уже второй за неделю.
— А первый кто, твой Павел?
— Не называй его моим, пожалуйста. Мы делили постель по
необходимости, но даже не коснулись друг друга.
— Невероятно стойкий парень.
— Ты тоже.
— Сравнила! Он лежал с тобой рядом, а я на раскладушке
в кухне.
— Кстати, я бы не возражала, реши ты составить мне
компанию. Или я на твой вкус старовата, потому ты о возрасте и спросил?
— Я спросил о возрасте, потому что вдруг подумал: ты
вполне могла бы быть моей дочерью.
— А тебе сколько?
— Сорок шесть.
— Ух ты… Твоему телу любой двадцатилетний позавидует.
Как ты с такими достоинствами умудряешься выглядеть побитым молью участковым,
для меня загадка.
Выражение глаз Ковалева совершенно не изменилось, он лишь
насмешливо улыбнулся. Но потом, в течение дня, я ловила на себе его
внимательный взгляд, точно он ко мне приценивался или пытался отгадать некую
загадку. Чувствовать его рядом было приятно и тревожно одновременно, и это тоже
сбивало с толку.
Мы пили кофе, когда у меня зазвонил телефон.
— Ланочка, доброе утро. Не разбудил?
Я едва не взвизгнула от радости: звонил Марк Абрамович
Иоффе, друг моего деда, и надеюсь, что и мой тоже.
— Рада вас слышать! — сказала я с чувством и
поинтересовалась, как прошла рыбалка.
Марк Абрамович с энтузиазмом рассказывал минут пять, потом
посерьезнел и спросил:
— Ты ко мне заезжала не просто так?
— Каюсь, — вздохнула я.
— Тогда жду сегодня у себя дома в любое удобное для
тебя время. Работы накопилось, так что я весь день за письменным столом.
— А если мы приедем через полчаса?
— Буду рад. А кто это мы?
— Мы — это я и мой друг.
— Надеюсь, у вас с ним самые нежные отношения? Тебе
пора замуж.
— Я уже была замужем.
— Неудачная попытка не считается. Приезжайте, жду.
— Поедем? — спросил Ковалев, торопливо убирая со
стола.
— Конечно.
Марк Абрамович жил в бывшем дворянском особняке в самом
центре города. После революции особняк отдали под коммуналки, оттого дом много
лет именовали Вороньей слободкой. Не одно поколение граждан, пройдя через
коммунальный рай, воспитало в себе стойкое отвращение к совместному быту, а
заодно и к соседям. В семидесятых годах прошлого века отцам города стало стыдно
за этот оплот незабвенных персонажей Зощенко, и здание отдали под студенческое
общежитие. Через десять лет после этого оно приобрело такой вид, что его совсем
было решили снести. Но власти вдруг одумались. Особняк отреставрировали, и в
бывшем дворянском гнезде появились вполне благоустроенные квартиры. Дом
приметили люди с деньгами, первый этаж купил банкир, второй — генеральный
директор какой-то крупной компании, и строение стало выглядеть образцово.
