На кладбище успели выставить оцепление. Гризли стоял рядом
со своим джипом и хмуро смотрел в мою сторону. Надо бы сказать парню, что
вожделенных денег они не получат. Я бы на их месте думала не о деньгах, а о
том, что за два убийства придется отвечать перед законом, но в ту минуту мне
было не до Гризли. Я села в свою «Ауди» и не спеша поехала к дому Ковалева.
Ключи от его квартиры были у меня в кармане. Я собрала свои вещи, вышла на
лестничную клетку; заперла дверь и посмотрела на ключи в своей руке. Что с ними
делать? Подумала и позвонила соседям. Дверь мне открыла девочка лет
одиннадцати.
— Передай ключи Алексею Дмитриевичу, когда он
вернется, — сказала я и быстро покинула подъезд.
Надо было уезжать. Но оставить город оказалось не так
просто. Я искала предлог задержаться здесь и поехала на квартиру к Светке.
Прошлась по комнате, встала у окна. «Имя, твое истинное имя знаю только
я», — прочитала вслух. Она знала, кто он, и заплатила жизнью. Как их пути
пересеклись вновь, я вряд ли узнаю. «Надо вернуть ключи ее матери», —
решила я. Но вместо того, чтобы отправиться к Валентине Ивановне, легла на
диван, разглядывала потолок и думала о Светке, о Ковалеве и о себе. А еще с
горечью о том, что теперь никогда не смогу грустить о Валерке, фантазировать,
мечтать, как мы вдруг встретимся где-нибудь, когда-нибудь. Я даже лица его не
могла теперь представить, вместо лица — звериный оскал и запах крови.
— Придется мне это пережить, — вздохнула я. Но все
эти мысли перебивали его слова, которые я слышала вновь и вновь: «Ты поймешь,
что ошиблась». Да я бы свою жизнь отдала, чтобы ошибиться!
Не знаю, как долго я оставалась бы на диване, но из
оцепенения меня вывел звонок на мобильный. Я взглянула на номер и слегка
удивилась.
— Ты еще в городе? — спросил знакомый
голос. — Немедленно уезжай. И будь очень осторожна. На некоторое время
тебе лучше исчезнуть.
— Что случилось? — стараясь быть спокойной,
спросила я.
— Он сбежал.
— Сбежал? — В моем голосе было столько удивления,
что Павел Иванович, должно быть, подумал: я решила, будто он меня разыгрывает.
— Он очень ловкий, сукин сын. Немедленно уезжай. Это
приказ.
Я захлопнула крышку телефона и взглянула на часы. «Ключи
вернуть я обязана», — после минутного колебания решила я и направилась к
двери. На ходу позвонила Валентине Ивановне.
— Я хотела бы вернуть вам ключи. Можно я сегодня
приеду?
— Конечно, Ланочка. — Кажется, она что-то хотела
спросить, но передумала.
* * *
Через полчаса я покинула город, увидела заправку и свернула.
Притормозила и пошла к кассе. Расплатилась, а когда подходила к бензоколонке,
из-за нее вывернул парень в оранжевой куртке и бейсболке и задел меня плечом, я
дернула головой в сторону, уже сообразив, что произошло, но ничего сделать не
успела. И отключилась. Те, кто был рядом, вряд ли что поняли. Мужчина открыл дверь
машины и помог мне сесть. Потом сел сам. Обычная сценка, ничем не
примечательная.
…Я очнулась и сразу открыла глаза. Чувство было такое, точно
я вынырнула из глубокого темного колодца, и тут же вспомнила все. И похолодела
от ужаса. Я попробовала пошевелиться. Руки и ноги у меня связаны. И не просто
связаны — я не могла пошевелить ими. Я лежу на каком-то длинном столе из
металла. Он успел нагреться от моего тела, значит, я здесь уже долго.
Я попыталась приподнять голову, и тут же вспыхнула лампочка
прямо над моим лицом, ослепив меня на мгновение. Я зажмурилась, а когда вновь
открыла глаза, поняла, что рядом кто-то есть.
— Очнулась? — спросил Ковалев. Он сидел возле
стены и читал газету. Сложил ее аккуратно и отбросил в сторону. Поднялся и не
спеша подошел ко мне.
Мы в подвале или в гараже. Вряд ли меня кто-то услышит, даже
если я буду орать во все горло. Он об этом позаботился. А орать мне сегодня
придется. Долго. Очень долго. Пока не умру. Об этом он тоже позаботится.
Я покрылась холодным потом от таких мыслей и призвала на
помощь все свое мужество, чтобы не заорать прямо сейчас, не дожидаясь, когда он
приступит. И вновь подумала о Светке — о ее последних часах, о ее
беспомощности. В смерти мы наконец-то сравняемся. А еще очень злила собственная
глупость, что я так по-дурацки попалась в капкан.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил
Ковалев. — Извини, что пришлось связать тебя. Хоть ты и производишь
впечатление хрупкой девушки, но я знаю, устранить Стрекозу не доверили бы кому
попало. Я хочу поговорить с тобой, — наклонясь ко мне, сказал он. И я
совсем рядом увидела его глаза.
— О чем? — спросила хрипло.
— О Стрекозе.
— Он мертв.
— Ты видела труп? Ты его видела? Уверен, что нет. Тот,
кто оставляет метку на телах своих жертв здесь, в этом городе.
— Ты просто псих. — Я покачала головой, не находя
слов. — Что, не дает покоя слава убитого Стрекозы?
— Настоящий Стрекоза — это я, — сказал он с
печалью. Вздохнул и прошелся вдоль стола. Когда он отходил на несколько шагов,
я не могла его видеть. Его близость пугала, и вместе с тем мне необходимо было
видеть его лицо. — Когда-то у меня была та же профессия, что и у тебя
сейчас, — продолжил он. — И те, кому положено знать, знали меня под
этим именем.
— И ты оставлял метку на телах своих жертв?
— Мне бы это в голову не пришло, — усмехнулся
он. — Я хороший стрелок и своих жертв видел в прицеле винтовки.
— Не очень-то я понимаю…
— Я и хотел поговорить с тобой, чтобы ты все поняла. Но
для начала, если не возражаешь, я сделаю то, что очень давно хотел
сделать. — Он опять наклонился и поцеловал меня, а во мне все замерло от
отвращения. — Ты говорила, что любишь меня, — сказал он с горечью.
— Не тебя. Того, кем ты никогда не был.
— Я же предупреждал, ты ошибаешься.
— Тогда развяжи меня. И я тебе поверю.
— Хорошо, — подумав, ответил он. — Обещай,
что выслушаешь меня.
И в самом деле он развязал веревки. Я села и потерла
занемевшие руки, а он устроился на облезлом стуле возле стены.
— Я тебя слушаю, — сказала я, избегая его взгляда.
