Глава двадцать четвертая
– Хм-м… Это вещь дяди Джеймса, – сказала Элоиза. – Он ее, конечно, уже хватился, – она посмотрела на Бейтса снизу вверх. – Почему вы не разрешаете мне ее отдать ему?
– Понимаете, мэм, – начал Бейтс, – я даже не знаю, как бы вам объяснить, но он…
– Минуточку, шериф, – прервал его я.
– Конечно, – ответил Бейтс. Он был рад, что я решил вмешаться.
Я отложил тетрадь описи и неторопливо направился к Элоизе. Я встал прямо перед ней; некоторое время она пристально на меня смотрела, потом осторожно улыбнулась:
– У вас приятное лицо, – сказала она. – Мы ведь знакомы, правда?
– Да, пару раз встречались. Не разрешите ли вам помочь? – сказал я. – Я бы с удовольствием передал вашу тетрадь дяде.
– Дядя Джеймс к вам хорошо относится, – Элоиза продолжала улыбаться. – Вы пили с нами чай.
– Да, вы правы, – сказал я. – Очень любезно с вашей стороны, что вы меня не забыли.
Я протянул руки в перчатках, которые надевал, чтобы не испачкать книги. Элоиза взглянула на мои руки и хихикнула:
– Надо же, и вы в перчатках!
Я только сейчас заметил, что ее руки были затянуты в перчатки из тонкого кружева.
– Да. Так требуют правила хорошего тона, я ведь вышел в свет.
Элоиза глубокомысленно кивнула:
– Это правильно, – потом она попыталась заглянуть в комнату через мое плечо: – Дяди Джеймса нет за столом.
– Да, он отлучился на минутку, – я вдруг занервничал, прервался и набрал воздуха. – Если не возражаете, я с радостью передам ему тетрадь от вашего имени.
Она некоторое время это обдумывала, потом сунула мне опись:
– Да, так можно, вы ему нравитесь. А то некоторые не нравятся, и он не разрешает, чтобы они брали его книги без спроса.
– Нет, не разрешает, – согласился я и схватил тетрадь.
– Особенно не любит, чтобы их трогал Хьюберт, – Элоиза фыркнула. – Хьюберт ничего не ставит на место.
– Как нехорошо, – ответил я. Эти слова, сказанные ею в адрес ее мужа, меня заинтриговали. – Эту тетрадь Хьюберт тоже взял без спроса?
Элоиза посмотрела на меня и заморгала:
– А дядя Джеймс любит печенье, совсем как я. Он очень много его ест, – она взглянула на письменный стол. – Видите, я ему оставляла, и уже ничего нет. Надо будет попросить у Трутдейла еще. Может быть, на этот раз мне тоже достанется.
Тут она стремительно развернулась и исчезла с порога. Я хотел было ее догнать, но решил, что с таким же успехом можно гоняться за ветром в поле.
Бейтс закрыл дверь и повернулся ко мне с восхищенным видом:
– Вот это да, ловко вы ее обработали. А то я вообще не представляю, как с ней разговаривать.
– Да, пап, – сказал Шон. – Она точно чокнутая. Даже не понимает, что ее дяди нет в живых.
Вменяемая часть Элоизы это понимала, я сам ей об этом сказал. Но мне подумалось, что разум в ее голове был нечастым гостем.
Я посмотрел на опись в своих руках:
– Надо сообщить шерифу Берри, что тетрадь нашлась. Уж не знаю, где ее откопала Элоиза, но Канеша наверняка захочет снять отпечатки пальцев.
Бейтс выхватил мобильный и в одну секунду набрал номер. Я подошел к письменному столу и водрузил на него четвертый том. Ужасно хотелось открыть его и проверить, вписан ли туда «Тамерлан», но я не осмелился и решил оставить это до прибытия Канеши.
Глядя на тетрадь, лежащую на столе, я задумчиво перебирал в уме короткий, но загадочный диалог с Элоизой. Она упомянула Хьюберта потому, что нашла пропавшую тетрадь среди его вещей? Или это была просто бессмыслица, какой, похоже, была основная масса произносимых ею слов? Поисками ответа на этот вопрос я решил озадачить Канешу.
– Она идет сюда, – сказал Бейтс и захлопнул телефон.
Я собирался ответить, когда он жестом остановил меня и напрягся:
– Вы слышали? По-моему, кто-то кричал.
Он развернулся и выбежал из комнаты прежде, чем я успел что-то сказать. Вслед за ним мимо меня метнулся и Шон. Я посмотрел на Дизеля – кот сидел, выпрямившись, и таращился на дверь.
– Пошли, приятель, выясним, что там стряслось, – я направился вслед за Шоном и Бейтсом, следя, чтобы Дизель не потерялся по дороге. Теперь и мне был слышен шум: женский плач и мужская ругань.
Я подошел к лестнице и посмотрел наверх. Бейтс крепко держал Хьюберта Морриса. Тот пытался вырваться, но это было совершенно безнадежно, потому что мускулов в Бейтсе было фунтов на тридцать больше. При этом Хьюберт не переставал орать на жену, а та испуганно жалась к моему сыну.
– Сколько раз я тебе говорил не шарить по чужим комнатам? Психопатка, идиотка безмозглая! – Он повторял одно и то же на разные лады.
– Тихо! – рявкнули хором Шон и Бейтс. Эхо прокатилось по холлу и по обоим этажам. Хьюберт заткнулся – вероятно, от удивления.
– Вот и помалкивайте, – прорычал Бейтс у него над ухом и почти волоком стащил его вниз по лестнице, туда, где стояли мы с Дизелем.
Бедняга кот вжимался в мои ноги со всей силой, и я присел на корточки, чтобы его успокоить. Если ему не понравился этот скандал, то мне и подавно. Когда я снова поднял голову, Шон нес Элоизу на руках вверх по лестнице – надо полагать, к ней в комнату. Она перестала плакать, и это был, безусловно, хороший знак. Я надеялся, что она быстро оправится от криков Хьюберта – хорошо, если от одних только криков.
Я выпрямился, посмотрел на Хьюберта, которого по-прежнему крепко держал Бейтс, и спросил:
– Что все это значит?
Позвонили в дверь, и Бейтс жестом велел мне открыть. Хьюберта он отпускать не собирался. Я открыл дверь и увидел Канешу Берри.
– Здравствуйте, мистер Гаррис, – сказала она, входя в холл. Я тоже поздоровался, но вряд ли она меня услышала.
– Прикажите своему жандарму, чтобы он меня отпустил! – судя по голосу, Хьюберт был на грани истерики. – Я подам в суд на все управление за рукоприкладство. Хватит меня держать! – Он с силой дернулся, но Бейтс его не выпустил.
Канеша резко обратилась к своему подчиненному:
– Что здесь происходит, Бейтс?
– Миссис Моррис подверглась нападению, тут, на лестнице, – с каменным лицом ответил Бейтс. – Я вмешался и задержал мистера Морриса до вашего прибытия, мэм.
– Отпустите его, Бейтс, – сказала Канеша. – Погодите, мистер Моррис, я не разрешала вам уходить.
Хьюберт застыл на месте и повернулся обратно к Канеше:
– Уверяю вас, я не бил свою жену. Кричал на нее, да, не буду спорить, но ни разу не ударил.
– Тогда почему, когда я увидел вас с ней на лестнице, она держалась за левую щеку и говорила: «Пожалуйста, не надо меня больше бить»? И почему она кричала?
